Страница 43 из 46
У школьного крыльца синим зеркальцем блестит лужа, вокруг неё ходят сизые голуби, и от их тонких красных лап остаются на снегу следы, похожие на перепутанные строки непонятных букв.
Но от Миргасимова каждого шага след такой глубокий, будто здесь не мальчик шёл, а медведь. Каждая впадина, едва вытащишь ногу, сразу заполняется водой, превращается в озерко.
Озёр этих по дороге в школу не счесть! Каждому хочется оставить свой след на рыхлом снегу. А Темирша решил посмотреть, какой глубины будет озеро, если он пойдёт не по дороге, а по обочине. Шагнул — и по колени провалился!
День сегодня какой-то удивительный, весёлый! И Фатыма-апа на крыльцо вышла, солнышку смеётся:
— Скорее, скорее раздевайтесь, разувайтесь, одежду хорошенько развесьте, чтобы высохла, и бегите на собрание. У меня сегодня хорошие новости.
В руках у неё газета, маленький листок, размером меньше «Пионерской правды», всего один только листок.
— Это боевой листок, — говорит апа, — фронтовая газета.
В газете портрет солдата с орденом на груди.
Миргасиму невдомёк, кто это. Абдулу-Гани человек этот тоже незнаком. Высокий лоб, красивые усы, длинные брови, светлые глаза. Но старшие ребята сразу солдата узнали.
— Да ведь это красавец Ахмет! — воскликнула Наиля.
Она не сказала «это Ахмет, отец Фаима».
«Спасибо ей», — подумал Фаим.
Отца своего он стыдился, никогда о нём не упоминал. Их разлучили лет пять назад, когда Фаиму было всего два с половиной года. Однако легенды о проделках этого ловкача всё ещё передавались из уст в уста по всей округе. Да и Саран-абзей не упускал случая попрекнуть племянника:
«Не слушаешься? Кончишь, как отец!» — и страшнее этого ничего не могло быть: отец сидел в тюрьме.
Историю Ахмета слыхал и Миргасим — в маленькой деревне люди всегда на виду. О каждом здесь помнят: знают, когда родился, на ком женился, чем отличился, прославил отчий дом или запятнал.
Были времена — заведовал красавец Ахмет в районном центре столовой и продовольственным магазином.
Поварам в столовой он говорил: «Когда будете варить мясо, прибавляйте побольше воды — если кому не достанется мяса, то ему достанется мясной отвар. Цена порции одинаковая, ибо суп мясной, но, когда станут требовать мяса, отвечайте: кому какое счастье! Одному досталось, у другого порция разварилась. Не нравится, вот фартук, вот поварёшка, иди становись на моё место! И вы будете всегда правы».
Продавцам в магазине советовал: «Если отвешиваете сахар, вешайте полной мерой, но предварительно немного намочите мешок. То же самое можно проделать с солью. Вашей вины в том нет, что сырые продукты становятся тяжелее, и таким образом и покупатель не в обиде, и вы при своих интересах. В крупу добавляйте песок или золу. Хорошая хозяйка хорошо моет крупу и никому от такой добавки не будет вреда. А плохую хозяйку пусть учит муж, если песок заскрипит у него на зубах. Вина тут её, он прав, а вы ни при чём. Ей будут кричать «неряха», а вам никто не скажет «воры», потому что отвешено было правильно».
Старший брат красавца Ахмета прозвище получил Саран, что значит «скупой», зато младшего, Ахмета, все называли Юмарт — «щедрый».
Особенно восхваляли доброту Юмарта друзья-приятели, те, что сами ни на какой работе долго не задерживались, а за столом посидеть любили. Хозяином Ахмет-Юмарт был хлебосольным, поскольку угощал не на свои, а на государственные денежки.
Жена его, прекрасная Зейнаб, утром ела халву, а вечером плов, сынок Фаим ходил в шёлковых рубашках, бархатных штанишках, сафьяновых сапожках…
Кончилась эта весёлая жизнь печально. Красавец Ахмет, по прозванию Юмарт, попал в исправительный трудовой лагерь, прекрасная Зейнаб с маленьким Фаимом приехала в деревню к Сарану-абзею. Оставила мальчика и направилась туда, где отбывал наказание муж. В дороге простыла и умерла.
И вот смотрите — портрет Фаимова отца во фронтовой газете, орден на его груди.
Фатыма-апа читает вслух письмо, которое вместе с газетой прислал в школу красавец Ахмет, Ахмет-солдат, Ахмет — отец Фаима.
— «…О сыне своём много думал, — читает Фатыма-апа, — горько было думать: «Фаим — сын вора». Может, и такой человек найдётся, кто скажет: «Фаим — вор, сын вора…» И я работал в исправительном лагере как зверь.
Зверски работал, имя сыну своему зарабатывал. А как услыхал, враги ступили на нашу землю, попросился на фронт.
Милость эту мне оказали, оружие доверили. Теперь сражаюсь. Если придётся, свою вину кровью смою, своей жизни не пощажу. Хочу, чтобы люди сыну моему когда-нибудь сказали: «Фаим — сын Ахмета отважного». Выше голову, сынок. Если суждено нам, сын мой, встретиться, отец дружбы твоей, поверь, будет достоин».
А за окном щёлкали капели, но Миргасиму казалось, будто это стучит-поёт сердце Фаима.
Зашуршал рыхлый снег по крыше; должно быть, пополз к краю. Так и есть — шлёпнулся вниз!
«Хорошо, что никто не стоял там, — подумала Фатыма-апа. — Надо будет послать старшеклассников сбросить снег с крыши».
А Миргасим жалеет, что не был там, куда шлёпнулась глыба тающего снега.
«Засыпало бы меня, завалило, а весной растаял бы и вместе с талым снегом побежал бы ручейком по полю, прибежал бы к речке, влился бы в море…»
Щёлкает, сверкает за окном, звенит капель.
— Весна нынче будет ранняя, — заметил дядя Рустям.
Он пришёл сегодня в школу, он поздравляет с радостной вестью Фаима.
— Похож ли сын на своего отца-героя? — говорит он. — Да, похож, особенно глаза.
— Отцу Фа-аима н-н-надо от-тветить, — произнёс Темирша. — М-мы напишем ему…
— Мы напишем, — перебил Зуфер, — «Уважаемый отец Фаима, твой сын способный, толковый мальчик, пишет лучше всех в классе, считает лучше всех в школе, только иногда…»
— Нет, нет, — перебил Миргасим, — не надо писать «иногда», больше этого не будет никогда. Правда, Фаим?
Когда человек счастлив по-настоящему, он всегда становится лучше, добрее. Наш Фаим был счастлив безмерно. Он сказал:
— Что я ребятам бесплатно списывать не позволял иногда? Клянусь аллахом, пусть теперь списывают задаром сколько хотят, всегда!
— А п-про н-носо-вые платки он н-ничего не сказал, — шёпотом молвил своему другу Фарагату длинноносый Темирша.
— Погоди, не всё сразу, — отозвался Фарагат и протянул Темирше свой платок.
— Мы получили радостную весть, товарищи, — сказал школьникам дядя Рустям. — Наш односельчанин, человек из нашей деревни, награждён орденом. Значит, хорошо он там, на фронте, свою работу делал. И нам тоже отстать нельзя. Вот и пришёл я к вам, товарищи, помощи просить. Сами знаете, самая пора золу, птичий помёт собирать. Пусть Фатыма-апа запишет, кто сколько вёдер обещает принести из дома.
— Мне и одного ведра дядя взять не позволит, — сказал Фаим.
«А ты нашу золу, со мной вместе, таскай», — хотел было предложить Миргасим, но дядя Рустям опередил его:
— Дядя не даст, говоришь? Ну, в таком случае назначаю тебя бригадиром. Ты будешь за весь свой первый класс в ответе. Согласен?
Фаим от радости даже немного растерялся. Первый раз в жизни не знал, что сказать.
И другие ребята тоже молчали, только переглядывались. Даже Фатыма-апа улыбнулась молча.
А Миргасим вдруг как закричит:
— Спасибо, дядя Рустям!
И весь класс подхватил:
— СПА-СИ-И-И-БО!
Председатель пожал руку учительнице:
— Вы хорошо воспитываете учеников, апа.
Миргасим чуть было не крикнул:
«Это не у Фатымы-апа, это у Асии научился я спасибо говорить».
Но председатель уже прощался.
— Надеюсь на вас, товарищи, — сказал он и ушёл.
Не побежишь ведь за ним следом про Асию говорить, про её «спасибо» и «пожалуйста».
«Ладно! Пускай председатель думает, что учительница такая воспитанная. Человек она всё-таки нашей семье не чужой. Брату Мустафе я обещал не обижать её…»
Глава сорок шестая. Фаим шлет посылку
Когда собирали по деревне подарки для солдат, дом Сарана-абзея обходили подальше. Но тут ведь случай такой необыкновенный — отец Фаима нашёлся!