Страница 7 из 151
На следующий день застенчивый Бойонбот привозит к нам Азаматову матушку. Это его синенький проворный унгуц доставлял мне раненых во время кампании. Я выхожу вместе с Азаматом на посадочную площадку встречать.
Кабина открывается, и становится видна матушка в новой вышитой косынке и сверкающем золотом диле. Она боязливо высовывается за борт, прикидывая расстояние до травы под брюшком унгуца — в отличие от нашего, который прямо на брюхо и приземляется, у этого есть ножки, так что получается довольно высоко прыгать.
Азамат приходит на выручку: подцепляет матушку из кабины и ставит на землю, придерживая, пока она не обретёт равновесие.
— Ма! Наконец-то ты к нам выбралась!
— О-ой, ну ты и домище отгрохал! — протягивает матушка вместо приветствия. — Вот Арават-то не видел, а то б бороду свою от зависти съел! Ну дела-а…
Бойонбот тем временем спрыгивает на землю и обходит унгуц.
— Здравствуйте, Ахмад-хон! Вот, доставил в целости. Куда вещи выгружать? Ой, Хотон-хон! — он мгновенно краснеет. — Здравствуйте, простите, не заметил вас сначала…
— А, Лиза, и правда! — матушка наконец отвлекается от созерцания дома. — Тебе ходить-то не рано?
— Вещи в дом, вон тележка для этого, — Азамат кивает на вход природной пещеры, где у нас импровизированный сарай.
— Ничего, хожу понемногу, — говорю. — Ребёнок небольшой, никаких проблем не было, так чего разлёживаться?
— Ой, как я хочу на него посмотреть! — матушка аж щурится от предвкушения. — Няньку-то взяли?
Забавно, что слово "няня" в муданжском мужского рода, а если попытаться сделать из него женский, то получится слово "кормилица", но это совсем не то же самое. Кормилицы на Муданге — явление редкое, потому что у незамужних женщин обычно нет детей, а замужние не подрабатывают, тем более, если у них собственные грудные дети. Так что услуги женщины-кормилицы стоят раз в двадцать больше, чем услуги мужчины-няньки.
— Взяли, взяли, — заверяет Азамат. — Пойдём, всех сама увидишь. Тебе не жарко в диле-то, ма? Лето на дворе, даже у вас на севере не те погоды, чтобы так кутаться.
— А у меня ничего нарядней нет, — разводит руками матушка. — Да нормально, потреплю, жара не холод.
— Для кого наряжаться-то? — не отстаёт Азамат. — Тут нет никого, только мы, кошки и зверьё в лесу.
— Ну так что ж я, к Императору домой в чём попало пойду? — возмущается матушка. — Сам-то в шелках!
Азамат качает головой.
— Ладно, я потрясён красотой твоего наряда. Сейчас придём, переоденешься.
— Вот правильно, я тебе всегда говорила: начинай с комплиментов.
Мы с Бойонботом ржём в кулаки, он при этом ярко-розовый.
Ребёнок у нас проветривается на террасе по другую сторону дома, так что Азамат сначала проводит матушку с обзорной экскурсией по дому, неприкрыто хвастаясь, какое у него тут техническое и эстетическое совершенство. Похоже, матушка — единственный человек, с которым он не скромничает. Она, в свою очередь, так ахает и восторгается, что забывает, зачем приехала. Я решаю, что не надо им мешать и загоняю Бойонбота на кухню.
— Как твоё зрение? — спрашиваю.
— Ой, — он опять розовеет. — Вы ещё помните… Вообще всё это время хорошо было, но в последние несколько дней стало похуже. Не знаю, может, я слишком много в экран смотрю…
— Да нет, просто уже срок истёк у линз. Надо или менять или оперировать. Ты на Гарнет не собираешься в ближайшее время?
— Собираюсь, а как же! Я ведь вместе с Алтонгирелом прилетел, мы опять на одном корабле работаем. А завтра улетим снова.
— Тогда давай я тебе направление напишу и контакты клиники дам, а ты там возьми отпуск и подлечись. А то если сейчас новые линзы приклеить, ещё полгода ждать придётся, пока растворятся.
Пока я вожусь с распечатыванием, Бойонбот глазеет по сторонам, щурясь, чтобы рассмотреть всякие красивости Азаматовой работы.
— Ой, что это? — внезапно дёргается он.
— Где?
— Как будто зверёк какой-то промелькнул, вон там, под столом.
— У меня три кошки.
— Рыжих?
— Нет, чёрных…
Я заглядываю за стол, но ничего там не нахожу. Ползать на четвереньках под мебелью я пока не готова.
— Ладно, — отмахиваюсь. — Как забежало, так и выбежит.
Отдаю ему бумажки и двигаюсь на террасу.
— Чего-то вы долго гостей встречаете, — Тирбиш скучает на перилах по соседству с кроваткой, в которой детёныш спит без задних ног.
— Азамат повёл матушку дом показывать, а он большой, — говорю. — Ты тут никаких зверей не впускал?
— Не-ет, — удивляется Тирбиш. — А что, завелись?
— Да вон Бойонботу кто-то под столом примерещился.
Бойонбот сконфуженно пятится и натыкается на дверь, которую как раз открывает Азамат с той стороны.
— Ну вот, ма, — тоном экскурсовода говорит он, — а тут у нас терраса, все тут и собрались.
— Ой красота-а… — вздыхает матушка, окидывая взглядом наш шикарный вид на Дол. — Вот это дворец, я понимаю… Ой, Лиза, а какой у тебя там гобелен висит! Вроде и сделан просто, а такой выразительный! И не побоялась самого Ирлик-хона выткать.
Я хихикаю.
— Так это я за успех кампании старалась… Мне сказали, надо Ирлика делать. Я, правда, до победы только половину соткала, остальное потом, времени-то не было совсем.
— Небось первый твой гобелен? — матушка качает головой.
— Второй, первый с рыбками в детской висит.
— Ой, я и не заметила, у вас эта детская так завалена барахлом…
— Ты на малыша-то посмотреть не хочешь? — перебивает её Азамат. Видимо боится, что сейчас нам станут читать нотации.
— Хочу, хочу! А где?
Азамат мягко подталкивает матушку к кроватке, а дальше всё тонет в возгласах восхищения, таких сладких, что мне хочется принять инсулина. М-да, бабушка из неё вышла качественная. Бойонбот и Тирбиш сходят с террасы в сторонку, чтобы не вмешиваться в наши семейные дела.
— Сама кормишь? — строго спрашивает у меня Ийзих-хон.
— Конечно, — серьёзно киваю я.
— Правильно, хорошо, — одобряет она. — Я вот тоже сама кормила, вон какой здоровый вымахал! — она похлопывает Азамата по спине. Он ужасно доволен.
После так сказать смотрин мы усаживаемся пить чай, и матушка всё заглядывается на бескрайнюю гладь Дола.
— Рыбки бы тут половить… — мечтательно вздыхает она.
— Легко, — кивает Азамат. — Лодка есть, снасти тоже, можем завтра утром выбраться.
— Правда что ль? — удивляется матушка. Потом щурится: — А прикормить?
Азамат смеётся.
— Ты просто очень хочешь в лодке по Долу покататься. Ладно, сейчас устроим. Только переоденься, ради богов!
Матушка даже не спорит. Я показываю ей комнату, в которой она будет спать, и через пять минут она выходит в плотных широких домотканых женских штанах и кожаном жилете с грубыми металлическими заклёпками.
— Ну я собралась! — бодро сообщает она. — Где у тебя лодка?
— Сейчас всё будет, — усмехается Азамат, которому тоже надо переодеться во что попроще.
Ему, как и ожидалось, надарили тонну подарков, и поток всё не иссякает, так что он теперь на людях исключительно в дарёной одежде ходит, да и камней на нём болтается, как на Ирлике, по крайней мере, на работе. Самое забавное — это серьги. Уши у Азамата не проколоты (на Муданге этого вообще не делают), а серьги вешаются на дужки вокруг уха, как очки. Первые месяца два Азамат стонал и выл, что отвык носить украшения, уши у него чешутся, пальцы от колец не гнутся и шея устаёт, не говоря уж о том, что выглядит он смешно в таком наряде. Но ничего, довольно быстро привык обратно. В молодости-то он любил приодеться.
Ещё мне пришлось выдержать небольшую стычку с Советом Старейшин из-за Аравата. Он написал Старейшине Асундулу, что отменяет отречение, так что Азамат теперь официально считается его сыном. Сам Азамат по этому поводу предпочитает молчать и сохранять отсутствующее выражение лица. А я исхожу ядом — хорошо устроился старый гриб, как сын Императором стал, так конечно, признал мгновенно! Я даже не поехала его осматривать повторно, Янку послала, а то ненароком отравлю.