Страница 28 из 47
— Ну, вот видишь! — вмешался Санду. — Петрикэ всегда торопится.
— Не понимаю.
— Мы дали друг другу клятву дружить до гроба.
— Значит, сто лет, — пошутил Влад.
— До гроба, — повторил Санду. — А Петрикэ говорит, что я нарушил клятву, потому что скрыл от него одно происшествие. Но потом я сам ему рассказал.
— За это я уже не обижаюсь на тебя, — сказал Петрикэ, откладывая шитво.
— Знаю. Ты считаешь меня ябедой? Это неправда. Влад, говорил я вам что-нибудь?
— Ты мне много чего говорил. Вот и сейчас говоришь, — смеясь, ответил тот.
— Нет, я про другое. Говорил я вам, что Петрикэ разорвал галстук?
— Нет, — покачал головой Влад, — это мне сказал сам Петрикэ. Когда с настоящим пионером происходит такой случай, он удручён, и, конечно, это легко можно угадать по его лицу. Санду ничего не сказал мне, но, если бы он это и сделал, я не считал бы его ябедой. Я бы подумал: «Почему он мне говорит? Очевидно, у Петрикэ не хватает мужества признаться». А если у человека не хватает мужества, нужно ему помочь? Нужно! Вот мы и помогаем ему: поручаем ему самому зашить галстук. Петрикэ заодно учится шить. Это хорошо!
— Хорошо, — повторил Санду.
Немного погодя и Петрикэ тихо сказал:
— Хорошо.
— Ну, а как же быть с клятвой дружбы? — смеясь, спросил Влад.
Санду предоставил отвечать Петрикэ. А тот не заставил себя долго ждать.
— С клятвой? Как быть? Клятва есть клятва… До гроба! — И он протянул Санду руку.
— Теперь я могу сказать, зачем я пришёл, — обратился Санду к Петрикэ после паузы, когда все трое молчали.
Только сверчок доказывал своим стрекотаньем, что не очень правы баснописцы и поэты, сравнивающие его с гитаристом. Уж если на то пошло, его скорее можно сравнить с играющим на губной гармонике музыкантом, у которого маловат рот и дует он только в одно отверстие инструмента.
— Я пришёл поговорить с тобой насчёт игры, которую нам предложил Влад. И правда, Влад, очень интересная игра! Ребятам она непременно понравится. Я объясню её Петрикэ, и, если я в чём-нибудь ошибусь, вы поправите меня. Хорошо?
— Ну что ж!
Игра действительно была интересная. Называлась она «Дети портов мира». Санду без единой ошибки объяснил правила.
— Вот здорово! — обрадовался Петрикэ. — Скажем ребятам, чтобы они подготовились, и потом сыграем, да?
— Что за вопрос!
— Только не забудьте про гербарий, — напомнил Влад. — Это всё-таки ваше главное занятие. Пройдут каникулы, и оглянуться не успеете, как настанет начало учебного года. Можно ли заявиться в школу без обещанного гербария?
— Конечно, нельзя! — в один голос ответили ребята.
— И я такого мнения. Тем более, что через год, когда вы окончите седьмой класс, сам придётся проводить первый день занятий уже не в нашей школе. Все вы рассеетесь по разным школам… Я вот подумал: мы уже два года вместе, остаётся всего один год… Мы едва успели узнать друг друга, свыкнуться, подружиться, и вдруг наступит день, когда нам придётся проститься, и мы спросим себя: «Доведётся ли нам встретиться?» — Влад обнял ребят и продолжал: — Вообразим, что этот день уже наступил. И вот вы прощаетесь со школой. Неизвестно, каким окажется этот день — ясным или дождливым. В одном я уверен: все мы будем очень взволнованы. Нелегко расставаться с друзьями!
— Наш Дину определённо всплакнёт. Он, когда волнуется, всегда снимает очки и протирает глаза. Говорит, что будто это из-за очков, но мы знаем, что это он прослезился, — сказал Санду.
— А может быть. Дину на самом деле станет поэтом! — сказал Петрикэ. — Он ведь об этом мечтает.
— А вы? — спросил Влад. — О чём вы мечтаете?
Петрикэ, не задумываясь, ответил:
— Быть офицером! А впрочем, неплохо бы и на паровозе, как отец!
Санду помедлил с ответом.
— Я… учителем естествознания… Мне бы так хотелось! Но если один станет поэтом, другой — машинистом или офицером, а третий — учителем, выходит, мы никогда и не встретимся…
— Да! — вздохнул Петрикэ. — Значит, и с Владом уже не встретимся…
— Ну нет, ребятки, непременно встретимся! Если мы останемся друзьями, то, как бы далеко мы ни были друг от друга, всё равно ещё свидимся. И потом, пути-то наши сходятся. Ведь никто из нас не собирается лодырничать. Труд каждого вольётся в общий труд. Тут-то мы и встретимся! Понятно?
— Да, — весело ответили ребята.
— Ну, в таком случае, как говорит Санду, дельно! А мне надо идти. Уже поздно. Санду, ты тоже пойдёшь?
— Вдвоём будет веселее!
Они вместе вышли, но у ворот Санду вдруг спохватился. Попросив Влада чуточку подождать, он вернулся к Петрикэ.
— Я забыл передать тебе кое-что… — Санду вынул из одного кармана записку «лучшего стрелка из рогатки», а из другого пакетик.
— Что тут?
— Это конфеты для твоей маленькой сестрёнки. Тоже чуть не забыл… Они очень хорошие!
— Да ведь она ещё не ест конфет. Ей всего семь месяцев!
— Как жалко… Впрочем, что я говорю? У вас найдётся, кому их съесть. Отдай их близнецам. Только сначала сосчитай, чтобы поровну было, а то ещё поссорятся, когда станешь делить. Ну, спокойной ночи!
— Спокойной ночи!
Петрикэ развернул записку и прочитал:
«Абрикосы у нас почти поспели. Разрешаю тебе лазить на дерево и есть, сколько захочешь. Нина».
Петрикэ улыбнулся и невольно сунул руку в пакетик, который получил от Санду. Достав конфету, он уже поднёс её ко рту, но потом остановился. Высыпал конфеты на подоконник и сосчитал их. Ура! Одна лишняя. Значит, её можно преспокойно съесть!
Глава тринадцатая. У нас дела серьёзные — мальчишеские!
Судя по записи в вахтенном журнале адмиралтейства порта Малый пруд, следующее утро было «оч., оч. трудным, но и оч., оч. интересным».
И действительно, четыре «оч.», по-братски разделённые между словом «трудный» и словом «интересный», сошли с пера Дину неспроста. Дину был далёк от того, чтобы из прилежного помощника адмирала превратиться в бумагомараку, оч., оч. далёк. Накануне ему попалась в руки старая книга, где он вычитал, что нашими знаниями о путешествиях знаменитого Магеллана мы обязаны некоему Антонио Пигафетте, которого мореплаватель взял на борт своего корабля в качестве секретаря. Это укрепило решение Дину сделать вахтенный журнал верным зеркалом происходящих в порту событий, а самому стать Пигафеттой вторым. Ведь называют же Алеку Колумбом вторым! Почему бы и ему не стать Антонио Пигафеттой вторым?
Но, собственно, какая связь между решением Дину» и четырьмя «оч.»? А вот какая. Небо свидетель, что Дину не допустил ни малейшего преувеличения.
Утро было очень, очень трудным… На берегу опять начал поднимать голову бурьян, а на рейде появилась мерзкая тина, непрошенным гостем пыль снова заявилась в адмиралтейство. Поэтому дел было много. Но это ещё не всё. На утренней поверке не досчитались нескольких помощников.
— Составить летучий отряд и немедленно доставить их в порт! — распорядился Санду.
В числе отсутствующих были и чёрненькие сестрёнки Джета и Дина.
— Где они живут? — спросил Мирча.
— Близко, — сказал Дину, заглянув в список. — Я записал их адрес. — Водя указательным пальцем по списку, он тут же воскликнул: — Вот, нашёл!
Летучий отряд отправился в поход. Остановившись возле дома с палисадником, где сильно пахло гвоздикой и базиликом, ребята постучали в калитку. Беленькая собачонка залилась уморительным лаем, напоминающим звук испорченной трубы, но Топ прорычал, оскалил клыки, и собачонка умолкла. Очевидно, Топ сказал ей на своём языке: «Туда же, тягаться со мною, заморыш! Да я тебя одним духом одолею!» Отворилось окно, в него выглянула бабушка (это могла быть только бабушка, потому что в их районе все старухи были бабушками) и спросила: