Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 72 из 75



На короткий момент конференция вызвала некоторый шум в СМИ — из нее даже хотели сделать маленькую сенсацию. На саму конференцию прибыло много прессы, представители всех центральных каналов. Расспрашивали С.Ю. Глазьева, который был главным инициатором этого собрания и делал основной доклад. Расспрашивая, старались как-то смутить, поставить в тупик, сбить — чтобы потом обыграть на телеэкране каждую неточность или неловкое слово. Ничего не добились — Глазьев отвечал на редкость умело и ясно, да и трудно было его на чем-то подловить. Пришлось телевизионным политтехнологам строить глубокомысленные предположения — «читать в сердцах», как выразился Салтыков-Щедрин.

Главным итогом конференции стала договорённость учредить «постоянно действующее объединительное совещание народно-патриотических сил». Почему оказалась нужна новая «площадка» для такого разговора?

Как известно, уже в ходе перестройки советское общество удалось расколоть с помощью изощрённой программы манипуляции сознанием.

За «реформаторами» пошло около трети населения (потом таких энтузиастов осталось 7-10%, но больше им и не надо — Чубайс и Ходорковский сильны не народной поддержкой). Эта треть впала в рыночную утопию и захотела, чтобы Ельцин с Путиным устроили из России маленькую уютную местность на манер Бельгии для немногих прогрессивных граждан (остальные стали бы чем-то вроде жителей Бельгийского Конго, только не в тропиках, а на вечной мерзлоте).

Главное, чего удалось добиться идеологам, — это разделить всех «старых» -русских, татар, чувашей и т.д. — на два блока. На «красных» и на «патриотов». Поначалу в период головокружения от успехов «демократы» даже применяли совместное ругательство — «красно-коричневые», но потом нашёлся среди них кто-то поумнее и смекнул, что этим они всё-таки способствуют их объединению. Тогда стали напирать на то, что «патриоты» — «белые». На какое-то время эту совершенно ложную идею принял даже кое-кто из коммунистов. Тогда пытались создать Фронт национального спасения как союз «красных» и «белых». Между ними даже разделили роли — мол, красные за социальную справедливость, а «белые» за державность. Ничего не получилось. Ну, какой может быть патриотизм и какая державность, если они не подкреплены социальной справедливостью! О каком державном единении народа может в наше время идти речь, если этот народ разделён на враждебные классы или сословия?

Союз искусственно разделённых патриотов распался, идёт трудная работа по его возрождению на платформе НПСР, без нелепого распределения ролей, но осталось много недоговоренностей и взаимное отчуждение. Их стараются разжечь или хотя бы поддерживать в тлеющем состоянии идеологи реформаторов. Соратник Горбачева А. Ципко, претендующий на роль философа, в большой статье «Врождённый порок красного патриотизма» даже поставил такую задачу: «Настало время оторвать российский патриотизм от интересов КПРФ». Вдуматься — бессмыслица. Но скрытый смысл в этом есть — стравить две части оппозиции.

Пытаются также эти идеологи создать образ никому неведомой «правой патриотической оппозиции» — ни белой, ни коричневой, а просто вымышленной, вне времени и пространства. Ее символ — один из кумиров нашей диссидентской элиты, «вермонтский отшельник» с большими премиями его имени. А. Ципко пишет: «Наше счастье состоит в том, что наряду с левыми патриотами существуют все же правые, которых знает и почитает Россия, что жив и работает Александр Исаевич Солженицын». Хилое у них счастье. Какая Россия знает и почитает этих «правых патриотов»? Ведь это иллюзия, фантом. Что о них можно знать? Попробуйте представить себе, кто эти «правые», помимо «отшельника». Назовите этих «известных и почитаемых». Поручик Голицын, корнет Оболенский? Газманов с Хазановым? Познер с Шустером? Патриоты чего вся эта публика?

Но главное — за что их почитать? Как они видят желаемое жизнеустройство России? Ведь должен же патриот как-то связно описать тот образ своей страны, за который он становится в оппозицию к чему-то (причём, непонятно, к чему). Попробуйте сформулировать этот образ если не за Газманова, то хоть за Солженицына. Я, например, искренне старался это сделать — и не смог.



А за себя и своих товарищей могу это сделать, причем без всяких затруднений. Этот желаемый образ так и стоит перед глазами. Более того, он удивительно ясно и даже поэтически был выражен в начале XX века в четырех тысячах крестьянских наказов и приговоров, принятых и подписанных на сельских сходах по всей России. Образ желаемого, справедливого жизнеустройства русского народа. Такого, при котором не было бы в России голодных и безработных, а сама Россия была бы не по зубам всяческим хазарам и тевтонам. В этих наказах описаны все стороны жизни народа и государства. Читаю их — и согласен! А читаю Чубайса, Новодворскую и того же Ципко — и вижу врага. И вся их словесная шелуха — и о демократии, и о патриотизме — для меня ничто.

И Россию в облике Советского Союза, в котором она смогла подняться и победить, они уничтожали сознательно, причем именно за те стороны нашей жизни, которые мы успели построить по наказам крестьян. Давайте вчитаемся в статью-манифест того же Ципко. Он писал («НГ», 17 мая 2000 г.): «Мы были и до сих пор являемся идеологами антикоммунистической революции… Наше мышление рассматривало старую коммунистическую систему как врага, как то, что должно умереть, распасться, обратиться в руины… Отсюда и исходная, подсознательная разрушительность нашего мышления, наших трудов, которые перевернули советский мир». Страсть к разрушению, причем в своей же стране, — вот что ими движет!

И ведь Ципко верно оценивает результаты: «Борьба с советской системой привела к разрушению первичных условий жизни миллионов людей, к моральной и физической деградации значительной части нашего переходного общества». Физическая деградация части общества — это, в переводе на обычный язык, гибель людей. К 2003 г. эта «неестественная» гибель составила в Российской Федерации 11 миллионов человек. Таков их «патриотизм» — гнать русских людей добывать руду и нефть для «золотого миллиарда» за миску похлёбки в бараке периферийного капитализма.

На деле никаких надежд на «правый патриотизм», стоящий на платформе социальной несправедливости, олигархи и власть не возлагают. Они прекрасно видят, что в России лишь платформа «красных» задает матрицу для кристаллизации патриотического проекта. Ципко жалуется: «Пока что все попытки воссоздать, возродить партию либерального или гуманистического патриотизма ни к чему не привели». Тут хотя бы одно ясно: попытки слепить нечто патриотическое на основе антисоветских заклинаний «ни к чему не привели». Плач по «партии либерального или гуманистического патриотизма», которую надо якобы «воссоздать, возродить», — полный бред. Не было в России такой партии и не может быть. Поэтому у нынешних идеологов один, разрушительный, метод — стравливать и разделять. Против патриотизма и социальной справедливости реформаторы могут теперь быть только в обороне, всё более и более безнадёжной.

В чём же я вижу главный результат майской конференции? В том, что сделана попытка учредить постоянный форум для негромкого диалога («совещание») между частями оппозиции. Потребность в нём велика, а создать никак не удавалось — не мог такой разговор вестись на «площадке» КПРФ или РУСО (Российские ученые социалистической ориентации) или даже НПСР. Не получалось — и винить в этом некого. Надо постараться, чтобы получилось здесь, без главенствующей роли одной партии. Сумеет Глазьев задать тон такому разговору — честь ему и хвала, это для всех будет очень полезно.

Я лично считаю, что такой разговор быстро поможет снять целый ряд надуманных, давно уже устаревших противоречий и иллюзий. К чему нам сегодня фантазии о новых «белых», которые спасут Россию, — это даже как красивый миф не годится. Факт, что подавляющее большинство наших сограждан — патриоты, и почти все они привержены идее социальной справедливости в ее простых и осязаемых формах. Почти все они привержены идеалу реальной независимости России и братских нам народов от загребущего «золотого миллиарда». Почти все они привержены идеалу жизни в братстве, а не конкуренции — но без занудливого диктата бюрократии. Тут нас ничто не разделяет, и это можно взять за общую платформу.