Страница 3 из 26
Травссон продолжал продвигаться к вратарской площадке противника. Защитник Тыква Нильссон предпринял попытку задержать его, но Травссон сделал обманное движение влево, обошёл защитника справа и оказался один на один с вратарём. Удар! — и мяч влетел прямо в верхний левый угол. Тут уж не помогли бы никакие прыжки, броски и падения. Против такого результативного форварда, как Травссон, никакому вратарю было не устоять. У Травссона удар был смертельный.
Стадион ревел.
— Матч окончен! — закричал судья. — Всё, конец! Гол недействителен! Не засчитывается!
Когда болельщики ринулись на поле качать Травссона, мы сразу же ушли. Мы и не подумали собирать брошенные бутылки. Не к спеху, подождёт. Денег у нас и так было больше, чем надо. Я положил наш плакат в коляску. Меня немножко беспокоило, не начались бы какие разговоры насчёт состава наших прохладительных напитков. Они оказались что-то уж чересчур живительными.
— Чокнутый всё же народ эти болельщики, — сказал Стаффан.
— Да уж, — сказал я.
— Зато каков бизнес, а? Просто блеск! — сказал Стаффан.
— Да уж, — сказал я. — Бизнес ничего себе.
— Теперь, наверно, сможем даже купить новый поводок нашему Могиканину, — сказал Стаффан.
На обратном пути нас обогнал какой-то велосипедист. К спутанным волосам у него прилипла лепёшка грязи. А лицо было такое напряжённое, будто он изо всех сил старался не упасть.
— Не иначе, с футбола, — усмехнулся я.
3
Лампа замигала в окошке. Два коротких и один длинный.
Если б где-нибудь поблизости была какая-нибудь башня с часами, они пробили бы сейчас ровно одиннадцать ударов. И если б в эту ночь светила полная луна, а где-нибудь поблизости была стая волков, они все как один стали бы выть, задрав морды к чёрному небу, усеянному звёздами и летучими мышами.
Но всё было тихо в этот час, когда я увидел сигналы Стаффана. Слышалось только мирное посапывание Лотты. Я на цыпочках подбежал к окну и просигналил в ответ: «Вас понял. Одеваюсь».
Не заснуть до одиннадцати оказалось не трудно. Я лежал в слушал разговоры на кухне. Они, как я понял, планировали какую-то там демонстрацию у себя на фабрике.
Я почувствовал даже смешную ребяческую гордость. Если б я не сбежал, Оскар с Евой, может, и не вели бы сейчас всех этих разговоров со своими товарищами с фабрики, думал я. Потом я представил самого себя в роли неустрашимого народного вождя. Вот я стою перед народом — в пижаме, в кепке и с бородой — и держу речь. «Товарищи! — говорю я. — Час настал! Проснитесь!»
Тут я услышал голос Евы.
— Нет, мне это наконец надоело! — говорила она возмущённо. — Я, выходит, не в счёт. Вари вам кофе, подавай вам пиво — и всё. А я ведь как-никак тоже там работаю, наравне с вами. Могли бы, кажется, понять своими тупыми башками. Чего вы мне рот-то затыкаете? Не хотите даже выслушать!
— Почему же не хотим, очень даже хотим. Откуда ты взяла? Успокойся, пожалуйста.
— Знаю я, как вы хотите! — фыркнула Ева. — Но ничего, голубчики, теперь уж вам придётся.
Потом они перешли в гостиную, и мне было уже не слышно, про что они там дальше говорили. А потом в доме стало тихо. Гости ушли, и Оскар с Евой легли спать.
Я стал ждать условленного сигнала. И вот лампа в окошке замигала. Я быстро оделся. Прошёл на цыпочках к окошку, поднял раму и бесшумно залез на подоконник. В темноте передо мной маячили две смутные тени. Одна тень — это был Стаффан, а рядом кто-то низенький и толстый. Этот низенький и толстый налетел на меня, как только я спрыгнул на клумбу, и ткнулся мне в ноги.
— Хрю-хрю, — ласково сказала тень.
Это был Последний-из-Могикан. Я наклонился и легонько пошлёпал его по пятачку. Давненько мы не видались. Он стал совсем красавцем.
— Привет, старик! — сказал я ему. — Ну, сейчас поглядим, воспитанная ли ты свинья. Можно ли пускать тебя в хорошее общество. Ничего, не робей, держи хвост крючком!
— Вообще-то не мешало бы надеть на него костюм с галстуком, — шепнул мне Стаффан.
Этой ночью мы задумали поучить нашего Могиканина, как вести себя в приличном обществе. Мы решили познакомить его с породистыми псами Голубого. Стаффан считал, что это очень важно. Если не дать ему возможности познакомиться с собаками ещё до выставки, он там наверняка будет нервничать и, чего доброго, осрамится, взъевшись на какую-нибудь шавку-моську. А это здорово снизило бы его шансы на победу.
Последний-из-Могикан культурненько семенил рядом. Иногда Стаффан покрикивал: «К ноге!» — и наш Могиканин послушно выполнял команду. Мы неторопливо спускались к посёлку. Было тихо и темно, свет везде погашен. Стаффан прихватил с собой рюкзачок «со всякой там мелочью, которая всегда может пригодиться».
Мы дошли без приключений, только один раз нам навстречу попалась машина. Мы не хотели, чтоб нас кто-нибудь видел, поэтому спрыгнули в канаву и залегли там. «Лежать!» — сказал Стаффан Могиканину, и тот моментально распластался на земле, как лепёшка. Большие успехи сделал наш Могиканин!
Когда мы подошли к калитке виллы Голубого, мне стало как-то не по себе. Неужели и правда не побоимся? В прошлый раз ничего хорошего из этого не вышло. А ведь тогда был день и солнце светило. А сейчас вон какая темнотища. И на небе лохматые тучи — будто чёрные великаны с седыми волосами. И тихо-тихо — будто великаны там над нами затаили дыхание. В такие вот именно ночи могильщики, привидения и одноногие бандиты с деревяшками назначают свидания на кладбищах.
Калитка была заперта — толстенная цепь и висячий замок. А забор был слишком высокий — с нашим Могиканином через такой не перелезешь.
— Вот чёрт! — сказал я, но в душе даже обрадовался, что наши планы сами собой расстроились: теперь можно было со спокойной совестью повернуть назад.
— Задачка для дошкольников, — сказал Стаффан, осмотрев замок. — «Оптимус», размер — средний.
Он порылся в своём рюкзачке и вытащил какую-то изогнутую железяку. Всунул эту штуковину в отверстие для ключа и поковырялся. Вдруг что-то щёлкнуло, и замок открылся.
— Видал? — ухмыльнулся он с довольным видом.
Я молчал. А про себя ругал последними словами всех этих бездарных идиотов, которые делают такие халтурные замки. Ничего не попишешь, думал я, придётся теперь как ни в чём не бывало тащиться за ним на верную гибель. Наверняка ведь нарвёмся на неприятности. Чует моё сердце. Так какого же лешего, спрашивается, я сразу не отказался? Почему не сказал Стаффану, что не хочу в этом участвовать? Почему всегда так получается, что Стаффан проворачивает всякие там свои идеи — я же просто тащусь за ним, как верный пёс? Когда я сбежал и был один, мне приходилось решать всё самому. Я был самостоятельный человек. А теперь? Как Стаффан — так и я.
С другой стороны, случись что — я бы опять к нему первому побежал. Он всегда умел найти выход даже из самых безвыходных положений.
Калитка со скрипом приоткрылась. И вот мы, значит, залезли ночью в чужой сад. Фонарики наши мы погасили. Повсюду лежали тени — от кустов, от живых изгородей, от деревьев и штакетника. А мне повсюду чудились какие-то жуткие существа. И никаким героем я себя уже не чувствовал. Хотя вообще-то у героев, может, тоже сохнет во рту и мурашки бегут по спине, а в животе будто сидит холодная лягушка. Может, они просто виду не показывают.
Мы крадучись пробирались через сад. Собаки, как говорил Стаффан, содержались за проволочной оградой рядом с домом. Наш Могиканин шагал, задрав пятачок к небу, будто решил посмотреть, какая будет погода. Вид у него был ужасно важный. Мне в ботинок попал камешек. Пока я снимал ботинок, Стаффан с Могиканином ушли вперёд. Мне хотелось крикнуть, чтоб они подождали, но я героически сдержался.
Я на цыпочках побежал за ними. И вдруг столкнулся нос к носу с каким-то огромным человеческим существом! Рот у существа был искривлён в насмешливой ухмылке. Оно уставилось на меня жуткими пустыми глазами и явно собиралось заколоть меня копьём. Я в страхе отскочил и ударился о столб с большущей уродливой вазой наверху. Столб покачнулся, и ваза с диким грохотом рухнула на землю — наверно, перебудила весь поселок.