Страница 54 из 66
В другой раз я зашел в домик к пожилым супругам, он был бывшим легионером. Они приняли меня, как своего ребенка. Меня смутило, с каким теплом меня встретили. Оказалось, что я похож на их единственного сына, который умер в моем возрасте… Не мог же я взять с них деньги!
Когда Маргарита Дюрас предложила мне роль коммивояжера в «Натали Гранже», я вспомнил об этих случаях. А потом отбросил это воспоминание, чтобы целиком выложиться в роли. Но мой опыт коммивояжера мне несомненно помог.
В юности мне приходилось сталкиваться с разными типами. Я общался с проститутками, уголовниками, шпаной. В Мё я торговал мылом вместе с каким-то одноруким бомжем, а также с другим типом, бывшим массажистом, настоящим психом, к тому же «голубым». Все это помогло мне в создании образов разных подонков в кино.
– В фильме Горетты «Не такой уж злой» вас, похоже, не оставил равнодушным ваш герой Пьер.
– В этом персонаже все удивительно связано с его детством. Оттуда в нем осталась некоторая червоточина. Если бы Пьер был законченным негодяем, или совершенным человеком, фильм не получился бы таким сильным! Но он злодей и одновременно жертва (администрации, законов, власти, денег). Вот это как раз больше всего и волнует. Фильм рассказывает о вымышленных вещах, но он использует подлинные факты. Как бы я стал действовать, попади в аналогичную ситуацию? Мне кажется, что реакция неизменно связана с воображением, когда выбираешь наиболее верное решение. Пьер решает прибегнуть к ограблениям. Но это подобно тому, как в детстве играешь в ковбоев и индейцев, в полицейских и воров, или когда притворяешься мертвым. Это все та же игра, все та же радость, все та же невинность. Я приближаю к себе моих героев не в зависимости от того, что они делают, а от того, что они могли бы сделать, сделать еще.
В тот момент, когда что-либо происходит, вы не можете быть судьей. И все равно идете к цели, даже если это так не кажется. Такого рода безотчетность помогает нам.
– Вы снимались с Марлен Жобер. Говорят, у нее тяжелый характер?
– Любой идеал может убить досужий слух. Скажем, о Марлен я слышал вещи, которые меня смущали. И это влияло на нее. Она не очень любила себя. Когда занимаешься актерской профессией, живешь очень быстро. За одну неделю приходится пережить вместе то, что при других обстоятельствах потребовало бы два года. Но с Марлен все стало предельно ясно и просто. Мы взаимно приручали друг друга. Мы здорово забавлялись!
– Похоже, что встреча с Клодом Режи, театральным режиссером, имела для вас важнейшее значение.
– С тех пор как мы встретились, я по-новому подхожу к своей работе. Я понял, что надо любить в себе не только лучшее, но и худшее. Для того чтобы любить других. То, что я сделал с Режи, обладает такой же силой, как и воспоминания о моих детских годах. С ним я ничего не боялся, я доверял ему.
– Вы о чем-нибудь сожалеете?
– Ни о чем. Действительно, ни о чем. Я многое не так делал в этой жизни. Но может быть, не очень многое. Хотя, конечно, бывают минуты сомнения. Когда все очень скверно, я спрашиваю себя: «Что от всего этого останется через два месяца?» Но я не мазохист. Я быстро прихожу в чувство. Никогда не надо сожалеть о чем-то. Если какие-то вещи мне не удаются, значит, на то есть причины. Надо выявить их и в следующий раз постараться все сделать лучше.
– Есть ли у вас любимая роль?
– Я их столько переиграл! У меня нет каких-то предпочтений, хотя мне очень нравятся роли, которые заставляют зрителей смеяться. А еще – нет ничего более сложного, чем сыграть какую-то хорошую историю любви, потому что убедительно играть любовь очень трудно, нужно передать почти невозможное.
– Что вы думаете об актерской профессии?
– В профессии актера замечательно стремление все сделать как можно лучше, это сказочное качество, и это также возможность во всем усомниться, так поступают Пикколи и Монтан. Макс Офюльс говорил: «Только в этой профессии я встретил столько смертельно раненных детей». Детство не имеет границ, оно ускользает от времени и пространства. Мы и в пятьдесят остаемся детьми. А актер – это вечный ребенок. Он очень раним, он ощущает сильнее других несовершенство этого мира с его одиночеством и страхом. Актерство – это также искусство трансформировать время.
– Верите ли вы в сверхестественное?
– На родине у меня все немного колдуны, и я тоже. Я твердо уверен, что я уже когда-то жил. По временам отрывки моей будущей жизни также являются ко мне в воображении…
…Я уже снялся в трех фильмах Бертрана Блие. И был полон решимости на этом не останавливаться, идти вместе с ним дальше вперед. Он из фильма к фильму стремится ко все большей ереси, к еще большему эпатажу общественного мнения. Он хочет оставаться опасным. И на этот раз Блие «выдал» штуку, над которой долго думал. В этом фильме он опять с сарказмом проходится по поводу «мужского начала», по его мнению, потерявшего былую силу и верховную роль в обществе. Во всех сферах жизни все сильнее начинает преобладать «женское начало», ведущее к деградации и краху. По мысли режиссера, общество, окончательно потеряв мужественность, стало похоже не просто на женщину, а на низкопробную шлюху, на трансвестита – бывшего мужчину с помадой на лице и в юбке.
Я не разделяю взглядов Блие. Мне просто хотелось принять участие в фильме, написанном и снятом быстро, «на французский лад». Мне надоело сниматься в коммерческих картинах, которые приносят огромные деньги, но принижают нас, актеров. Мне кажется, что сила «Вечернего платья» как раз в том, что фильм был снят в сжатые сроки. Если кино делается в срочном порядке, это гарантирует его подлинность. Кроме того, мне хотелось сняться быстро, чтобы довести до конца параллельный проект: «Лили – моя страсть», постановку спектакля с Барбара.
Что касается персонажа фильма – могу сказать также, что он очень близок мне, он находится в сфере моих духовных поисков. Я входил в разные шайки. Я бродяга. Я всегда иду навстречу людям. При этом подчас встречаешь странных субъектов. Но я был бы несчастен, если бы не жил в такой эклектике. В этом знак моей порядочности.
Вечернее платье – это честный разговор о любви. Главным в фильме является утверждение порядочности в чувствах. Это картина о любви (с ее замысловатым характером), о сексуальности (с ее ловушками), о людях, ищущих свой путь и заблудившихся.
Нужно научиться не испытывать стыда, видя правду на экране. Фильмы о гомосексуалистах всегда шокируют. Выходишь с просмотра, с таким ощущением, что только что получил оплеуху. Но если какие-то сцены в фильме Блие шокирует, так это не самоцель режиссера. У него во всех картинах идет постоянная борьба с табу. Но в них нет никакой грязи. И в итоге все всегда приводит к любви. Неизменно проявляются высокие чувства.
Еще в этом фильме замечательно выписаны диалоги. Возникает просто головокружение от текста. Каждые пять минут идет сногсшибательный диалог, произносимый с блеском абсолютно достоверной Миу-Миу и Мишелем Бланом.
«Вечернее платье» – это «Вальсирующие» 12 лет спустя.
Я не очень стремлюсь быть все время на свету, но если уж попадаю в это положение, никоим образом не хочу быть один. Мне нравится работать с другими, в этом смысле мне везет. Опыт научил меня терпению, а также всегда стоять на службе кинематографа, а не на службе моих собственных интересов. Когда я начинал, я походил на маленькую обезьяну, актеры часто именно такими бывают в начале карьеры. Когда я убедился, что стал любим, я перестал кривляться. Я почувствовал свою ответственность перед зрителем. Я начал отдавать себя сполна, и не жалею об этом.
Моя жизнь связана с общением с друзьями, с семьей актеров, авторами, со всеми, кто имеет смелость снимать кино. Естественно, мне хорошо с ними.