Луговая арфа

В такую ночь, думал я, лежа в кровати в тот сентябрьский вечер, осенний ветер наверняка шелестит по уже красной траве того луга, взывая к жизни голоса давно ушедших, и среди тех голосов, наверное, был и голос того старика, в чьей кровати я сейчас лежал…

Так я и заснул с этими мыслями и проснулся от ощущения ее присутствия подле меня, но уже наступило утро, и утренний свет в окне начинал разгораться с такой яркостью, как начинают расцветать цветы по утрам, и где-то вдали голосили петухи.

– Тихо, Коллин, – прошептала Долли, наклоняясь надо мной. На ней были зимний шерстяной костюм и шляпа с вуалью, что как бы обволакивало ее лицо в тумане. – Я лишь хочу, чтобы ты знал, куда мы направляемся.

– На китайское дерево, – сказал я, и мне показалось, что все это происходит во сне.

Долли кивнула в знак согласия:

– Да, туда, на время, пока мы не придумаем что-нибудь… – Тут она увидела, как испуган и возбужден я, и провела своей рукой по моему лбу.

– Ты и Кэтрин?! А как же я?! – закричал я. – Вы не можете уйти без меня!

Пробили городские часы. Казалось, она только и ждала, когда пробьют часы, чтобы решиться на что-то важное. Пробило пять, и я мгновенно выскочил из кровати и стал одеваться. Долли смирилась:

– Только не забудь расческу.

Кэтрин встретила нас во дворе, она сгибалась под тяжестью большого клеенчатого свертка за ее плечами. Глаза ее были опухшими, должно быть, она плакала перед побегом, а Долли, непривычно спокойная в такой момент и уверенная в себе, сказала:

– Это неважно, Кэтрин, мы можем послать кого-нибудь за твоими рыбками, как только найдем подходящее место.

Наконец, мы тихо прошмыгнули под закрытыми окнами Верины, затем также неслышно проскользнули сквозь ворота. Какой-то пес облаял нас, но сама улица была пустынна и никто не видел, как мы прошествовали по всему городу, разве что нас мог видеть какой-нибудь страдающий от бессонницы бедолага из зарешеченных окон местной каталажки. Мы достигли луга с индейской травой как раз одновременно с солнцем. Вуаль Долли всколыхнулась от набежавшего легкого утреннего ветерка, и пара фазанов взмыла ввысь прямо перед нами. Китайское дерево представляло собой сентябрьскую чашу, переливающуюся золотистым и зеленым цветом.

– Мы разобьемся здесь как пить дать, шеи себе свернем, – запричитала Кэтрин, мы с Долли молчали, а дерево, встряхнув легонько листвой, окатило нас капельками утренней росы.

Глава 2

Если бы не Райли Хендерсон, я сомневаюсь, что кто-нибудь нашел бы нас, по крайней мере так скоро, на нашем дереве.

Кэтрин прихватила с собой остатки воскресного обеда, и мы мирно, беззаботно сидели на дереве, наслаждаясь завтраком. Вдруг где-то недалеко сухо щелкнул ружейный выстрел. Мы так и замерли на местах с остатками пищи, наглухо застрявшими в наших глотках. Когда мы, наконец, отдышались, то увидели охотничьего пса, которого вел Райли Хендерсон. У Хендерсона на плечах покоилось охотничье ружье и через все тело, наискосок, висела гирлянда из мертвых белок, из которых все еще сочилась кровь. Долли опустила свою вуаль, как будто она хотела тем самым слиться полностью с листвой дерева. Райли остановился совсем неподалеку от нас и просто так, из баловства, снял ружье с плеча и стал целиться наугад, поводя дулом из стороны в сторону, не видя нас, но тем не менее в нашу сторону, как будто ожидая, что какая-нибудь мишень нет-нет да и появится на дереве. Эта ситуация совсем не устраивала Кэтрин, и она крикнула из своего укрытия:

– Райли Хендерсон! Не вздумай стрелять в нас!

Дуло Райли описало крутую дугу, он вздрогнул, сделал полный оборот вокруг своей оси, его мертвые белки взмыли вверх на какое-то время и тут же опали, удерживаемые веревкой. Затем он увидел нас наконец и прокричал в ответ:

– Привет, Кэтрин Крик, и вам здрасьте, мисс Тальбо! А что вы там делаете наверху? Рысь загнала?

– Нет, просто сидим, – торопясь, ответила Долли, словно боясь, что я или Кэтрин опередим ее. – Неплохой улов белок у тебя, как я погляжу, – продолжила она.

– Возьмите парочку, – сказал Райли, отвязывая ровно двух белок из своей коллекции. – У нас они вчера были на ужин, мясо довольно нежное, скажу я вам. Подождите минуту, я сам подам вам их наверх.

– Не надо, Райли, просто положи их на земле.

Но он сказал, что на земле до белок могут добраться муравьи, и после этих слов полез на дерево.

Его голубая рубашка была забрызгана кровью, и капли крови также были и в его светлых волосах, от него исходил запах пороха, и его приветливое лицо было покрыто плотным загаром.

– Черт возьми! Да это настоящее дерево-дом! – воскликнул он, взобравшись к нам и притопывая на одной из досок, словно испытывая ее на прочность. – Это ты построил, Коллин? – спросил он, и меня окатило теплой волной возбуждения – неужели он назвал мое имя?! Я-то считал, что он меня вовсе не знает! Хотя я-то его знал.

В нашем городке ни о ком не говорили так много, как о Райли Хендерсоне. Старики говорили о нем с придыханием, а мы, молодежь, характеризовали его как обычного и тяжелого нравом парня – но так мы говорили только из-за того, что он позволял нам лишь завидовать ему, не давая нам при этом ни малейшей возможности быть его друзьями, ни малейшей возможности любить его и восхищаться им.

…Райли Хендерсон родился в Китае, где его отец, миссионер, был убит во время каких-то местных волнений. Его мать была из нашего городка, и ее имя было Роуз, я, хоть и не видел ее лично, от старших слышал, что она была очень привлекательной женщиной, пока не начала носить очки, к тому же она была очень богата, получив от своего дедушки хорошее наследство. Она вернулась из Китая с тогда уже пятилетним Райли и двумя девочками, что были еще меньше. Она с детьми поселилась у своего брата, рыхлого холостяка с кожей айвового цвета, Хораса Холтона. В последующие годы с Роуз стало происходить что-то неладное – то она угрожала начать судебный процесс против Верины за якобы «севшее» после стирки платье, что она ранее купила в магазине Верины; то заставляла Райли прыгать на одной ноге по всему двору и цитировать при этом таблицу умножения, или же, напротив, она могла совсем забросить Райли и нисколько не интересоваться его жизнью, и когда священник-пресвитерианец попробовал урезонить ее, чтобы она обратила внимание на собственных детей, она заявила, что ненавидит своих детей и жалеет о том, что они не мертвы. И, скорее всего, она была абсолютно искренна – в одно Рождественское утро она заперлась в ванной вместе со своими маленькими дочерьми и пыталась утопить их в корыте – говорили, что Райли вмешался как раз вовремя, разрубив на куски деревянную дверь ванной, хотя это довольно тяжело было бы для девяти-десятилетнего пацана, каким бы крепким он ни был.

Но так или иначе, после этого Роуз была помещена в одно из соответствующих учреждений на побережье Мексиканского залива – и, наверное, она до сих пор там и живет: по крайней мере, я никогда не слышал о ее смерти от обитателей городка.

А Райли так и не смог ужиться со своим дядей. Как-то ночью он угнал «олдсмобил» Хораса Холтона, чтобы поехать на танцы со своей подружкой Мэйми Кертис, что была той еще девахой, на пять лет старше Райли, которому на то время и было-то всего лет пятнадцать. Хорас, прознав, что Райли на танцах в одном из танцевально-увеселительных заведений, решил наказать племянника и преподать тому урок, для чего он вызвал шерифа и потребовал, чтобы Райли посадили в кутузку. Но Райли на той вечеринке сказал шерифу, что тот не того ищет, и в продолжение зрелища, прямо перед всей толпой обвинил своего дядю в том, что последний будто бы приворовывает деньги у своей недееспособной сестры и, соответственно, у ее детей – у самого Райли и у его двух сестер. Райли предложил разобраться тут же, на месте, он вызвал Хораса на поединок, и, когда перетрусивший дядя отказался, Райли просто подошел к дяде и хорошо влепил ему кулаком прямо в глаз. Шериф забрал Райли в кутузку, но судья Кул, давний приятель Роуз, начал нормальное, беспристрастное расследование и обнаружил, что Хорас действительно потихоньку перекачивал деньги Роуз на свой собственный счет. И Хорасу просто пришлось упаковать чемодан и быстренько уехать в Новый Орлеан, где, как мы потом слышали, он устроился на пароход романтических путешествий по Миссисипи, скрепляя браком влюбленные пары.