Страница 2 из 69
Вчитываюсь в эти строчки. Что-то знакомое. Но что? И вдруг как осенило! Приход Хармса в гости к Пугачёвой – это 1933-й. Стихотворение помечено тем же годом. Сомнений нет, вот такое необычное разрешение получила та мимолётная встреча с привратником дома на Петроградской. Только под пером поэта усатый дворник превратился в зловещий символ эпохи. Хармс словно ощущал и приход страшного 1937-го, и собственное «исчезновение», которому суждено было случиться в августе 1941-го.
Я благодарна судьбе, подарившей мне знакомство с К. В. Пугачёвой. Последние годы её жизни я виделась с ней часто. Два-три раза в неделю навещала, благо жили мы по соседству. За чашечкой чая она успела рассказать многое. Увы, мне не довелось видеть актрису на сцене во времена её триумфа в ленинградском ТЮЗе в 20-е и московской «Сатире» в 30-е годы. Но немало интересных ролей было у К. В. Пугачёвой и в театре им. Маяковского, которому она отдала тридцать послевоенных лет: от арбузовской Тани до погодинской Дамы Нюрки в «Аристократах».
Радость и отдохновение Клавдия Васильевна находила в семье и в общении с друзьями. Открытая, веселая, обаятельная, душевно щедрая, она привлекала к себе очень разных, но всегда интересных и значительных людей. Это ведь тоже дар, и дар очень редкий.
С Львом Давидовичем Ландау она познакомилась в середине 20-х. Он – подающий надежды студент, она – начинающая актриса. Оба увлекаются поэзией. Как-то он зашёл за ней в театр. Обычно после спектакля её провожала ватага влюблённых мальчишек, в их числе и школьник Аркаша Райкин, не пропускавший ни одного спектакля с её участием. А тут какой-то незнакомец присвоил завоёванное ими право! Возмущению молодых людей не было предела. Они даже не сочли нужным его скрывать и решительно отправились за парой следом… В спину Ландау летели снежки, ему наступали на пятки, хватали за полы пальто и награждали всяческими нелестными эпитетами: «Длиннющий, страшнющий! Только попробуй ещё раз прийти, ты об этом пожалеешь!..» Встречаясь в Москве, Ландау и Пугачёва любили вспоминать этот курьёзный случай. Шли годы, и дружба их продолжалась. После автомобильной катастрофы великий физик так и не смог вернуться к полноценной жизни. Последний год не хотел никого видеть. Клавдии Васильевне было сделано исключение. Она приехала навестить его. Говорить он почти не мог. Просто взял её руку и прижал к сердцу. Она спросила, хочет ли он послушать стихи. Он прикрыл глаза в знак согласия. И Пугачёва прочитала его любимые блоковские:
Нежная дружба связывала Пугачёву с С. М. Михоэлсом и А. Н. Толстым. Познакомилась она с ними почти одновременно. Михоэлс посмотрел спектакль «Дорога цветов» по пьесе В. Катаева с участием Пугачёвой и пришёл за кулисы, чтобы выразить ей свой восторг. А скоро она сыграла главную роль в пьесе А. Н. Толстого «Чёртов мост». В 1941-м в эвакуации в Ташкенте, куда приехал и Михоэлс, Толстой предложил Пугачёвой вместе выступать в концертах. Он читал свои военные очерки и говорил со слушателями на волнующие всех темы, она читала отрывки из его романа «Пётр Первый». Концерты проходили с неизменным успехом.
В 1944-м, уже в Москве, Толстой и Михоэлс навестили свою добрую приятельницу. Клавдия Васильевна была в ту пору на сносях, из дома не выходила и жила в тревожном ожидании самого большого события своей жизни. Вот и решили старые друзья её развлечь. Получив разрешение, они попеременно прикладывали ухо к её животу и высказывали предположения, кто у неё родится. Михоэлс утверждал, что будет девочка, Толстой ручался, что мальчик. Время шло. Ребёнок не торопился появляться на свет, и потому волнение будущей мамы нарастало с каждым днём. И тогда Толстой сочинил для Пугачёвой целый научный трактат «О преимуществах поздних детей». Привожу его полностью:
«Дорогая Клавдия, мужайтесь! Вот несколько исторических примеров. Кикса, жена кипрского царя Балдаса и мать архаического героя Аякса-старшего, которая тайно жила с кентавром Пердилусом, родила сына на 15-м месяце; мальчик был настолько вполне сформирован, что все рабыни, бывшие около ложа царицы, закрылись передниками.
Александр Македонский родился на 11-м месяце и тотчас, даже не дав себя спеленать, воскликнул: «Ах… мать…», т. е. те самые слова, с которыми впоследствии его непобедимые фаланги шли в бой…
Святой Симеон Столпник, известный впоследствии своим неряшеством, т. к. в течение многих лет не слезал ни за какой нуждой с дорической колонны, на которой стоял поочерёдно то на одной, то на другой ноге, родился от гетеры Сиско также с большим запозданием и тотчас по рождении обмочился настолько обильно, что счастливая мать воскликнула: «О, Афродита! Мальчик вылил из себя всё вино, какое за всю мою жизнь я выпила, восхваляя тебя!»
Прославленный врач, философ Бабаст Теофраст Парацельзиус, прозванный Макропозопусом, родился на полтора месяца сверх срока и был так прожорлив, что высасывал до последней капли молоко у матери и трёх кормилиц, теребя их за грудь с таким нетерпением, что казалось, он требует чего-то ещё более существенного; видя это, его отец Карл Мартин говорил за кружкой пива в Зальцбурге: «Чтобы прокормить этого малютку, мне придётся заложить душу дьяволу, как доктору Фаусту».
Колхозница деревни Малые Лапотищи Анна Ивановна Запуздина рассказывает: «Дует и дует у меня живот. Ан, пора бы, думаю, рожать, по советскому закону больше 9-ти месяцев не полагается… А они, трое голубчиков моих, как проедет мимо красный обоз, так ножками и стучатся: «Пусти, мол, нас, мама, в счастливую жизнь, в колхозе лишние руки нужны до крайности…»
Итак, дорогая Клавдия, всё к лучшему, будьте веселы и спокойны. Я понимаю кошмарное нетерпение Вашего мужа, но готов поручиться честным словом, что – если у Вас даже будут двое – Виктор с огромной уверенностью может считать себя отцом обоих прелестных малюток.
Я же заранее пью за их и Ваше здоровье.
Всегда Ваш, Алексей Толстой».
У Клавдии Васильевны родился долгожданный Алёша. А тремя годами раньше, в 1941-м, аккурат в Международный день 8 марта, у её близкой приятельницы, тоже актрисы, родился мальчик, названный Андреем. Ровно через полгода в десятиметровую комнату в том же Ташкенте, где Пугачёва жила с мужем, она взяла ещё и семью друзей. Спали на полу, а единственную кровать отдали крошечному Андрюше. Нянчили его поочерёдно, вместе выхаживали, когда он болел. Андрей подрастал и всегда с неизменной нежностью относился к тёте Капе. Он любил слушать её увлекательные рассказы о театре и постоянно просил повторить про случай на спектакле «Хижина дяди Тома». Пугачёва играла девочку по имени Дора – дочку богатого плантатора. В сцене аукциона именно она и должна была подписать проклятую бумагу о продаже славного дяди Тома. В самый драматический момент один из юных зрителей сорвался с места, подбежал к авансцене и что есть мочи закричал: «Дора, дура, не подписывай!» И вот уже весь зал на сотни голосов вторил ему: «Дора, не подписывай! Дора, не подписывай!»
Прошло много, много лет. Однажды, идя по Петровке, Клавдия Васильевна услышала знакомое: «Дора, не подписывай!» «Что за наваждение!» – подумала она и двинулась дальше. Но кто-то продолжал кричать: «Дора, не подписывай!» Оглянулась – на противоположной стороне стоял Андрей Миронов. Ловко маневрируя между машинами, перебежал улицу. «Тётя Капа, я только что вернулся из Ленинграда, и во многих домах, где побывал, видел ваши фотографии. Вас любят и помнят. А один ваш выросший зритель объяснил: «У вас своя Пугачёва, а у нас – своя».