Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 73



Л. Н. Косыгин пытался убедить Н. М. Тараки в необходимости «подумать о возможности создания у вас единого национального фронта». [151]

Аналогичные взгляды были высказаны афганскому лидеру принимавшими участие в беседе A.A. Громыко, Д. Ф. Устиновым и Б. Н. Пономаревым.

В тот же день, в 18 час. 30 мин., началась беседа Н. М. Тараки с Л. И. Брежневым. В беседе приняли участие А. Н. Косыгин, Д. Ф. Устинов, А. А. Громыко и референт генсека ЦК КПСС Е. М. Самотейкин. Афганский лидер в очередной раз обратился с просьбой оказать помощь ДРА советскими войсками. Л. И. Брежнев отреагировал на это следующим образом:

«Теперь о вопросе, который Вы поставили в телефонном разговоре с тов. Косыгиным и затем здесь, в Москве, — насчет возможности ввода, советских воинских частей в Афганистан. Скажу Вам прямо: этого делать не следует. Это сыграло бы лишь на руку врагам — и вашим, и нашим.

…В соответствии с Вашими просьбами мы направили в Афганистан немалое число советников и специалистов как по военной, так и по другим линиям. У вас работает свыше пятисот генералов и офицеров. Как мне докладывали, Вы даете положительную оценку работе наших советников и специалистов. Это приятно. Если нужно, мы могли бы направить дополнительно несколько партийных работников, а также 150–200 офицеров…». [152]

22 марта. Проходит заседание Политбюро ЦК КПСС, на котором подводятся итоги визита Н. М. Тараки в Москву и подтверждается изложенная ему советским руководством позиция о неприемлемости ввода советских войск в Афганистан. Одновременно отменяется поручите от 17 марта министру обороны Д. Ф. Устинову о заблаговременном выделении и подготовке войсковых частей для их последующего ввода в Афганистан.

За этим следует приказ министра о возвращении в места постоянного базирования двух дивизий, спешно переброшенных к советско-афганской границе, и отмене всех прочих мероприятий мобилизационного характера. Однако данные тогда же МО СССР и КГБ СССР поручения о направлении в Кабул экспертов для изучения обстановки на месте сохраняются в силе, равно как и поручение т.т. Громыко А. А., Андропову Ю. В., Устинову Д. Ф. и Пономареву Б. Н. подготовить текст политического решения о вводе советских войск в Афганистан.

27 марта. Декретом Революционного совета ДРА создается Высший Совет Обороны Родины (ВСОР) во главе с Н. М. Тараки. Ставятся задачи: укрепление армии, погранвойск и полиции; повышение их боеспособности путем применения новой техники и вооружений; создание новых войсковых частей; укрепление единоначалия в войсках; повышение морально-политического уровня военнослужащих. X. Амин освобождается от руководства делами министерства обороны. Его сменяет А. М. Ватанджар. Министром внутренних дел назначается Ш. Д. Маздурьяр.

А вскоре создается Военный совет вооруженных сил ДРА. В него входят: Н. М. Тараки (руководитель), X. Амин, Э. Вазири, А. М. Ватанджар, А. Сарвари и С. Д. Тарун.

1 апреля.

«В соответствии с поручением от 17 марта с.г. (№ П147/П) докладываем…».

С этих слов начинается документ, поступивший в Политбюро за подписями А. А. Громыко, Ю. В. Андропова, Д. Ф. Устинова и Б. Н. Пономарева, которым поручалось подготовить текст политического решения ПБ относительно ввода войск в Афганистан. Однако представленный ими на заседание ПБ документ был озаглавлен «О нашей линии в связи с положением в Афганистане». И ни о каком политическом решении по вводу войск в Афганистан речь не шла. В высшую партийную инстанцию докладывался «анализ причин возникшего в последнее время обострения обстановки в Демократической Республике Афганистан и соображения о наших дальнейших шагах по оказанию помощи ДРА в деле укрепления его позиций и стабилизации положения в стране». [153]

6 апреля. В Кабул прибывает советская делегация во главе с начальником Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота генералом армии А. А. Епишевым, которому предписывалось разъяснить позицию КПСС по афганскому вопросу и на месте разобраться в ситуации. Посланца Москвы поочередно принимают Н. М. Тараки и X. Амин. Затем организуются встречи с другими политическими и военными деятелями ДРА. И везде, на всех уровнях, навязчиво звучит одна и та же просьба — направить в Афганистан советские войска. Генерал армии пытается объяснить собеседникам неприемлемость для Москвы такого варианта развития событий. Но его доводов никто не слышит. Особую напористость проявляет премьер-министр X. Амин. Не услышав желанного «добро!» от Епишева, он при первой же встрече с генералом армии И. Г. Павловским без обиняков заявляет о настоятельной просьбе руководства ДРА к советскому правительству как можно скорее ввести в Кабул дивизию советских войск.

Аналогичным атакам регулярно подвергаются представители практически всех советских министерств и ведомств в Кабуле.

14 апреля. X. Амин приглашает к себе Главного военного советника в ДРА генерал-лейтенанта Л.H. Горелова и от имени Н. М. Тараки настоятельно просит направить в Кабул 15–20 боевых вертолетов с боеприпасами и советскими экипажами для отражения наступательных действий мятежников, засланных из Пакистана в пограничные и центральные районы страны.

В Москву летит шифровка от Л.H. Горелова, на которую начальник Генштаба ВС СССР маршал Н. В. Огарков накладывает резолюцию «Этого делать не следует».

21 апреля. На заседание Политбюро ЦК КПСС выносится вопрос о направлении в Кабул 15–20 вертолетов. Предварительно проконсультировавшись с Д. Ф. Устиновым, Л. И. Брежнев окончательно ставит точку — советских вертолетчиков в Афганистан не направлять. Правда, он же предлагает проработать вопрос о посылке в Кабул специального батальона для охраны Н. М. Тараки. [154]

27 апреля. «Халькисты» празднуют первую годовщину Апрельской революции. Теперь о ней говорят как о «Великой Саурской революции», творцом которой был Тараки, а «предводителем революции» — Амин.



На демонстрациях в Кабуле и ряде других городов пестрят одни и те же плакаты: «Тараки — отец народов Афганистана!», «НДПА — ум, честь и совесть эпохи!», «Тараки и партия — близнецы-братья!»

Повсюду насаждается атмосфера всеобщего обожания и возвеличивания генсека НДПА. Ради этого фальсифицируется история, переписываются документы, переиначиваются общепризнанные факты и события. Тараки не возражает. Он и сам уже уверовал в свою мессианскую судьбу, в то, что все афганцы поголовно искренне любят и чтят его. Все больше внимания он уделяет собственной персоне, личному авторитету и все охотнее передает тягомотные бразды правления своему «первому и самому верному ученику» Хафизулле Амину.

На одной из пресс-конференций, ссылаясь на осуждение Амином проявления культа личности Тараки, великий лидер сам скромно отметил, что афганский народ «любит и уважает его так сильно, что настаивает на вывешивании везде его фотографий». Он добавил, что правительство (возглавляемое X. Амином. — Прим. АЖ.)издало инструкцию о прекращении подобной практики, но что режим не будет применять силу, чтобы запретить народу проявлять свою привязанность, — сообщал в госдеп США в своей секретной депеше из послепраздничного Кабула временный поверенный в делах США Б. Амстутц.

«На этой же пресс-конференции, — продолжал американец, — Тараки категорически отверг, что Амин когда-либо говорил или даже намекал, что некие неизвестные враги пытаются «оказать влияние» на афганского президента. Тараки раздраженно настаивал на том, что Амин не говорил «ничего подобного», поскольку он «читал все интервью Амина за истекший год». [155]

Свою депешу Б. Амстутц озаглавил так: «Тактика «большой лжи» становится обычным оружием «Хальк». [156]

151

Центр хранения современной документации. Ф. 89. Пер. 25. Д. 1. С. 28–34.

152

Там же.

153

См. приложение 5.

154

См. приложение 6.

155

Специальный бюллетень ИВАН СССР, № 5. М.: Наука, 1986. С. 150.

156

Там же. С. 30–34.