Страница 37 из 57
Фильм «Обман» («Развлечения») совсем не получился. Смельчак Дюпон, постановщик, решил пойти по стопам «На последнем дыхании»…У нас с Клодом Брассером были спортивные машины, и мы широко ими пользовались. Однажды, возвращаясь домой, мы подбросили Дюпону в окошко петарды. Всю ночь он провел лежа на полу. Позднее нам стало известно, что он был связан с ОАС [12]и опасался покушения. Фильм же с треском провалился. Тут уж нечего добавить.
Газеты Италии называли меня «Иль Брутто», и это наполняло меня гордостью. Однако оказалось, что это не «жестокий», а «уродливый». В нашем кино было много красивых парней – Жан Марэ, Жорж Маршаль, Анри Видаль. Рене Клер как-то заметил: «Да, он хороший актер, но рожа у него премерзкая! Он не сможет сниматься в кино». Позднее, когда он предложил мне роль в «Галантных празднествах» я ответил ему, что у меня невыгодные внешние данные. Еще в Консерватории Пьер Дюкс говорил мне: «Вы не сможете обнять женщину на сцене. Никто вам не поверит, зал просто будет ржать». Однако я не комплексовал на этот счет, они ведь все равно падали в мои объятия. Я только повторял: «Раз уж такой-то смог своего добиться, то почему не я?» Впрочем, поначалу мне пришлось играть комедийных слуг, роли молодых героев доставались другим. Революционное значение фильма «На последнем дыхании» как раз и заключалось в том, что мой герой был отнюдь не «красавец». Сегодня налицо обратный процесс.
Вся моя жизнь после фильма «На последнем дыхании» напоминала сказку. Телефон звонил с утра до вечера. Мне казалось, что это долго не продлится, и поэтому давал согласие на участие в любой картине. Словом, жизнь походила на сон. Особенно, когда вдруг в моих объятиях оказались Софи Лорен, Джина Лоллобриджида и Клаудия Кардинале. То были 60-е годы «сладкой жизни». В заведениях на Виа Венето в Риме можно было увидеть самых красивых женщин мира. Безумие продолжалось все ночи. Я пробыл там шесть месяцев и сделал четыре фильма подряд.
В первой же сцене в «Чочаре» с Софи Лорен я целовался с большим удовольствием, хотя только что прилетел, было семь часов утра. Прекрасное воспоминание! В «Бурном море» мне пришлось целоваться с Джиной Лоллобриджидой. Карьера начиналась недурно. Об этих кумирах до сих пор мне приходилось читать лишь в «Синемонде», и вот оказался среди них. Я видел, как встречали Софи Лорен в Неаполе, ей целовали ноги! Джину обожали тоже. Это были настоящие суперзвезды с «роллс-ройсами» и прочими роскошными атрибутами. Если Софи Лорен лишь приоткрывала грудь, это уже сводило с ума миллионы зрителей.
С Витторио Де Сика нередко приходилось переснимать сцену. Но не по вине актеров. Он был карточный игрок и утром приходил после ночи в казино, мягко говоря, слегка усталый. Однажды, когда я должен был объясняться в любви Софи, он уснул. Но это был «маэстро», и никто не посмел сказать ни слова… Потом кто-то уронил случайно на пол штатив. Он проснулся и воскликнул: «Стоп! Перфетто!». Прелестный был человек. В одну из суббот он приезжал на студию с женой и своими детьми, в другую – с любовницей и ее детьми.
После того, как я снялся в «Чочаре» и «Письме послушницы», я засобирался во Францию, ибо пообещал жене давно задуманное свадебное путешествие. Но внезапно появился Болоньини, который предложил главную роль в «Переулке». Я отказываюсь. Он настаивает. По возвращении в Париж меня находит импресарио. «Тут у меня один режиссер и продюсер. Заезжай минут на пять». Приезжаю. И вижу на столе маленький чемоданчик. Его раскрывают с криком: «Аллора [13]?» «Когда, – отвечаю, – самолет?»
Вернувшись в Италию, я снялся также в картине «Женщина – это женщина». Сегодня я слышу о Годаре, что он не любит актеров. В те времена это не было заметно.
С Мельвилем я встретился около Неаполя на съемках «Чочары». Он появился в шляпе и очках. К моему стыду, я не видел ни одной его картины. И вот он предлагает мне стать Леоном Мореном, священником. Уже в «Чочаре» мне досталась роль интеллигента, возможность играть священника не слишком меня обрадовала. Я не представлял себя в сутане. Советником на картине был отец Лепутр, которого мы прозвали «Лефутром» [14]. Милейший был человек.
Сначала Мельвиль ко мне всячески придирался – и так священник, мол, не ходит, и этак. На что наш кюре отвечал: «А вы знаете, не все кюре ходят одинаково». Мельвиля шокировало мое поведение. Съемки проходили на его студии «Женнер», за площадью Италии. Утром я приезжал на своей открытой машине «АС Бристоль» уже в сутане и берете. При виде меня он пугался, считал – и это стало для него наваждением – что я не способен сосредоточиться. Если вы приезжаете на съемки раскованным, шутите, значит, не относитесь серьезно к своей работе. Вот если бы вы начинали рассуждать о состоянии души своего героя, что вас что-то беспокоило весь вечер – другое дело. Мы же по вечерам отправлялись выпить и потанцевать, словом, весело проводили время. Мельвиль считал, что мне наплевать на фильм и только повторял: «Вам надо собраться». На что я отвечал, что в таком случае просто усну… Однажды, когда он отправил меня в гримерную, я притворился спящим. Та же история с Эмманюэль Рива. В одной из наших сцен я обращался к ней на латыни. Мельвиль хотел, чтобы я выучил весь текст наизусть. «Так не пойдет, – сказал я. – Вы приклеите за камерой бумажку с текстом и я все отлично прочитаю». В конце концов он согласился. Если вы видели фильм, то заметили мой вдохновенный вид во время этой сцены. Дело в том, что я с трудом разбирал текст, и это слегка меня волновало. Естественно, когда рассказываешь о себе такое, к тебе перестают относиться серьезно. В детстве в Клерфонтене я пел в детском хоре церкви Святого Иакова. У нас был потрясающий аббат Грацциани. Играя Морена, я думал о нем. Актеру, однако, лучше пользоваться своим воображением, а не заниматься копированием. Мне не понятна болезнь, которая пришла к нам из Америки. Оказывается, актеру надо провести десять дней в комиссариате полиции, чтобы сыграть простого полицейского.
Мне повезло: я снимался с самыми великими актерами. Все они были очаровательными людьми. Занудством отличались только мелкие «звездочки» или маленькие актеры, которые любят выпендриваться. Если вы снимаетесь с какой-либо дерьмовой звездочкой (имен не называю, некоторые из них еще живы), то они опаздывают на два часа. А вот Габен приходил на съемку за четверть часа и сидел, дожевывая свою котлету, обвязав шею бумажной салфеткой. Это были профессионалы в лучшем смысле слова. Они забавлялись на съемке и не забивали голову всякой метафизической мутью. Что вовсе не означает, что они были невежественными людьми. Я говорю им спасибо в каждом своем фильме. Когда играю мини-Габена, мини-Брассера, мини-Берри или мини-Симона.
С Габеном я встретился на картине «Обезьяна зимой». Приходя на съемку, он говорил: «Пузо болит. Сегодня вечером съем только ветчину и салат». Вечером, отправляясь поужинать, он говорил: «Выпью-ка я рюмку виски, ты как считаешь?» И мы выпивали. Потом он продолжал: «А не повторить ли нам по маленькой?». И мы повторяли. Утром все начиналось сначала: «Пузо болит. Вечером съем только ветчину и салат». Однажды он всех нас – Одиара, Коста-Гавраса, который был вторым ассистентом, и продюсера Бара – заставил сесть на велосипеды и объехать гостиницу «Норманди». И все это после выпитого белого вина. С Баром чуть не случился приступ, мидии трепыхались в наших желудках, а тот приговаривал: «Вперед, спортсмены!» Габен любил поесть и не был одинок. Когда мы снимали в Сахаре «100 тысяч долларов на солнце» Лино Вентура и Бернар Блие каждый день составляли меню из любимых блюд. А есть приходилось неизменно одно и то же – тушеный горох.
Габен любил театр. В последний раз я его видел на сцене «Комеди-Франсез» в день ухода на пенсию старого актера Луи Сенье. Фантастический вечер с Аджани, Гиршем. Мы оба очень смешно выглядели в смокингах и постоянно подшучивали друг над другом. Он говорил: «Сейчас эта официальная скучища кончится, а потом будет роскошная жратва, подцепим девочек и покутим на славу». В шесть утра он сказал: «Отложим, пожалуй. К сожалению, я устал».
12
ОАС – сокращенное название «Организация секретной армии», подпольное движение, созданное для противодействия предоставлению независимости Алжиру и использовавшее для этого террор.
13
«Что скажете?» ( итал).
14
Обыгрывается выражение «наплевать» – «s’en fouter».