Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 34

– Запросто могли убить, – делился своими опасениями Гвозлик. – Это же бандеровцы, у них в каждом сарае пулемет зарыт.

3

И вот мы приехали развеяться в Зеленогорск и теперь играли на веранде в кинга, поджидая звонка из Москвы, чтобы узнать, приедет ли Катька с мужем на день рождения нашей мамы, который собирались справлять в ресторане «Метрополь» на Садовой улице.

В доме было жарко натоплено, тетя Зина пекла пироги с капустой, и двойные окна на веранде запотели, отчего выпавший снег скорее угадывался, чем различался. Смеркалось, и мы включили бабушкину люстру с желтыми латунными листьями и малиновыми фонариками.

Отец играл рассеянно, без настроения и, щурясь, отставлял карты далеко от себя, словно специально, чтобы мы их видели. Со слов отца, Гвозлик сидел дома и пытался восстановить к Новому году две главы диссертации.

– Держи карты к орденам! – напомнил дядя Жора картежное правило и пригрозил: – Или играть не буду! Суешь мне их под нос. Никакого интереса…

– К орденам, к орденам… – Отец вовремя снес маленькую трефу. – Что нам орден? Я, товарищи, не гордый! Я согласен на медаль!

Я сгреб три карты и вновь зашел с бубей, продолжая рыть дяде Жоре глубочайшую яму, о которой он, судя по всему, не догадывался.

– Ну ты, племянничек, даешь! – Дядя Жора спустил под даму своего валета; стало ясно, что он не догадывается о яме. – Один карты под нос сует, другой как заведенный с бубей лупит, словно других мастей не знает… – Дядя Жора зевнул и посмотрел на отца. – Как там твой Козлик?

Мне показалось, отец вздрогнул.

– Гвозлик, – не сразу ответил он, размышляя над ходом. – Владимир Альбертович Гвозлик. Ети его мать!

– Ну-ну, расскажи! – подстрекнул дядя Жора, надеясь веселым отношением к неприятностям принизить их значение. – Что на этот раз? Ноздрю мушкой от автомата разорвал? Или губой за крючок зацепился? Или на Колыму подался гальюны чистить?

Дядька заливисто рассмеялся, и на веранду высунулась тетя Зина:

– Что с тобой?

– Ничего, ничего! – отмахнулся дядька, вытирая слезы.

Я тоже засмеялся, но сдержанно. Во-первых, я продолжал рыть яму своему любимому дядьке, и требовалась известная собранность, а во-вторых, смеяться над отцовским аспирантом во весь голос было бы неучтиво.

Да, Гвозлик поговаривал, что собирается в Магадан на сказочные летние халтуры – чистить отмерзшие уличные сортиры из расчета пятьдесят копеек за черпак. Он даже ходил договариваться в штаб гражданской обороны о противогазах для оснащения ими сборного студенческого отряда. Себя он видел командиром этого отряда и намеревался выставить, как минимум, двадцать сабель-черпаков для борьбы с оттаявшими нечистотами. Он делал предварительные расчеты заработков, исходя из средних объемов выгребной ямы и количества почерпываний. Суммы выходили фантастические!

Я скромно выложил на стол две оставшиеся карты, дядя Жора присвистнул и закряхтел, признавая свое поражение.

– Во дает, племянничек, – кряхтел дядя Жора, разглядывая карты. – Во дает!..

Он думал, я буду с ним шуточки шутить! Ха-ха! Если бы мы играли на деньги, я бы выиграл рубля три, не меньше.

Отец бросил карты и махнул рукой на свое поражение:

– Пойду прилягу. Ну его к черту, этого Гвозлика! И докторскую туда же!

Считалось, что аспирант – это шаг к докторской диссертации: своя научная школа, ученики и все такое прочее. Три аспиранта защищают свои кандидатские, руководитель – докторскую.

– Если он уедет на Колыму, я не загорюю.

– Н-да, – задумался дядя Жора, засовывая карты в кожаный чехольчик.– Не нравится мне все это. Давно не нравится…

Мы слышали, как отец выпил на кухне валерьянки и пошел к себе в комнату.

– Ты вот что, племянничек, – наклонился ко мне дядя Жора, – раздобудь адрес этого Гвозлика. Отца надо спасать!

Я кивнул.

– А как вы будете спасать? – шепотом спросил я.

– Что-нибудь придумаем, – пообещал дядя Жора, сверкнув глазами. – Может, и ты пригодишься.

– С удовольствием!

4

Адрес я взял из большой записной книжки отца, лежавшей дома у телефона. Гвозлик был записан нервным торопливым почерком после «Газ (заправка баллонов)», «Гуси – продажа», «Гузман И. А. – лодочная станция» и прочих хозяйственно-бытовых записей.

– Так-так, – сказал дядя Жора, пряча адрес в карман. – Теперь следи за ситуацией. Если узнаешь, что он опять в загуле или на похоронах, тут же звони. И принеси мне общую кафедральную фотографию на один день. А то по ошибке не того…

Мы стояли в вестибюле метро «Нарвская», и дядька покрутил головой, словно опасался, что нас подслушают.

– Н-да… В общем, никому ни слова!

– А что вы собираетесь делать? – тихо спросил я.

– Не твой вопрос, – сурово проговорил дядька. – Убивать не собираюсь.

У меня отлегло от сердца. Дело в том, что дядя Жора, в отличие от отца, любил и умел подраться. Вроде братья-близнецы, одинаковой комплекции, оба занимались гимнастикой, а характеры разные! Дядя Жора ввязывался в драку мгновенно, бил крепко налево и направо и так же быстро выходил из нее и шел как ни в чем не бывало дальше, взяв тетю Зину под ручку. Так было в Зеленогорске, когда двое пьяных, мочившихся на забор овощной базы, вдруг повернулись к нам и с гоготом продолжили свое дело. Лихо было и в гардеробе одного ресторана, когда кто-то что-то сказал дяде Жоре и отцу.

И теперь мой дядька-лихач что-то затевал против папиного аспиранта Гвозлика.

Я замечал, что отец выглядит все хуже и хуже. Несколько раз ему вызывали «неотложку». Это в сорок-то восемь лет!

Будь моя воля, я бы сослал Гвозлика на Колыму бригадиром золотарей-миллионщиков, а отца заставил бы ходить на футбол и в филармонию – лечить нервы.

– Господи, да зачем нам эта докторская! – вздыхала мама, наливая отцу корвалол. – Хватит нам и кандидатской, хватит доцента! Кому от такой науки прок, если ты по ночам вскрикиваешь! Откажись от этого мозгокрута!

– Не могу! – Отец говорил так, словно ему предлагали отказаться от родины, а не от аспиранта. – Я все-таки педагог и на двадцать лет его старше…

Гвозлик продолжал удивлять общественность. Но по мелочам. То кошка спрыгнула ему на голову и расцарапала прикрытую волосами лысину. То оштрафовали за курение на Дворцовом мосту и прислали сообщение об этом факте в институт. То ножка стула, которым он хлопнул об пол, угодила на большой палец тещиной ноги, и теперь теща ходит в гипсе и не разговаривает с зятем. То в общежитии знакомил приятеля с древней казацкой борьбой – сидя на табуретках, одними руками – и разбил стекло на лестнице…

Грубо, но точно выразилась тетя Зина: «То плетнем придавит, то корова обос…!»

5

Неожиданно Гвозлика как подменили.

У отца даже мелькнула мысль: не снюхался ли он с баптистами?

Во-первых, он отдал бате все долги – все бесчисленные трешки, пятерки, десятки и двадцатки, которыми мой родитель ссужал в разное время бедолагу. Затем, буквально на следующий день, Гвозлик напросился к отцу в попутчики и по дороге к метро пообещал, что отныне всерьез возьмется за диссертацию и ни при каких обстоятельствах не подведет своего научного руководителя.

– Работать и работать! – сообщил свой новый девиз Гвозлик. – Только так!

– Давно пора, – размяк душой батя. – У вас сейчас самый благодарный возраст для науки. Сначала кандидатская, потом, глядишь, докторская. Вы же толковый исследователь, Владимир Альбертович!

– Спасибо за вашу оценку, – потупил глаза Гвозлик. – А пить я точно брошу, как и обещал!

– Хм-мм, – сказал отец. – Может быть, по бутылочке пива?

Они шли через парк ХХХ-летия ВЛКСМ, и папаня решил, что неплохо бы пригласить аспиранта в пивной буфетик, чтобы потолковать по душам и сблизить позиции по сложным жизненным проблемам. Отец только что вернулся из командировки в Лодейное Поле, где неделю принимал экзамены у заочников, и поэтому ответ Гвозлика прозвучал для него загадкой: