Страница 10 из 20
Николай Крыленко родился 2 мая 1885 в деревне Бехтеево Сычевского уезда Смоленской губернии. Его отец, Василий Абрамович Крыленко, участвовал в революционных выступлениях петербургского студенчества и был выслан под надзор полиции в деревню. Потом семье разрешили уехать в Смоленск, а оттуда в Люблин, где Крыленки прожили довольно долго. Николай Васильевич окончил гимназию, в 1903 году поступил в Петербургский университет и почти сразу, продолжая семейные традиции, примкнул к социал-демократическому движению.
В партию большевиков вступил в декабре 1904-го. В дни Первой русской революции выступал перед рабочими Выборгской стороны и за Невской заставой. Старый большевик Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич вспоминал: «Крыленко, обладая более чем выдающимися ораторскими способностями, произносил свои громовые, принципиально выдержанные речи, которые, несмотря на его юный возраст, производили огромное впечатление на рабочих собраниях».
Крыленко включили в состав военной организации при Петербургском комитете РСДРП. В 1906 году он был арестован и выслан в Люблин. Впрочем, условия ссылки были более чем мягкими: он преподавал литературу и историю в частных польских школах в Люблине и Сосновицах. В 1909-м власти разрешили ему приехать в Петербург и сдать экзамены на историко-филологическом факультете Петербургского университета.
Осенью 1912 года будущего Верховного главнокомандующего призвали на военную службу. Его, как человека с высшим образованием, зачислили вольноопределяющимся 69-го Рязанского полка, что позволяло после учебного курса получить первое офицерское звание. Служба была настолько необременительной, что он одновременно поступил на юридический факультет Петербургского университета и даже сдал три магистерских экзамена на ученую степень. Через год Крыленко был произведен в прапорщики и уволен в запас.
С 1913 года Николай Васильевич работал в «Правде» и в аппарате думской фракции большевиков. В декабре 1913-го его вновь арестовали, но отнеслись столь же мягко — удовлетворились тем, что выслали в Харьков, где он успешно сдал экзамены по юридическому факультету. Это поможет ему со временем стать наркомом юстиции.
В июле 1914 года Крыленко уехал в Швейцарию, где собралось много большевиков. Через год вернулся в Россию, был арестован, но опять-таки, что называется, отделался легким испугом. Прямо из тюремной камеры в апреле 1916-го его отправили в действующую армию на Юго-Западный фронт. Прапорщика Крыленко определили в 13-й Финляндский полк 11-й армии Юго-Западного фронта.
Воевать Николай Васильевич не собирался. Пребывание в Вооруженных силах он использовал для агитации за большевиков. Сразу после Февральской революции прапорщика избрали председателем сначала полкового, потом дивизионного комитета. Крыленко, как и другие большевики, старался завоевать симпатии солдат требованиями немедленно закончить войну и заключить мир.
Братание, то есть встречи русских и немецких солдат на нейтральной полосе во время затишья, началось еще на Пасху 1915 года. Ленин видел в братании верный путь к слому старой армии и окончанию войны. Он писал в «Правде» 28 апреля 1917 года, что братание «начинает ломать проклятую дисциплину… подчинения солдат “своим” офицерам и генералам».
Прапорщика Крыленко вызвали в штаб, намереваясь примерно наказать за преступные контакты с врагом, но за него вступились солдаты. Он уже был весьма популярной личностью в армии. 15 апреля 1917 года именно Крыленко открыл съезд солдатских делегатов 11-й армии. Это было серьезное событие, из Петрограда на съезд приехали депутаты Государственной думы. Присутствовало и командование армии, которое не знало, как себя вести с рядовыми солдатами, вышедшими из повиновения.
Крыленко избрали делегатом на I Всероссийский съезд Советов. 9 июня 1917 года Крыленко, выступая от имени фракции большевиков, зачитывал резолюции воинских частей:
— Мы не хотим умирать, когда в душу закрадывается сомнение, что снова вовлечены в бойню капиталистов. Нет сил с легкой душой двигаться вперед — нужна уверенность перед смертью, что умираем за дело народа, а для этого требуется, чтобы вся власть была в руках Советов рабочих и солдатских депутатов…
Крыленко избрали в состав первого Всероссийского Центрального исполнительного комитета Советов рабочих и солдатских депутатов. Так что на фронт он уже не вернулся.
В октябре Крыленко был назначен одним из трех народных комиссаров по военным и морским делам. Он был преданным большевиком, популярным в армии, имеющим опыт работы с солдатами и матросами и одновременно военный опыт.
Перед ним стояла одна задача — заключить мир с Германией. Крыленко потребовал, чтобы Ставка немедленно прекратила перестрелку по всей линии фронта. Генерал Духонин ответил отказом: он считал невозможным прекратить боевые действия против кайзеровской армии, с которой Россия воевала три года.
Тогда Крыленко заявил, что у советской власти три врага:
— Первый враг — внешний. Он не опасен, с ним будет заключено перемирие. Второй враг — голод, о предотвращении которого заботится правительство народных комиссаров. Третий враг — контрреволюционный командный состав, возглавляемый корниловцем Духониным. С ним будет самая жестокая борьба!
Итак, главный враг — не немцы, а свои! Вот что привнесли в политическую жизнь России большевики. Крыленко объявил Духонина врагом народа. Ленин приказал Крыленко сформировать боевой отряд из верных большевикам солдат и матросов, выехать на фронт, начать с немцами переговоры о перемирии, а заодно захватить Ставку. Поезд Крыленко с моряками-балтийцами двинулся в сторону Могилева.
Крыленко — один из немногих большевиков, имевших хоть какой-то военный опыт. Он хорошо выступал и пользовался популярностью среди солдат. Генерал Духонин воспринял назначение прапорщика главнокомандующим как неуместную шутку или как свидетельство полного авантюризма большевиков.
Духонин пытался спасти Москву от вероятного наступления немцев и от солдатских толп, чтобы предупредить гражданскую войну. Приказал штабу Северного фронта: «Вам надлежит с верными национальной чести войсками прикрывать подступы к Москве. Людей, покидающих самовольно фронт, силой оружия не пропускайте в глубь России или предварительно обезоруживайте их. Мы должны спасти Россию от гражданской войны».
Духонин обратился к солдатам с требованием продолжать вой ну:
— Дайте время истинной русской демократии сформировать власть и правительство, и она даст нам немедленный мир совместно с союзниками.
Но вот времени у него уже не оставалось! Да и войска вышли из повиновения. Духонин хотел избежать братоубийственного сражения между солдатами русской армии и приказал верным ему ударным батальонам покинуть Могилев.
Образованный в городе из большевиков и левых эсеров ревком объявил, что помещает Духонина под домашний арест. Главнокомандующий остался совершенно один. Никто не пришел ему на помощь, даже батальон георгиевских кавалеров, охранявший Ставку, перешел на сторону красных, и тогда генерал горько сказал:
— Я имел и имею тысячу возможностей скрыться, я знаю, что Крыленко меня арестует и, может быть, даже расстреляет, но это будет солдатская смерть.
Возможно, Духонин все-таки не понимал, во что буквально на глазах превращается его армия. Хотя военно-политический отдел Ставки докладывал о настроениях в войсках: «Армия представляет собой огромную, усталую, плохо одетую, с трудом прокармливаемую, озлобленную толпу людей, объединенных жаждой мира и всеобщим разочарованием».
Смещенного с должности генерала Духонина держали в его собственном салон-вагоне. Судьба его решилась в тот день, когда на вокзал прибыл поезд с наркомом по военным делам Крыленко. Арестованного Духонина привели в крыленковский поезд, после этого он прожил недолго. Генерала должны были отправить в Петроград, и Крыленко приказал бдительно охранять его. Но опьяненные осознанием собственной власти матросы требовали выдать им Духонина на суд и расправу. Все произошло в считанные минуты. Собралась огромная толпа: матросы, пехотинцы, жаждущие крови. Сначала вынесли погоны генерала Духонина, они вроде успокоились, потом потребовали, чтобы он вышел к ним, — и когда он вышел, толпа растерзала его.