Загадки любви

Однако если дойдет до столкновения Глории с родителями, Глории не поздоровится тоже. Недаром ее мать держит крупную адвокатскую контору, а отец дослужился до высоких чинов в ФБР.

А что было бы, если бы у Кэндис завязался роман с Брэндоном Лукасом? Ну чисто гипотетически?

А не было бы ничего хорошего. Отец стал бы метать громы и молнии и не успокоился до тех пор, пока «презренный» не оказался бы от его «принцессы» как минимум за два штата. Мать принялась бы манипулировать своими нервами и здоровьем. Джереми было бы наплевать, но ее он не поддержал бы, это ясно как день.

Хорошо, что у меня никогда не будет романа с Брэндоном Лукасом, подумала Кэндис и заснула.

5

Ей снился Брэндон. Хочется добавить «конечно же», но она искренне надеялась, что ее минует чаша сия. Но нет. Сон пришел, и во сне пришел он. Кэндис видела Брэндона в своей комнате, он сидел в кресле и читал ей вслух какую-то книгу, похожую на Библию, только это была не Библия. В ней было написано что-то очень красивое и важное, слова лились как музыка, Кэндис силилась понять, о чем они, но не понимала, и ей было досадно до слез, но просить у Брэндона разъяснения было некогда: с минуты на минуту должны были прийти родители, и Кэндис металась по комнате и плакала, потому что не знала, что делать: выпроваживать ли Брэндона через окно или же готовиться к бою вместе с ним. А он просто сидел, спокойный, уверенный, и читал вслух, изредка смотрел на нее и улыбался глазами и уголками губ.

Кэндис проснулась с ощущением глухой, давящей тоски, которая теснилась в груди. Небо едва посерело. Скоро утро. Будет пасмурно. Здорово.

Кэндис любила непогожие дни. Так уютно сидеть в комнате, в кресле, кутаться в плед, слушать тихую музыку и читать... Еще в такие дни хорошо творить, но она давно ничем подобным не занималась.

Кэндис пролежала несколько минут в полном оцепенении. Сон не шел, да она и сама не согласилась бы заснуть и вновь увидеть Брэндона. Она зажгла свет, встала, послонялась по комнате в поисках занятия. Может, повязать? Она считала это забавным хобби, еще в детстве Генриетта научила ее вязать на спицах. У Кэндис хранилась в шкафу шкатулка-корзинка со спицами и нитками специально для самых дождливых дней и самых холодных вечеров. Миссис Барлоу считала, что для девушки ее возраста и положения вязание — смешное занятие. Кэндис решила, что иногда даже самая послушная дочка не слушается маму (вот как вчера, например), и уселась в кресло у окна с «волшебной шкатулкой», выбрала моток пушистых голубых ниток и принялась механически набирать петли.

А потом поняла, что просто не в силах усидеть на месте.

Кэндис набросила поверх тонкой сорочки халатик и направилась в кухню.

Кухня с детства была ее самым любимым местом в доме. Кухня замечательна тем, что, во-первых, там почти всегда кто-то есть, а во-вторых, там можно найти массу замечательных и вкусных вещей.

На этот раз там никого не было, однако Кэндис не нуждалась в компании. Гораздо больше ей хотелось чашку кофе со сливками и чего-нибудь сладкого. Да, вот эти конфеты с вишневой начинкой подойдут как нельзя кстати. И круассаны тоже. И пончики.

Она так давно не ела с удовольствием, что диета может подождать. Может быть, до завтра — если завтра ей и вправду захочется шпината...

Возможно, сладкое не пойдет ей на пользу — как не пошли на пользу сильнейший стресс, несколько бессонных ночей, сбитый режим и странные сны. Но ничего. У нее сильный организм, справится. А она еще сильнее.

— Мисс Кэнди? — В кухню вышла заспанная Генриетта. — А вы что здесь делаете?

— Какой невежливый вопрос, — флегматично заметила Кэндис и отправила в рот очередную конфету. — Надо полагать, завтракаю, — продолжила она отрешенно, будто разговаривая сама с собой.

— Вам не спится? — спросила обомлевшая Генриетта.

— Очевидно, — так же равнодушно ответила Кэндис.

— Подать что-нибудь?

— Кофе в постель.

— Мм?

— Шутка. Ничего не надо, у меня все уже есть. Занимайся своими делами.

— Да, мисс Кэнди.

Произошла удивительная вещь: Генриетта как будто исчезла. Кэндис вновь ощутила, что будто бы она одна на кухне. На самом деле Кэндис просто слишком глубоко ушла в себя.

А что там было, в ней?

В ней был страх, какой-то глубоко зашитый страх, и предвкушение чего-то хорошего, и радость непонятной природы, волнение и неуверенность, а еще надежда... И кто сказал, что не может один человек столько всего чувствовать одновременно? Может, еще как может, если человек этот — женщина. Тем более такая тонко организованная женщина, как Кэндис.

И еще там были мысли о Брэндоне. С ума сойти, после скандала с Маркусом не прошло и недели, а она уже и думать о нем забыла! То есть не совсем забыла, конечно, ее до сих пор тошнило при воспоминании о нем, и катастрофически хотелось какого-нибудь разрушения, но с момента встречи с Брэндоном Лукасом она думает в основном только о Брэндоне Лукасе, и это факт, не признать который — глупо. Что такого этот человек делает с ней, что она не в силах «оторвать мысли» от него?

Наверное, они в чем-то похожи, очень-очень похожи. Только он мужчина, а она женщина, он рос старшим ребенком в обычной семье, а она — «младшенькой» в семье из высшего общества, он сам зарабатывает себе на жизнь, и сам творит что хочет, и смотрит на мир по-своему, и показывает в своих работах внешний мир через призму своего внутреннего, да, он умеет это делать... Еще он наверняка умеет заботиться, заботиться о своем брате. И завоевывать женщин...

Кэндис разревелась внезапно, как будто где-то в душе щелкнул выключатель. Разревелась совершенно безобразно, то есть без всякого стеснения, в голос, с искаженной маской на лице.

— Мисс Кэнди! — охнула Генриетта и бросилась ее утешать.

— Просто... отстань... — всхлипнула Кэндис.

— Мисс Кэнди, ну что вы, ну не плачьте, он не стоит ваших слез! Ногтя не стоит! Мисс Кэнди...

— Это я... его не стою! — прорыдала Кэндис, чем повергла Генриетту в благоговейный ужас. Она подумала, что бедная девочка помешалась с горя.

Наверное, на шум прибежала Мина, а может быть, ей тоже пора было приступать к своим обязанностям. Вместе с Генриеттой они напоили Кэндис сладкой водой и отвели наверх, в спальню. Кэндис позволила. Ей хотелось, чтобы о ней позаботились. В конце концов, она всю жизнь только и делала, что принимала чью-то заботу, и ничего страшного не случится, если она потерпит еще денек!

В комнате ее ждали остывшая постель — и телефон, по которому она вчера так долго разговаривала с Брэндоном. С ума сойти! Как удивились бы ее родители! Она встретила мужчину, которого недостойна! И это вовсе не арабский шейх. Простой парень. Настоящий мужчина. В ее мире таких, как он, нет и, наверное, не будет.

Кэндис легла в постель, и на этот раз прохлада простыней не обрадовала ее. Зябко. Но ничего, скоро она согреется.

— Принесите мне горячего какао с молоком и сахаром, — велела она Генриетте и Мине. — Умоляю, поскорее.

— Да-да, сейчас! — пискнула Мина и исчезла за дверью.

Генриетта задержалась.

— Мисс Кэнди, вы поберегите себя... Если что-то еще нужно... Или просто хочется поплакать у кого-нибудь на плече...

Кэндис криво улыбнулась. Она представила себя плачущей на плече Брэндона. Хороша была бы сцена! А главное, он, должно быть, чего-то такого и ожидает от нее. Ну да не дождется.

— Иди, Генриетта. И проследи, чтобы Мина с перепугу чего-нибудь не перепутала.

Генриетта вышла, видимо оскорбленная в лучших материнских чувствах. Кэндис ощутила легкий укол совести, но отмахнулась от неприятного ощущения. Да, она росла под присмотром Генриетты, но та все же ей не мама.

Кэндис вообразила, что будет плакать и жаловаться матери на то, что встретила парня, который во всем сильнее, умнее и лучше нее, а он оказался простым фотографом, и эта гротескная сцена вызвала у нее невеселый смех. Барбара Уоткинс, хоть и выросла в Техасе, но, выйдя замуж за Гордона Барлоу, очень быстро стала совершеннейшим снобом. Странно, но факт. И если бы Кэндис поведала ей, с какой проблемой столкнулась, миссис Барлоу пришла бы в ужас. Ужас, смешанный с недоумением и брезгливостью. Кэндис представила мать в таком состоянии и поняла, что не нужно ей рассказывать об этом своем опыте ни при каких обстоятельствах.