Страница 5 из 61
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Пыжик знакомится с сыном важного индюка
Чижиха совсем потеряла покой. Ночью через каждый час просыпалась и лап-лап крылом — на месте ли сын. А Пыжик то и дело рвался из гнезда — «Летать! Только бы снова летать! Все равно куда!» — других желаний у него не было.
И мать, не откладывая, начинала поучать сына:
— Сиди спокойно и слушай, что говорит мама. Наше птичье государство самое большое на свете: все небо наше, все леса и сады. Но запомни главное — в людские гнезда нам, птицам, залетать нельзя.
Она указала крылом на двухэтажное здание, которое стояло в глубине сада, и окна его были широко раскрыты. Это был дом, в котором жил Коля Пыжиков, жили шахматы. Чижиха вдруг содрогнулась, крепко зажмурила глаза и чуть не свалилась с ветки. Из окна выскочил кот Василий и шмыгнул в траву. Уж она-то его хорошо знала. Это от его лап погиб отец Пыжика.
Кот вечно бегал по крышам и искал, с кем бы поцапаться. Одна щека у него была разодрана, на спине вырван клок шерсти, а на хвосте зияли боевые шрамы. Василий любил сквернословить, носил ухо набекрень, плевал сквозь зубы и, говорят, даже курил. И, хотя собственными глазами никто этого не видел, все верили. От такого пройдохи можно было ожидать чего угодно. Но самое страшное было то, что этот верзила любил обижать младших, показывать на них свою силу и храбрость. Ему бы за решеткой сидеть, да жаль — на котов законов не придумали…
Чижиха даже побоялась произнести его имя и только громко повторила:
— Туда нельзя!
Сказав эти слова, птичья мама совершила ошибку, какую делают все мамы на свете. Стоит любой из них сказать своему сыну: «Туда нельзя!», как он полетит именно туда, а не в другое место.
Чижиха очень волновалась. «Главное, — думала она, — чтобы моему Пыжику достались хорошие друзья, чтобы дурных примеров ему не подаваем».
А чижик вообще ни о чем не думал. Прыгая с ветки на ветку, с каждым днем залетал он все дальше от родного гнезда. Не хотел он дружить ни с чижатами, ни с сыновьями птицы синицы.
И вот сидел как-то чижик на ветке и скучал, соображал, чем бы таким заняться. Вдруг слышит, снизу какая-то странная песня доносится. Не то птичья, не то не птичья — слов не понять:
Посмотрел он, а по земле странная птица расхаживает. Крыльями не машет, шея голая, с клюва красный лоскуток свисает. Идет и под свою песню приплясывает.
Так и дергается весь, будто его лихорадка трясет. Не видал еще Пыжик такого существа.
А был это индюшонок, сын своего папы-индюка, по фамилии Берлыдуля-Берлыдан. Сам он, конечно, тоже носил эту фамилию и очень гордился ею.
Папа-индюк был важной птицей: возле самого дома вертелся, из хозяйских рук пищу принимал. И ведал он во дворе всеми птичьими песнями и полетами, хоть сам ни летать, ни петь не мог. Вот и ходил он по двору сердитый, важный, словно надутая до предела камера: толкни — лопнет. А какие бы сложные вопросы ни решал, всегда одно говорил: «Берлы, берлы», — и точка.
Индюшонок с виду был весь в отца, только совсем уж никаким делом не занимался. Шатался целыми днями по двору, приплясывал и на всех свысока поглядывал.
«Вот это красавец, — думал Пыжик. — А пляшет-то как ловко!» И он тоже попробовал поплясать на ветке. Но ничего не вышло.
«Вот подружиться бы с ним, тогда и скучать не пришлось бы», — подумал он и прочирикал:
— Эй-эй, приятель! Лети ко мне в гости!
Индюшонок остановился, посмотрел наверх, смерил чижика взглядом и отвечает:
— Бир-бир! Этого еще не хватало! Стану я к тебе на ветки летать. Может, еще мошек с тобой ловить?! Мы, индюки, не такие птицы, мы не летаем, не поем, только пищу клюем!
«Ишь ты какой! — подумал Пыжик. — Как интересно!» Спорхнул вниз, на землю. Поравнялся с индюшонком, пошел рядом. Ходит, пыжится, шею вытягивает, чтоб хоть сколько-нибудь на него похожим быть.
— Давно бы так, — сказал юный Берлыдан. — Если хочешь важной птицей стать, имей со мной дело!
— А какой ты породы? — спросил Пыжик.
— Индюшачьей! Я — индюк!
— Чендюк?
— Футы-нуты, не чендюк, а ин-дюк!
— Я и говорю — чен-дюк.
— Чепуха! — сказал индюшонок. — Ты даже говорить-то правильно не умеешь. Только чик-чик да чирик…
— А-а я умею летать, — робко похвалился Пыжик..
— Э-э, летать не модно! Надо танцевать!
— А как?
— Вот так Смотри и учись! — И индюшонок начал припевать:
Эх, и трясло же индюшонка! Чуть надвое не переломило Ноги он выше головы задирал, головой мотал, как пустым шариком. Пыжик не удержался и тоже пустился в пляс, а поскольку новой песенки не знал, запел свою старую:
Скоро вокруг танцоров пыль столбом поднялась, и плясали они до тех пор, пока Пыжик не свалился на землю.
— Ну как? — с трудом переводя дыхание, спросил индюшонок.
— Здорово! — сказал Пыжик. — Я еще ни разу так не плясал!
— Это что! Это — пустяки! — Вошел в азарт Берлыдуля. — Я и не такое знаю, я совсем по-заграничному могу!
— Давай! Давай! — в азарте заорал Пыжик.
Индюшонка еще сильнее затрясло, а из его клюва, как горох, посыпались иностранные слова:
Не выдержал Пыжик такого темпа и язык высунул, Берлыдуля все плясал, пока не грохнулся как подкошенный и закатил глаза.
— Умирает! Спасите! — запищал Пыжик и, набрав из лужицы воды, брызнул на индюшонка.
Берлыдуля и не думал умирать. Он отряхнулся, вскочил на ноги и сказал:
— Я, кажется, поставил рекорд по заграничным танцам!
— Конечно, конечно! — согласился Пыжик. Ему стало очень весело. — А что мы еще будем делать?
— Что еще? — переспросил индюшонок, но предложить ничего не успел.
Он вдруг радостно подпрыгнул, что-то берлыкнул и ухватил с земли пестрый лоскуток.
— Берлы-берлы! Смотри, какая красивая тряпочка! Это очень модная тряпочка! Мы, индюки, любим пестрые вещи! — Он тут же приладил ее к хвосту и спросил: — Правда, она мне к лицу!
Хвост был далеко от индюшачьей головы, и Пыжик ничего по этому поводу не мог сказать. Однако, чтобы не терять дружбы с индюшонком, пообещал:
— Когда у меня будет цветной лоскуток, я тебе его обязательно подарю.
— Если очень захочешь, сможешь мне сегодня подарить.
— Но у меня же нет.
— А я тебе покажу, где взять.
— Покажи!
И индюшонок потащил Пыжика к дому. Он показал на раскрытое окно и сказал:
— Там, в человечьем гнезде, много цветных тряпочек, даже заграничные есть! Достанешь — будешь мне первым другом!
— А разве туда можно? Мама сказала «нельзя!».
— «Мама, мама»! — передразнил его индюшонок. — Значит, ты — маменькин сыночек. Значит, ты — трус! Нет, я вижу, из тебя индюка не выйдет!