Страница 25 из 46
— Бери, душа моя, прилетишь домой — вышлешь: Хабаровский край, село Павловка, Милешкиной… Солнце-то выше ели, а мы еще не ёли! — вспомнила поговорку мужа Людмила.
Удальцы припустили в город.
— Мама Мила, у самих-то много ли денег осталось? — побеспокоилась Люсямна.
— Копейки считать, только душу терзать, доча. — Мать весело заглянула в серьезные глаза девочки. — Хватит нам в городе погулять и к отцу доехать. А не хватит, так мы же не в лесу — среди людей. Раз мы выручили человека, и нас в беде не оставят.
В парке Милешкины катались на карусели, вдоволь ели пирожки, мороженое, пили ситро. Людмила едва успевала нырять рукой в кармашек юбки за деньгами. Люсямна была недовольна щедростью матери.
Потом они устремились по главной улице — задевали прохожих, путались в их ногах. Одна Люсямна шла осмотрительно, успевая одному мальчугану рубаху в штаны заправить, другому нос вытереть, понужнуть зазевавшегося Мишутку. Она всегда была в заботе о своих братцах.
В универмаге Людмиле приглянулись сережки, будто бы позолоченные, с изумрудными камешками. Она спросила у продавщицы сережки, примерила на Люсямне. Подвела ее к зеркалу: сережки удивительно шли к смуглому, большеглазому лицу девочки, как тут и были на ее чуть оттопыренных ушках. Пылая лицом, блестя глазами, мать не могла налюбоваться на дочь.
— Люсинька-Малюсинька, как ты хороша! Вот увидит тебя Милешкин!
Она не обращала внимания на женщин, которые толпились рядом и не понимали, как это можно взрослому человеку восторгаться копеечными безделушками? Другие, наоборот, с завистью наблюдали за просто одетыми, но жизнерадостными Людмилой и Люсямной. Потом Людмила и сама примерила сережки, повертела у зеркала головой, как девочка. Не вынимая из ушей сережек, достала из кармана деньги. Не глядя в кулак, сколько там, вынула одну бумажку и подала продавщице.
Мишутка и Петруша захотели по ружью — и ружья купила им Людмила. Удальцы были предовольны. Есть на свете такой богатый город, как Хабаровск, и так хорошо в нем, даже к отцу на БАМ не хочется уезжать. Им казалось, сколько затеят они, столько и смогут жить в городе припеваючи. Только Люсямну занимал вопрос: много ли осталось денег в кармашке у матери? Против сережек она не возражала, но к чему Мишутке и Петруше ружья? Могли бы из простой доски выстругать. Этак можно никогда не доехать к отцу. Ее тревоги оказались не напрасными…
В самый зной облепили Милешкины ларек с лимонадом. Людмила — нырк в кармашек юбки, сгребла все, что попалось, и, как всегда, не глядя, вытянула из кулака одну бумажку — в кулаке больше ничего не осталось.
— А где же наши денежки? — Людмила не на шутку удивилась и опять рукой в карман, осмотрела, нет ли случайно на юбке другого кармашка.
— Вы думаете расплачиваться за лимонад? — холодно спросила из окошечка женщина.
Людмила отдала ей последнюю трешку. Люсямна взяла сдачу, три бутылки с водой и, утешая, сказала матери:
— Пойдем, мама Мила, под кустик, там и разберемся, куда девались наши денежки.
Людмила послушно следовала за дочерью, выражение лица у нее было растерянное, однако не виноватое и не подавленное.
— Будто бы ничего не покупали, а деньги утекли, как вода сквозь пальцы, — наивно говорила она, присев на траву. — Женщине с ребенком отдали семьдесят, остальные должны быть целыми, ведь ничего путного не брали. И куда они разлетелись, ума не приложу…
Люсямна смотрела на мать, как на несмышленого ребенка, которого наказывать за шалость уже поздно.
— Ну вот, денег нет — к папе не доедем, — тяжело вздохнула девочка.
Людмила не умела долго предаваться горестным раздумьям. Она решила: пообедать можно и на дорогу к аэродрому хватит копеек, там она попросится бесплатно в вертолет на БАМ. Какой же летчик не возьмет мать с четырьмя маленькими удальцами! Так что пообедают Милешкины в городе, а ужином накормит их отец. Люсямна облегченно улыбнулась. Находчивая у нее мать. Такая мать одна-единственная на свете!
Милешкины выпили лимонад, съели в столовой вкусный обед и помчались автобусом на аэродром.
На зеленом поле, разлинованном в клетку асфальтными дорожками, стояли маленькие самолеты местного значения. На краю поля дремало несколько зеленых и оранжевых вертолетов, до земли свесив с горбов крылья-пропеллеры.
Двое мужчин, молодой и пожилой, с лычками на рукавах, ходили вокруг пожарного вертолета и постукивали гаечными ключами.
— Бежим скорее, удальцы! — торопилась Людмила. — А то без нас снимутся. — Она, запыхавшись, первая подбежала к механикам и, уверенная, что ей не смогут отказать, обратилась к ним:
— Дяденьки, и нас возьмите… Куда садиться-то?..
Механики вытаращили глаза на боевую женщину и забавных ребятишек.
— Успели, значит! — радовалась Людмила. — Милешкин-то нас не ждет, а мы — тут и были… Вы, дяденьки, конечно, знаете нашего Милешкина… Тимофея…
— Ну-ка марш с поля! — первым нашелся пожилой. — Нельзя тут быть посторонним.
— Да какие же мы посторонние… Нам на БАМ надо…
— А в Америку не желаете? — подковыристо спросил молодой. — Можно и на луну. На луну тоже летаем.
— На луну — после, — ответила Людмила, — сейчас надо к Милешкину, к отцу вот этих удальцов.
— Идите отсюда… — теснил ребятишек от техники старый механик. Он посоветовал зайти в двухэтажный дом. Там расскажут, на чем и куда лететь.
Людмила помчалась в управление. Не спросясь, можно ли, как привыкла заходить в колхозе к председателю Пронькину, она распахнула дверь кабинета, завела удальцов с котомками и сумками.
— Здравствуйте, — спешно поздоровалась она с грузным мужчиной, сидящим за полированным столом, поздоровалась таким тоном, словно давно и хорошо знала начальника, всего в лычках. — Нам на БАМ надо. Как раз и вертолет туда собирается…
Начальник тоже не сразу нашелся, что ответить странным посетителям. Он снял очки в толстой оправе, поморгал глазами, глядя на удальцов.
— Вам на БАМ надо, но при чем здесь я? — неуверенно проговорил он.
— Милешкина небось знаете?.. Все на вертолете летает. — Людмила верила, что Милешкина непременно должен знать аэродромный начальник, как ее, например, председатель колхоза.
— Садитесь на поезд или на самолет, — отвечал мужчина.
— Милешкин только на вертолете летает, — настаивала Людмила. — Поездом можем не туда заехать.
— А куда, вам, собственно, надо?
— Говорю, на БАМ, к мужу! — с сердцем повторила Людмила. — Какие, право, непонятливые эти городские.
Начальник посмотрел на Василька с котомочкой, на серьезную Люсямну с новенькими серьгами, на Петрушу и Мишутку с ружьями и тепло спросил:
— Какой точный адрес вашего Милешкина?
Людмила — нырк рукой в кармашек юбки, достала немного мелочи — и больше ничего. И опять, как деньги, стала искать корешок с адресом. Удальцы тоже закопошились в своих карманах. Одна Люсямна сидела на стуле смирно, до боли стиснув зубами нижнюю губу. Она мысленно бранила себя за то, что ни разу не напомнила матери о корешке.
— Мама Мила, пойдем отсюда, — дрожащим голосом сказала девочка.
— Жаль, что потеряли адрес, — искренне посочувствовал начальник. — Я бы вам что-нибудь посоветовал, а теперь не знаю, чем и помочь.
— Так ведь вертолеты летают на БАМ, — не отчаивалась Людмила. — Вы нас только увезите туда, а там мы уж сами найдем Милешкина.
Начальник не согласился отправлять их в неизвестность.
Унылые Милешкины вышли на улицу, пересекли гуськом сквер, сели на скамейку под тополем; ребятишки с надеждою уставились на мать.
— И что теперь нам делать? — проговорила Люсямна. — Адрес потеряли, деньги расфукали. Нас даже «Заря» не возьмет домой.
Люсямна сняла с ушей серьги, держала их на ладошке — искристые и прохладные, — скрепя сердце, сказала:
— Сережки продадим…
— Ишо я могу козу пасти, — не остался в стороне Петруша.
— Какая тетеря шьет юбки с одним карманом! — стала возмущаться Людмила. — В одном и деньги, и адрес, и все… Ну разве не посеешь.