Страница 116 из 121
Затем их погрузили на пароход, вывезли в открытое море, выпустили там на льдину и отсняли чудесные кадры, освещенные ярким полярным солнцем. Но после этого медведи слезли с льдины в воду и поплыли прямехонько назад, к лагерю киногруппы.
Летчик Удет, виртуозный исполнитель фигур высшего пилотажа, зарабатывавший в то время свой хлеб участием в съемках разных фильмов, пытался задержать беглецов, преграждая им путь на моторной лодке. Но все напрасно: медведи не давали сбить себя с курса. Все же на подступах к берегу кинодеятелям удалось заманить их снова на льдину, бросив туда несколько огромных кусков конины.
Молодого легкомысленного актера уговорили облачиться в эскимосскую одежду и с копьем в руках подкрасться к пожирающим мясо медведям. Ведь киносценарии зачастую предписывают снимать такие головокружительные трюки, которые стоило бы разочек предложить исполнить самим авторам сценария!..
Итак, пока медведи разрывали мясо, новоявленный «эскимос» размахнулся и с близкого расстояния бросил в одного из них копье. И, представьте, попал ему в бок! Но, ко всеобщему недоумению, медведь не дал помешать своей трапезе. Он только обернулся, выдернул зубами копье, полизал немного рану и снова принялся за свою еду.
Этим «геройским поступком» и закончились съемки «эпизода с медведями». Удет, будучи прекрасным снайпером, пристрелил обоих зверей на месте. Таково было предписание датского правительства. Оно не разрешило отпустить медведей после съемок на волю, опасаясь, что такие полуручные животные представят слишком большую опасность для эскимосов.
Но самое неприятное ожидало съемочную группу впереди. Каким-то образом в прессу просочилось, что для съемок этого фильма были использованы медведи из зоопарка. И публика вообразила, что их чуть ли не на поводке привели на съемочную площадку и посадили перед кинокамерой. Во время просмотра фильма в Гамбурге в зале каждый раз раздавались взрывы веселого смеха, как только на экране появлялись медведи. А ведь на самом-то деле отснятые эпизоды представляли для их участников немалую опасность.
Мой знакомый датчанин Альвин Педерсен, будучи исследователем Арктики, провел не одну зимовку в суровых условиях Заполярья. Он рассказал мне, как однажды по милости одного белого медведя чуть не утонул. А дело было так. Он как-то раз подкрался по льду поближе к этому огромному зверю и только поднял ружье, чтобы получше прицелиться, как вдруг медведь начал вести себя словно безумный: он прыгал из стороны в сторону, изо всей силы сотрясая лед. И только в тот момент, когда льдина треснула и начала разламываться, Педерсен понял, чем ему это угрожает! Он очутился по пояс в воде и стал судорожно карабкаться на льдину, затем лег на нее и пополз на четвереньках. Потом ему пришлось совместно со своими собаками проплыть еще некоторое расстояние в ледяной воде, чтобы попасть на твердый припай. Забраться на него было делом отнюдь не легким, потому что края льда все время обламывались и крошились. К счастью, случилось все это недалеко от его палатки, и Педерсену удалось быстро сбросить с себя свою мокрую одежду и залезть в спальный мешок, иначе он на тридцатиградусном морозе наверняка отморозил бы себе руки и ноги.
Как и всем полярным исследователям, Педерсену белые медведи часто досаждали своим любопытством и прожорливостью. Так, не было ни одного склада, ни одного домика, как бы крепко они ни были сколочены и укреплены камнями, которых бы медведи не взломали в поисках съестного.
Между прочим, я раньше считал, что качание головой из стороны в сторону, характерное для белых медведей, — привычка, выработанная в условиях неволи. И мне было весьма интересно узнать от Педерсена, что такая привычка свойственна и живущим на воле белым медведям.
В безлюдной местности медведь не знает врагов и поэтому спит совершенно богатырским, безмятежным сном. Педерсену не раз приходилось будить их окриками. У застреленных летом медведей в желудке находили одну лишь траву. Наши зоопарковские медведи ведь тоже охотно принимают зеленый корм и всякую растительную пищу.
Казалось бы, что именно белым медведям больше всего по вкусу холода, лед и снег, что именно в ледовых условиях они чувствуют себя привольно. Однако выяснилось, что они довольно быстро перестраиваются и приспосабливаются к иному климату. Во многих зоопарках уже замечали, что летом белые медведи купаются с большой охотой, а зимой заходят в холодную воду редко, а то и вовсе не хотят заходить. Что касается белых медвежат, то они чуть ли не самые теплолюбивые среди всех пород медведей. Объясняется это, по-видимому, тем, что свое потомство медведицы приносят в так называемых «родильных домах» — глубоких снежных берлогах. А снежные стены, как известно, отлично сохраняют тепло: недаром эскимосы в своих иглу, этих снежных домиках, бегают почти нагишом. Так что огромная медведица в состоянии своим теплом хорошо отапливать подобную небольшую берлогу.
Может быть, именно по этой причине белые медведи, в отличие от других медведей, не приносят в неволе потомства? Ведь бурые или гималайские медведи делают это регулярно каждый год. Тем не менее исключения не так уж невероятно редки, как это расписывали газеты, когда в Лондонском зоопарке впервые за всю историю его существования появился на свет белый медвежонок по кличке Брумас. Было это в сороковых годах, и надо сказать, что в то же самое время в Нюрнбергском зоопарке уже воспитывалась двойня белых медвежат, родившихся в неволе. Кстати, лондонская медведица, произведшая на свет медвежонка, и сама тоже происходила из Нюрнбергского зоопарка, где была конфискована после войны и вывезена из Ганновера в Лондон.
За короткий отрезок времени, с 1948 по 1951 год, в Нюрнбергском зоопарке увидели свет двадцать четыре белых медвежонка, значительную часть которых моему коллеге доктору Альфреду Зайтцу благополучно удалось вырастить.
Столь успешное «производство белых медвежат в условиях неволи» по-настоящему наладилось там благодаря счастливой случайности самым неожиданным и странным образом. Во время бури повалило дерево, и оно легло через ров, отгораживающий «горку белых медведей» от публики. Один из двух самцов этой группы перебрался по нему наружу, и его пришлось пристрелить. И после этого наладилось спокойное размножение белых медведей, потому что прежде самцы без конца боролись, мешая друг другу во время спаривания.
В давно уже не существующем Штутгартском зоопарке еще в семидесятых годах прошлого века неоднократно скрещивали белого медведя с бурой медведицей. Потомки их не раз экспонировались в том же Лондонском зоопарке.
А Пражскому зоологическому саду удалось вырастить осиротевшего белого медвежонка на коровьем молоке; это был действительно необычный успех! Несколько позже то же самое проделали супруги Фаусты, работающие во Франкфуртском зоопарке.
Белые медведи в зоопарках могут стать иногда опасными благодаря своему умению высоко выпрыгивать из воды, точно так, как это делают, например, тюлени. Плавая во рву, наполненном водой и отгороженном от посетителей каменной балюстрадой, они могут внезапно взвиться кверху и на какое-то мгновение очутиться в опасной близости от обступившей ров публики. Так именно и случилось недавно в Базельском зоопарке, где медведь тяжело ранил перевесившегося через балюстраду ребенка.
У нас, во Франкфуртском зоопарке, полгода назад молодая девушка-самоубийца прыгнула в ров к белым медведям, где они ее и убили.
Тем удивительнее выглядит событие, о котором рассказывает уже упоминавшийся здесь директор цирка и дрессировщик белых медведей Клудский. Случилось это во время его гастролей в Италии. Какой-то итальянец, по профессии парикмахер, заявился к нему в цирк и грозил пожаловаться куда следует, что за животными явно плохой уход, что у кенгуру недостаточно много сена в клетке, что у белых медведей желтая и грязная шкура и тому подобное. В заключение он предложил свои услуги в качестве служителя. Желая избежать скандала, Клудский скрепя сердце согласился, но в шутку ему сказал: