Страница 149 из 151
Я тяну свои пальцы из его мёртвого захвата, и он только сейчас замечает, что держит их. Его лицо искажается — хотя куда уж.
— Что, противно? — успевает выговорить он прежде чем я обхватываю его за плечи и притягиваю к себе, прижимая, как Хос свой рюкзак.
Алтонгирел недоумённо всхлипывает, пытается меня отпихнуть, потом обвисает и тихо плачет, уперев подбородок мне в плечо.
С моей стороны это был почти что жест отчаянья. Я не знаю, что ему сказать. Я так надеялась, что это окажется несчастный случай, и можно будет со спокойной душой сказать ему, что он ни в чём не виноват. И в некотором смысле он и правда не виноват — несовершеннолетняя жертва домашнего насилия, знал, что мать убила отца, боялся её… По земным законам он конечно же невиновен. С другой стороны, восемь лет — это только на год младше Кира. На долгий муданжский год, и всё же это не земные восемь лет. Он полностью осознавал, что делает и зачем. Пусть она того заслуживала, но убивать людей всё равно плохо. Да, он не убил её непосредственно, но отказал в помощи, зная, и даже, судя по всему, надеясь, что она умрёт. Если бы он сбегал за целителем, с большой вероятностью, она бы всё равно умерла — муданжские целители бессильны перед сердечно-сосудистыми заболеваниями и не умеют заводить остановившееся сердце. Это всё так. Но Алтонгирел не знал, что целитель не помог бы. Он даже сейчас не знает, иначе сказал бы, что, мол, всё равно толку бы не было. Более того, вина, которая его мучает, в большой степени — за то, что Азамат из-за него был наказан, и вообще за ложь, за то, что обманул хороших людей. Не за сам поступок. И опять же, я не могу его осуждать, но и отмахнуться как от незначительной мелочи тоже не могу.
У меня пухнет голова.
Одиночество нашей скульптурной группы нарушает Азамат, тихонько постучавший в дверь и получивший моё столь же тихое разрешение. Он застывает на пороге, озабоченно оглядывая безвольную фигуру Алтонгирела, навалившегося на меня чуть не всем весом. Я показываю взглядом, чтобы Азамат что-нибудь с ним сделал. Он подходит, сгребает полегчавшего от моцогов Алтонгирела в охапку и выносит в гостиную. Я с трудом поднимаюсь на отсиженные ноги и топаю следом, стаскивая на ходу промокший насквозь диль.
Оказавшись на диване, Алтонгирел скручивается бубликом и утыкает нос куда-то между диванными подушками.
— Что он тебе рассказал? — спрашивает Азамат.
Я мотаю головой.
— Надеюсь, он когда-нибудь сам с тобой поделится, — говорю.
— Не надейся, — бубнит мрачный голос из подушки.
— Мне кажется, Азамат имеет право знать, — замечаю я.
— Ну так и расскажи ему сама, — предлагает духовник. — Давай, оттопчись на мне как следует.
— Не будь идиотом, — огрызаюсь я. — Естественно, я ничего не скажу.
— Конечно, — хрипло подхватывает духовник. — Потому что ты такая хорошая.
Я тяжело вздыхаю.
— Где Эцаган? — спрашиваю я. — Надо его отвести домой…
— Сидит дома и кусает ногти, — отвечает Азамат. — Сейчас позвоню ему.
— Правильно, можешь и ему тоже рассказать, — продолжает сходить с ума Алтонгирел, не вынимая головы из подушек. — А то он меня слишком любит.
— Звони быстрее, — советую я, — пока я ему не врезала.
— Так врежь, что тебе мешает? Или ты думаешь, что так поступать безнравственно? — бубнит духовник.
Азамат озадаченно косится на меня.
— Его несёт, — пожимаю плечами. — И я не знаю, что с этим делать.
Нам приходится выслушивать Алтонгирелов бред ещё минут десять, пока Эцаган добирается до дворца. И хорошо бы это был полный бред, а то каждая фраза из меня душу вынимает. Азамат видит, что принимаю это близко к сердцу, и тоже переживает.
Наконец наше кудрявое спасение возникает на пороге.
— О боги!.. — выдыхает Эцаган, кидаясь к помятой горке подушек, которую представляет из себя Алтонгирел. — Ты чего, что с тобой?
— Не трогай меня, запачкаешься, — поступает ответ.
Я закрываю лицо руками. Грёбаная рефлексия, ну почему я просто не убедила его, что он ни в чём не виноват?! Теперь ещё и Эцагану достанется, а вонять Алтонгирел умеет долго и забористо.
— Что он вам рассказал? — обескураженно спрашивает меня Эцаган.
— Да не могу же я это пересказывать! — выпаливаю я. — Ты ведь знаешь, что это его самая страшная тайна!
— Она правда такая страшная? — расстроенно говорит он.
Ну и что мне отвечать?! Нет? Но она кошмарная! А если скажу да — Алтонгирел решит, что я и правда считаю его убийцей.
— Да дерьмо это, а не тайна! — рявкаю я, скрещивая руки на груди. — И не задавай мне таких вопросов больше!
— Но Лиза, — он просительно делает бровки домиком, — я ведь ничего не знаю! Что мне с ним делать?
— Я не знаю, — развожу руками. А что я могу ему посоветовать? Любить его таким, какой он есть? Так я без понятия, как бы Эцаган отнёсся к правде. У него у самого никого из родителей нет в живых, не знаю, как так получилось. За Азамата я вполне уверена: он бы простил всё. Во-первых, он вообще всем всё прощает, во-вторых, он видел, что там была за ситуация. А про Эцагана я не знаю…
Он сидит и беспомощно оглядывается на нас, поглаживая Алтонгирела по плечу.
— Можно тогда хотя бы спросить, — говорит он, поняв, что от нас помощи не дождётся, — Айша у вас?
— Не-ет, — мотает головой Азамат. — А она не дома?
— Нет, — хмурится Эцаган. — Она ушла через несколько минут после Алтонгирела.
В подушках резко возникает шевеление, духовник выкапывается и садится лицом к миру.
— Почему ты её отпустил?!
— Интересный вопрос, — защищается Эцаган. — А что, я должен был её к печке привязать? Я думал, она пошла за тобой, как обычно.
— Что значит "как обычно"? — моргает Алтонгирел.
— То и значит. Она уже полдюжины дней за тобой хвостом ходит, как ты начал к принятию сана готовиться… Ты не замечал?
— Нет, — странным голосом говорит Алтонгирел. — А зачем?
— Кто её знает, — пожимает плечами Эцаган. — Её ж не спросишь. Ну я так думаю, она за тебя переживает, ты же не ешь и не спишь. Ты когда уходишь в свой дом обряды проводить, она сидит у меня под полкой с бормол и, по-моему, молится. Молча, конечно, но выглядит так.
Алтонгирел стискивает зубы и со свистом втягивает сквозь них воздух.
— Азамат, скажи чтоб поискали вокруг дворца, если она и правда за мной ходит, должна быть рядом.
Азамат послушно звонит на охрану и дожидается результатов осмотра. Никакой Айши.
— Я пойду её искать, — решительно заявляет Алтонгирел, вставая с дивана и пошатываясь.
— Куда ты пойдёшь?! — восклицает Эцаган. — Ты шесть дней не ел, на ногах не стоишь, весь в слезах, а там снег и мороз!
— Ты что не понимаешь, что я это всё ради неё делаю?! — внезапно истерически орёт духовник. — Я даже не знал, что она за мной ходит! Конечно я не знал! Это же я!!! Если окажется, что она пошла за мной, и что-то с ней случилось, я…
— Ты пойдёшь и замёрзнешь насмерть! — в тон ему заканчивает Эцаган, загораживая проход. — Очень хорошо сделаешь, нам всем станет намного лучше! Айше в особенности!
— Да, лучше! Ты вообще не знаешь, с кем связался! Отойди, ты не имеешь право меня не пускать!
— Никуда я не отойду, я твоя пара и обязан следить, чтобы ты сам себе не навредил!
— Значит, ты больше не моя пара! — выплёвывает духовник.
Повисает звенящая тишина.
— Алтонгирел, — говорю я. — Если ты так хочешь получить в глаз, то давай я дам тебе в глаз, и ты перестанешь издеваться над людьми, которые тебя любят.
— Ну ты-то должна понимать! — он разворачивается ко мне, с трудом удерживая равновесие. — Они любят не того, кто я есть! Они не знают, кто я! Вот он — духовник кивает на Эцагана, который стоит, опустив руки, и сам чуть не плачет. — Он пришёл ко мне, думая, что я такой крутой и великий, что он найдёт во мне поддержку и наставление. Подумай! Во мне! А я дерьмо и ни на что не гожусь! Так пусть он об этом знает!
— Ты идиот, — тоненьким голосом выдавливает Эцаган. — Я к тебе пришёл, потому что у тебя был такой потерянный взгляд… А я просто хотел, чтобы ты иногда улыбался.