Страница 48 из 164
Однако после обеда, как ни крепился, горько ему стало. Выпустила хозяйка своих красноглазых квартирантов из клетки, посадила их на штору, и они, как акробаты, полезли вверх, к потолку, а потом головами вниз поползли в разные стороны…
Очень это Грымзе не понравилось. Ему и на кресле не всегда дадут посидеть спокойно: волосы, вишь, из него лезут… А у хозяйки не лезут? Мышам, значит, все можно? Этак скоро они начнут по потолку бегать и штукатурку в его блюдце с молоком сыпать…
Подошел он к шторе поближе, когти чуть-чуть выпустил. Хлоп! Опять эта туфля.
— Ты куда, разбойник?
— Тьфу…
Ночью люди спят, коты бодрствуют. Ходит Грымза по коридору неслышной поступью и размышляет.
С хозяйкой ссориться глупо. Пусть хоть лягушек в клетках разводит, детей у нее нет, племянник только раз в неделю в гости приходит.
Ходит по коридору и прислушивается… Ах, как мыши на кухне развозились!
Ладно. Белых трогать нельзя, значит, и серых нельзя. Пищи и без мышей довольно, а за порядок в квартире пусть уж хозяйка отвечает.
И вдруг остановился, лапу поднял и замер…
— А что если к белым мышам серую посадить? Мышата у них будут полосатые, как одеяло… То-то хозяйка обрадуется! То-то кота приласкает!
Не теряя времени, скользнул он в кухню, присел за шкафом, глаза фосфором загорелись.
И дождался. Неосторожная мышь к сырной корке мимо носа пробежала, а Грымза ее за загривок — пискнуть не успела — и понес тихонько в спальню к хозяйке, чуть-чуть сквозь зубы радостно ворча.
Прыгнул на одеяло. Встрепенулась хозяйка: кто по одеялу ночью ходит?
Зажгла свет. А кот к ней ласково подобрался, на грудь ей серую мышь выпустил, хвостом виляет, благодарности ждет…
Мышь — за рубашку, хозяйка — с постели…, Визг, крик, стакан с ночного столика слетел и вдребезги. Кот в страхе под комод забился, достань-ка его туфлей…
Соседняя жилица на крик прибежала:
— Что у вас тут такое?! Пожар?
— Хуже!.. Представьте себе, этот негодяй живую мышь принес и под одеяло на меня выпустил.
— Ах, какой ужас!
Поахали и разошлись. Опять темно…
Сидит Грымза под комодом и ворчит:
— Завтра же пойду по соседним домам, новую хозяйку себе поищу. Я для нее старался, живую мышь ей принес… Почему же она меня негодяем ругает?
<1926>
ДЕВОЧКА И ПОПУГАЙ (Разговор по телефону) *
Попугай: Auteuil [2], 06–94. Заснули? Мерси.
Девочка: Алло? Кто говорит? Алло? Алло-ло-ло?! Попугай: Постой, дай же ответить. Зум говорит. Попугай Зум.
Девочка: О, Зу-ум! Голубчик… Как ты, Зум, поживаешь?
Зум: Скучаю, Катишь. С тех пор как меня, словно пепельницу какую-нибудь, подарили твоей тете, — жизнь моя надломилась.
Девочка: Как, Зум, надломилась? Разве ты веточка?
Зум: Так, дружок, написано в книжке, которая лежит на ночном столике.
Девочка: Но, Зум, ты же сам ее надломил. Папа тебя, шутя, подразнил, а ты его за палец до крови цапнул. Он и сказал маме: «Или я, или Зум…» Вот тебя и отдали. Не папу же отдавать, в самом деле.
Зум: Крук! Твоему папе 32 года, а мне 98. Он передо мной все равно как маленький чижик. Как же он смел меня дразнить? И папиросный дым в меня пускать?.. Крук! Крикс! Крум-бурум-кикс!
Девочка: Постой, постой, Зум, не кричи, пожалуйста… Я не люблю домашних сцен. Расскажи лучше, как тебе у тети живется.
Зум: Кому она тетя, а мне посторонняя женщина. Не могу привыкнуть. Душится она какими-то восточными духами: ужасно крепко пахнут… как вспотевший жираф. Петь мне не позволяет. Чуть я начну «Мальбрук в поход собрался», она сейчас же меня из пульверизатора одеколоном… Завидует! У нее голоса нет, так и я молчать должен…
Девочка: Ты, верно, как у нас по вечерам поздно поешь, когда не разрешается?
Зум: Рикс! Не разрешается… А у меня спросили? Скучные вы люди… Живете в клетках… Вместо того чтобы языком пощелкать — в карты играете… По этажеркам не лазаете… Летать не умеете…
Девочка: Неправда, Зумик, умеем. У моей подруги дядя — летчик…
Зум: С крылышками?
Девочка: Нет! Дурашка ты какой.
Зум: Как ты смеешь 98-летнего попугая «дурашкой» называть? Рикс!
Девочка: Извини, пожалуйста. Летчик — это который на аэроплане летает. Машина такая алюминиевая.
Зум: Чайник?
Девочка: Нет! Сзади винтик, по бокам планочки.
Зум: Пробочник?
Девочка: Отстань от меня! 98 лет, а ничего не понимаешь. Алло? Зум? Что же ты не отвечаешь? Я пошутила, ты умный. Умней вороны, умней совы, умней кукушки. Умней орла. Алло? Умней страуса!
Зум: То-то.
Девочка: Зум, как это ты умудрился меня по телефону вызвать? Ведь ты на цепочке.
Зум: Когда тетка уходит, я отщелкиваюсь. И гуляю по всей квартире. На кухне сухую овсянку подклевываю, чернослив. По коридору на салазках катаюсь, разбегусь и по паркету — флипе! Паркет скользкий. В спальне тюлевые занавески рву — тетка все дыры штопает и удивляется, откуда они берутся. Перед зеркальным шкафом гимнастические упражнения делаю: подымание на носках и плавное приседание… Раз-два! Чуть услышу, что тетка в дверях ключом вертит, я мигом к себе на перекладину, и в цепочку лапу просуну, и глазки закрываю: будто сплю.
Девочка: Ах ты, хитрец! А у нас, Зум, новости.
Зум: Кошка в ванне утонула?
Девочка: Фи, какой ты. Зачем же ей тонуть? Совсем нет. Мама мне канарейку в клетке купила, чтоб я по тебе не скучала.
Зум: Ах, так… Рикс-рикс! Вешаю трубку.
Девочка: Зум! Алло!? Зумочка… Да ты выслушай сначала. Комик зеленый! Канарейка — это только так, между прочим, а ты моя первая и последняя любовь. Жму по телефону твою правую лапочку! Алло?
Зум: То-то. Что ж по вечерам она, небось, поет, пискуха желтая?
Девочка: Пробовала. Мама на клетку платочек набрасывала, она и перестала. А как ты с Фишкой уживаешься?
Зум: Дразню. Чуть тетка в кухню выйдет или на лестницу за булкой, я сейчас же: «гав-гав!», «тяф-тяф-тяф!». Совсем таким голоском, как у Фишки. Фишка, точно ей в нос перцу насыпали, так и зальется на всю квартиру: Ррр-наф-наф-няф… Тетка прибежит, платочек жгутом свернет и платочком ее по ушам, по ушам… Та еще пуще, тетка еще гуще… А потом обе в слезы и давай друг друга облизывать. Хорошо?
Девочка: Злюка ты, Зум. Зачем всех дразнишь? Вот за это никто тебя и не любит.
Зум: И не надо. Лишь бы ты, Катишь, любила. Я тебя никогда не дразнил… Ты что это ешь? Китайские орешки?
Девочка: Да. А ты почем знаешь?
Зум: Слышно. Да, Катишь, когда твой папа пойдет к нам, положи в карман его пальто для меня…
Девочка: Что?..
Зум: Кусочек… Погоди! Тетка дверь открывает… Через полчаса позвоню.
Зум: Auteuil, 06–94. Ноль, шесть, девяносто четыре! Ноль! Шесть, девяносто четыре! Сто раз тебе повторять надо, канарейка телефонная!
Девочка: Алло! Это ты, Зумик?
Зум: Я, я. Ушла тетя с Фишкой своей к собачьему парикмахеру, Фишке модную прическу делать. Опять мы с тобой поболтать можем.
Девочка: Что ты просил папе в карман пальто положить?
Зум: Кусочек орехового шоколада. Только засунь под подкладку, чтобы папа не нашел. В книжку какую-нибудь детскую, туда запихай. Скучно здесь очень… Часы хрипят, вода в ванной из крана капает… У меня от тоски перья из хвоста выпадать стали.
Девочка: Ах ты, бедненький! Попробуй хинной водой смазывать, — у тети на туалете стоит.
2
Отей (фр.) — район Парижа.