Пятое Евангелие

Незнакомка начала говорить тихим, вкрадчивым голосом и хотя лица ее Анна не могла различить, она была уверена что это доктор Саргент. Ее голос казался несколько приглушенным, а интонация очень отличалась от той, к которой Анна привыкла во время разговоров с этой женщиной. Она держала маятник и тяжело дышала, словно это была невероятно трудная работа.

Сейчас звук голоса доктора Саргент казался Анне таким же отталкивающим, как и ее внешний вид. Поскольку она не могла сопротивляться физически, Анна изо всех сил сопротивлялась мысленно.

— Вы слышите мой голос?

— Да, — ответила Анна еле слышно и заметила, что даже говорить могла лишь с трудом.

— Вы видите маятник перед глазами?

— Да, вижу.

Анна его действительно видела, хотя не имела представления, были ее глаза закрыты или открыты.

— Сосредоточьтесь на моем голосе и только на моем голосе. Все другое с этого момента не имеет для вас никакого значения. Вы меня действительно поняли?

— Да, — ответила Анна механически. Все в ней сопротивлялось, но она просто не могла не ответить.

— Сейчас вы будете отвечать на мои вопросы, а когда проснетесь, обо всем забудете.

Анна судорожно пыталась сжать губы, чтобы не произнести ни слова, но против своей воли ответила:

— Я буду отвечать, а позже обо всем забуду.

Она ненавидела себя и, если бы только могла, вскочила бы на ноги, чтобы бежать, не разбирая дороги. Но руки и ноги словно налились свинцом, и она осталась лежать.

— Что вы ищете в Лейбетре? — неприятный голос доктора Саргент проникал, казалось, в каждый уголок сознания Дины.

— Правду! — не задумываясь, ответила Анна. — Я ищу правду!

— Правду? Здесь вы ее не найдете!

Анна хотела спросить: «Где же, если не здесь?» — но почувствовала, что утратила способность задавать вопросы. Собственный голос ее не слушался. Поэтому Анна с нетерпением ждала следующего вопроса доктора Саргент.

— Где вы спрятали пергамент? — спросил голос громко и настойчиво.

— Я не знаю, о чем вы говорите, — ответила Анна без промедления.

— Я говорю о пергаменте, в котором упоминается имя Бараббас!

— Не знаю…

— Пергамент у вас!

— Нет.

Анна напряженно ожидала следующего вопроса, но доктор Саргент молчала. Анна не знала, где находится, и как ни пыталась расслышать хоть какой-нибудь звук, который помог бы предположить, куда она попала, ничего не получалось. Анна не слышала абсолютно ничего, словно оглохла. Ее попытка открыть глаза не увенчалась успехом. Впрочем, ей не удавалось, ничего, что требовало даже минимальных усилий. Тяжесть во всем теле буквально приковала ее к постели. Анна понимала, что доктор Саргент пытается подчинить себе ее волю с помощью гипноза.

Слова врача вновь и вновь страшным эхом повторялись в голове Анны:

— Где вы спрятали пергамент… пергамент… пергамент…

Анна уже сотни раз говорила себе (и эта мысль не покидала ее и сейчас): «Если я скажу, где пергамент, моя жизнь не будет стоить и ломаного гроша. Они ничего со мной не сделают до тех пор, пока не завладеют пергаментом».

Как долго она находилась в этом состоянии, Анна не могла сказать. Она сосредоточилась на одной-единственной мысли главное ничего не сказать. Внезапно Анна, хотя глаза ее были закрыты, заметила над собой какую-то тень, и голос доктор Саргент зазвучал снова:

— Вы будете отвечать на все мои вопросы и не утаите ничего, что не стерлось из вашей памяти.

Анна чувствовала на лбу пальцы женщины — довольно неприятное прикосновение, — но не могла увернуться или попробовать хоть как-то сопротивляться.

— Вы знакомы с содержанием пергамента? — вновь послышался голос.

Анна ответила:

— Нет, я с ним не знакома.

— Но у вас есть копия!

— Никто не смог расшифровать написанное.

— А где оригинал?

— Я не знаю.

— Вы прекрасно знаете!

Анна чувствовала, как врач схватила ее за руки и начала трясти. Она слышала угрозы, произносимые холодным, полным ненависти голосом доктора Саргент:

— Мы сделаем вам инъекции, которые заставят вас быть более разговорчивой!

Позже Анна больше ничего не могла вспомнить.

Когда Анна проснулась, то поняла, что находится в затемненной комнате и лежит в крайне неудобной позе. Она потянулась и попыталась прогнать свинцовую тяжесть из рук и ног. Подобная ситуация могла бы вызвать ужас у кого угодно, но Анна не испытывала и тени страха, словно израсходовала весь отведенный ей запас этого чувства в течение прошлых недель. Напротив, она ощутила прилив сил и отваги. Анна поднялась на ноги и в темноте пробралась к небольшому отверстию, через которое в комнату пробивался луч света. Это было окно. Нащупав ручку, Анна потянула ее на себя и обнаружила деревянные ставни, которые, отодвинув засов, смогла немного приоткрыть.

Резкий свет ударил в глаза, и прошло довольно много времени, прежде чем Анна привыкла к нему. Сначала она могла различить только небо, но, опустив взгляд, увидела далеко внизу горы и поняла, что находится в верхнем городе. Анна была вынуждена признать, что ей не удалось пробраться в Лейбетру незамеченной. По всей видимости, за ней наблюдали самого начала.

Анна не видела причин закрывать ставни, поэтому решила оставить окно открытым и впустить в комнату солнечный свет. Осмотревшись, она увидела, что находится в скудно обставленном помещении с ничем не покрытым бетонным полом. Выкрашенная белой краской железная кровать выглядела жутко, а дверь, как и все двери в Лейбетре, была без замка. Следовательно, ее не могли запереть. Приоткрыв дверь, Анна увидела перед собой длинный коридор со множеством таких же дверей.

Ей показалось бессмысленным даже пытаться выйти за пределы комнаты. Сам факт, что ее не заперли, говорил о том, насколько уверенно чувствовали себя орфики. Похоже, не было ни малейшего шанса на побег. Кроме того. Анна чувствовали что еще слишком слаба для подобных отчаянных действии Голова ее болела. Анна вновь прилегла на кровать и сжала виски руками. Теперь ей пришлось бороться со сном и тошнотой. Глядя невидящим взглядом перед собой, Анна заметила, что в комнате находится стул, на спинку которого кто-то аккуратно повесил выглаженную одежду. Она поняла, что одежду в длинную бесформенную ночную рубашку — в такие одевают пациентов в психиатрических клиниках, — и испугалась, представив, как сейчас выглядит.

Но чем дольше она смотрела на одежду, развешанную на стуле, — при этом Анна изо всех сил терла глаза руками, потому что ей казалось, что она спит, — тем чаще дышала и тем сильнее билось ее сердце и стучала кровь в висках. Она видела перед собой одежду Гвидо!

Она встала и осторожно, словно рубашка или брюки внезапно могли ожить и напасть на нее, подошла к стулу. На спинку повесили пиджак, а брюки лежали на сиденье.

Сначала Анна не решалась даже прикоснуться к одежде, но потом заставила себя сделать это и осмотрела подкладку пиджака, на которой нашла метку портного из Мюнхена. Это был действительно костюм Гвидо.

Анна бросила пиджак на пол, словно тот обжег ей пальцы. Она представила себе жуткую картину: Гвидо с угрожающим видом входит в комнату. Анна чувствовала, что начинает паниковать. Что же это была за жестокая и ужасная игра, которую вел Гвидо или орфики? И кто на самом деле стоял за ней?

Анна уже собиралась выйти из комнаты, когда услышала в коридоре медленные и тяжелые шаги.

Гвидо!

Она задрожала всем телом и почувствовала, что колени ее подгибаются. Анна беспомощно схватилась за железную кровать и широко раскрытыми от ужаса глазами уставилась на дверь.

Шаги приближались, и чем ближе они раздавались, тем более угрожающими казались Анне. Перед дверью шаги стихли. Раздался стук.

Горло Анны словно перетянули тонкой бечевкой. Ей не удавалось даже вдохнуть, и она, если бы и хотела, не смогла бы произнести ни слова. Она судорожно пыталась проглотить комок в горле и, будто завороженная, смотрела, как ручка медленно повернулась, а потом так же мучительно медленно начала открываться дверь. Анна пыталась закричать, но из груди ее не вырвалось ни звука. Она могла лишь стоять и смотреть, как открывалась дверь…