Страница 22 из 47
— Речь идёт об одной неприятности, дядя…
На тебе! Чуть было не сплоховал! Санду тут же поправился:
— Речь идёт об одной неприятности, товарищ секретарь. Я пришёл от моряков Малого пруда, рассказать, что случилось вчера утром в порту, и попросить у вас… попросить…
Ещё сидя в приёмной, он припас такое подходящее выражение…
— Ага… положительно разрешить нашу просьбу. Вот какое дело. Вчера утром на пруд пришёл какой-то человек с фабрики и сказал, что нам там нечего делать, и велел уйти. Он считает нас шалопаями!.. Сказал, что рядом фабрика и что на пруду нам больше нельзя бывать. Кричал… И мы ушли… Мы так расстроены… Вот это я и хотел сказать.
До разговора Санду думал, что ему и часа не хватит на то, чтобы рассказать о случившемся. А тут вон, оказывается, выложил всё в одну минуту. Он повторил:
— Это я и хотел сказать, — и посмотрел на секретаря.
На лице Петре Станку ничего нельзя было прочесть. Глаза его смотрели из-под густых бровей всё так же внимательно.
— Какой он из себя, этот человек? Можешь описать?
— У него соломенная шляпа… Такой высокий… рыжий и… противный.
Секретарь улыбнулся:
— Как это — противный?
— Такой, что смотреть на него не хочется. У него жёлтый галстук с булавкой…
— Ты многих знаешь у нас на фабрике… Ты уже его видел когда-нибудь?
— Нет…
— Никогда?
— Нет… По-моему, он даже и нездешний.
— М-да… И вы, значит, расстроились…
— Очень! — сказал Санду. — Сами посудите, каково это, когда вдруг уже нет всего того, что было… А мы так любим пруд, наш порт… Вы сами знаете, раньше там пустырь был, туда мусор сваливали. Мы натаскали песку с пруда, засыпали ямы, повыдергали весь бурьян. Прежде и пруд был грязным. Куда ни глянь — везде только одна тина. А теперь он какой чистый, не узнать… Мы же его вычистили. И на старом складе всё убрали… А вот теперь мы пообещали на сборе отряда подарить школе большой, полный гербарий. Мы уже начали было собирать растения у пруда, а потом хотели обменяться с другими школами. Мы и с маленькими детьми занимаемся…
Петре Станку перебил его:
— А всё-таки, товарищ… адмирал, ты виноват. Не сознаёшь?
Санду был застигнут врасплох.
— Виноват? В чём я виноват? — спросил он растерянно.
— В чём? — Петре Станку поднялся и начал преспокойно расхаживать по кабинету. Он остановился у вазы с цветами, поправил выбившийся цветок и сказал: — Если ты сам не догадываешься, тогда слушай и узнаёшь… Заявился неизвестно кто и велел тебе оставить порт. И что же ты на это? Забыл, что ты адмирал, забыл о своей ответственности и сделал то, что легче всего было сделать: ушёл. И вся недолга! Моя хата с краю, ничего не знаю. Ты даже не спросил, от чьего имени он пришёл, кто его уполномочил так разговаривать с вами. А почему не спросил? Отвечай, товарищ… адмирал!
Сердце у Санду пустилось в галоп. Что он мог ответить? Молчал. И в этот миг ему живо представилось, что будет дальше. Ему, конечно, скажут: «Не годишься ты в адмиралы. Может быть, и гербарий тебя не заботит. Может быть, вы это для отвода глаз делаете, чтобы только не говорили про вас: «Ну и пионеры, всё лето лодыря гоняют!» Даже и не спорь… Ни к чему!»
В эту трудную минуту адмирал порта Малый пруд готов был провалиться сквозь землю вместе с матросской шапочкой с синими лентами и якорем.
— Почему ты не отвечаешь? — услышал он голос секретаря.
— А что я отвечу? Вы правы, товарищ секретарь. Это значит, что…
— Это значит, что адмирал должен хорошенько думать, понимать, какая на его плечах ответственность. С завтрашнего дня, когда вы возобновите свою работу…
Мальчик вздрогнул и весь просиял. Он охотно бы обнял Петре Станку и сказал бы ему: «Какой вы хороший, дядя Петре!» Взволнованный, Санду встал и протянул руку секретарю:
— Спасибо вам, товарищ секретарь! Я сознаю… сознаю, что неправильно действовал.
— Это хорошо, но ещё не всё…
— Я знаю. Я буду стараться не повторять таких ошибок. Значит, с завтрашнего дня…
— Да, да. С завтрашнего дня. Желаю вам успеха! — Секретарь крепко пожал ему руку, как взрослому.
Санду выпрямился, отдал салют и пошёл к двери.
— Постой, товарищ, не уходи… С адмиралом Александру Дану я кончил разговор… Но хотел бы поговорить с Санду. Можно?..
Мальчик подумал и весело ответил:
— Теперь — да! Можно!
— Отлично!.. Верни мне, пожалуйста, книгу, которую я тебе давал. Ты как будто прочитал её, сам говорил мне, а вот уже шесть месяцев прошло с тех пор. Книги для того и существуют, чтобы их читали, а не для того, чтобы залёживались, пока их мыши не сгрызут… Договорились?
— Да, товарищ секре… Ох ты, опять чуть не ошибся! Да, дядя Петре… Я передам вам книгу с отцом. До свиданья!
— До свиданья, Санду.
Оставшись один, секретарь снял телефонную трубку и набрал номер.
— Попросите товарища Хынку… Это вы? Говорит Петре Станку. Скажите, кто вам поручил распорядиться, чтобы дети ушли с пруда? Что вы говорите? Ага! Пожалуй… пожалуй… Очень возможно, что дело обстоит так, как вы говорите… Что? По телефону мы не столкуемся. Придётся поговорить лично. Всего хорошего.
Секретарь положил трубку на рычаг и подвинул стул ближе к столу.
Глава десятая. За честь Петрикэ
Как только Санду очутился за воротами фабрики, первой его мыслью было пойти в школу. Если ребята не ушли на пруд, больше им негде быть. Он ликовал, что может сообщить им такую отрадную весть: приказ номер два был мимолётной тучкой, и горизонты Малого пруда снова безоблачны!
Ещё издали Санду увидел развевающийся на мачте флаг; странно только, что совершенно не слышалось обычного шума. Дежурившие у калитки пионеры напомнили, что ребята отправились в соседнее коллективное хозяйство собирать колосья.
В «тихом уголке», который разве что теперь, когда школьный двор был пуст, оправдывал своё название, восемь мальчиков играли в шахматы. Но не один на один, как обычно. По одну сторону шахматной доски расположились семь мальчиков, а по другую — один-единственный, и не кто-нибудь, а сам Негулеску, лучший шахматист школы!
Моряки Малого пруда встретили Нику и Илиуцэ довольно холодно и неприязненно. Нику и Илиуцэ пришли сюда вербовать ребят на Лягушиное побережье, но, как видно, попали впросак.
Немного погодя Илиуцэ предложил играть в шахматы. И так как никто не рискнул играть один на один с Нику, то он взялся играть один против всех. Хотя Дину, Мирча и Костя были довольно приличными игроками, Нику с самого начала добился преимущества, обменяв копя на слона и две пешки.
— Почему бы вам заодно не пригласить на подмогу своих родных? — сказал Нику, когда все семеро заспорили, поскольку каждый считал, что предложенный им ход — самый удачный и что только так — нет, вот так — можно нанести противнику сокрушительный удар. И Нику хвастливо добавил: — Я вас всех в два счёта обставлю! Во сколько ходов сделать мат?
При появлении Санду поднялся крик. Оставив партию незаконченной, ребята кинулись ему навстречу. А когда Санду в ответ на десятки нетерпеливых вопросов бросил своё излюбленное «дельно», весёлое, мощное «ура» огласило двор. Дину тут же сочинил частушку:
Частушка была встречена взрывом смеха, послышались протесты:
— Сказал тоже — «расцветает»! Ты и не увидишь, как он цветёт.
— Попал пальцем в небо! «Кипарис — явись»!..
— Таких поэтов лучше не надо!
— Это такие же стихи, как я — самокат.
— Всякое бывает, юноши, — оправдывался Дину. — Я же на ходу сочинял. И потом, если хотите, я могу изменить: «Кипарис мой, кипарис, все на Малый пруд явись!» Так ведь можно, правда?