Страница 15 из 54
Как никогда раньше в евроцентристском мышлении разделен человеческий род на подвиды и группы. И жизнь представителя каждой группы имеет цену, тщательно вычисленную неизвестно в каких кабинетах. Действительно, как сказал философ, сформировалась цивилизация, которая «знает цену всего и не знает ценности ничего». И никогда раньше цена жизни так не различалась.
Повсеместно телевидение неявно, но эффективно внедряет мысль, что африканские племена хоть и напоминают людей, но, вы же сами видите, это низший, беспомощный подвид. ТВ периодически (видимо, с оптимально вычисленной частотой) показывает сомалийских детей в нечеловеческих условиях, с разрушенным нехваткой белка организмом, умирающих и иногда умерших от голода. Рядом, как стандарт человека, показывают розовощекого морского пехотинца или очаровательную девушку из ООН, с лицом активиста из «Общества защиты животных». И ни один гуманист не ворвался на ТВ с криком, что это преступление — показывать такие образы, а потом рекламу шампуня (а иногда эти образы и составляют часть рекламы). По литературе можно судить, какова квалификация психологов и экспертов ТВ развитых стран, и приходится отбросить предположение, что они не понимают, что творят: приучая своих зрителей к образу умирающих африканцев, они вовсе не делают белого человека более солидарным. Напротив, в подсознании (что важнее дешевых слов) происходит легитимация социал-дарвинистского представления об африканцах как низшем подвиде. Надо заботиться о них (как о птицах, попавших в нефтяное пятно), посылать им немного сухого молока. Но думать об этике? По отношению к этим бедным креатурам, которые глупо улыбаются перед тем как умереть? Что за странная идея.
Понимаю, что аналогия жестока. Но надо взглянуть в это зеркало. Представим, что у культурного европейца умирает ребенок (пусть бы это никогда не случалось). И врываются, отталкивая отца, деловые юноши с телевидения, со своими камерами и лампами, жуя резинку. Записывают последние моменты жизни. А назавтра где-нибудь на другом конце земли, в баре, какой-то толстяк будет комментировать перед телевизором, прихлебывая пиво: «Гляди, гляди, как умирает, постреленок. Как у него трясутся ручки. Что ни говори, а это телевидение, все-таки, большой прогресс».
Реакция европейца постоянно изучается с помощью чувствительных тестов. Один из них — кино. На уровне слов культурный европеец признает, что война во Вьетнаме не имела оправдания, что совершался геноцид и военные преступления. Но вот в 1990 году выходит на ТВ супербоевик «Апокалипсис сейчас», прославляющий эту войну — и никакой реакции демократического сознания. Напротив, потрясающий успех. И мы видим, как американские вертолеты разгружают напалм над деревнями, включив сначала динамики с музыкой Вагнера. Так нравится пилотам — вьетнамцы (и речь не идет о партизанах), прежде чем сгореть, лучше прочувствуют превосходство цивилизованного человека. Этот фильм — гимн Новому мировому порядку и предупреждение: если что, музыка Вагнера будет греметь над всем миром.
Э. Фромм, изучая психологические установки американских солдат во Вьетнаме и пытаясь понять истоки деструктивного поведения человека, даже удивляется той степени, которой может достигнуть расизм в современном человеке: «Разрушение представлений о противнике как человеческом существе достигает предела, когда противником является человек с иным цветом кожи. Во время войны во Вьетнаме было достаточно примеров того, как многие американские солдаты утрачивали ощущение того, что вьетнамцы принадлежат к человеческому роду. Из обихода было даже выведено слово „убивать“ и говорилось „устранять“ или „вычищать“ ( wasting )» [19, с. 132].
И если расизмом наполнены лучшие фильмы даже последних лет, то что же говорить о лавине второстепенных фильмов, которые сегодня стирают последние следы гуманизма в сознании европейца. В них (уже не во время войны, а сегодня) вьетнамцы представлены преступными и отталкивающими животными (кстати, смешно сказать, в большинстве случаев очень толстыми). И они уже не идеологические или геополитические враги, а враждебный Западу этнос. Ибо из фильмов полностью исчезли «хорошие» вьетнамцы, союзники белого человека. Сегодняшний подросток, когда вырастет, будет уверен, что США вынуждены были защищать Демократию против всего Вьетнама в целом.
При этом суть не в политике Буша или Клинтона — они честно делают ту работу, за которую им платит (в широком смысле слова) их общество. Дело в идеологии общества, в мировоззрении обычного человека — телезрителя. В гражданском обществе великие и даже трансцендентальные вещи атомизированы и распределены среди индивидуумов-атомов. Все решается суммированием их маленьких воль. И здесь исчезает разница между политическими предпочтениями, между правыми и левыми, и западная цивилизация предстает как одно целое, как Демократия, принятая почти всеми в ее основных, фундаментальных принципах.
И это — не преходящая вещь, она формировалась последние четыре века, а предпосылки созревали много раньше. Поэтому смешно говорить, будто Германия Гитлера не была частью Демократии, а Германия Коля — да. Тогда это была бы не Демократия, не огромная историческая ценность, а дрянь какая-то. Напротив, тяжелый припадок немецкого фашизма только и мог произойти в лоне Демократии и красноречиво высвечивает ее генотип. Это была болезнь, аномалия — как случаются болезни и припадки (например, эпилепсии) в людях. Напротив, ослы не болеют эпилепсией, у них другие болезни. Фашизм был как раз болезненным припадком группового инстинкта — инстинкта, силой культуры вырванного из существа западного атомизированного человека. Человек солидарный традиционного общества (кое-кому нравится сравнивать его с ослом) не испытывает этой тоски и не может страдать этой болезнью.
Белый демократ из «Независимой газеты» иной раз с мягкой иронией пройдется по поводу расизма по отношению к цветным (впрочем, совершенно явно солидаризуясь с расистами). Но ирония его наивна, ибо в нашем веке расизм уже вышел за рамки исходного представления о расе, и разделение на подвиды производится не только по цвету кожи (упомянем замечание Фромма о японцах). Вспомним первый год немецкого вторжения. Тогда советским людям, размягченным прекрасной сказкой о пролетарском интернационализме, стоило огромных трудов поверить в то, что идет война на уничтожение нации. Они кричали из окопов: «Немецкие рабочие, не стреляйте! Мы ваши братья по классу!» И большое значение для перемены мышления имело мелкое, почти вульгарное обстоятельство: из оккупированных деревень стали доходить слухи, что немецкие солдаты, не стесняясь, моются голыми и даже отправляют свои надобности при русских и украинских женщинах. Не из хулиганства и не от невоспитанности, а просто потому, что не считают их вполне за людей. Примерно как сегодня.