Падение Аккона

— Тамплиер, я несу ответственность не только за ваших друзей! Оглянитесь! Беженцы сидят друг на друге! — прорычал капитан. — Я обязан заботиться о безопасности своего корабля, команды и почти ста пятидесяти пассажиров!

— Их стало больше всего на три человека! И они здесь останутся! — заявил Морис. — Так что давайте воздержимся от бесполезной болтовни!

— Вам это не нанесёт никакого ущерба, капитан Патрикиос! — вмешался Герольт, заметив, как помрачнел киприот. Герольт уже давно подумывал о том, как научить Мориса сдерживать свой горячий темперамент и вести себя в подобных ситуациях более дипломатично. — Мы умеем ценить помощь, оказанную в трудную минуту. Ваше великодушие будет щедро оплачено. Можете рассчитывать на солидную сумму в кассе ордена тамплиеров. А теперь нам не хотелось бы отвлекать вас от работы.

Капитан стиснул зубы. Однако, посул Герольта явно смягчил его. Взмахом руки он отогнал матросов, которые с любопытством прислушивались к перепалке капитана и пассажиров.

— Басилеос! Отведи господ тамплиеров в каюту под палубой, которую я приготовил для них! Ты знаешь, где она, — на корме.

— Знаю, каптян, — прошепелявил мрачного вида квартирмейстер «Калатравы».

Никое Патрикиос отдал короткие команды, Леонидас Дукас взял на себя командование рулевым и ста шестьюдесятью гребцами, сидевшими на помосте внизу. Оглушительно загремел пузатый барабан, удары в который задавали гребцам ритм.

Надзиратели с бичами в руках заняли свои места на помосте. Оборванные, гремевшие кандалами гребцы — почти все они были рабами или приговорёнными к галерам преступниками — по двое схватились за одно весло. Восемьдесят весел погрузились в воду и точными взмахами начали взбивать её со все нараставшей скоростью. «Калатрава» набирала скорость — галера должна была присоединиться к другим кораблям, уже покинувшим прибрежные воды. Чем больше был караван судов, тем безопаснее было их плавание.

— Каюта, которую отвёл вам капитан, для таких крупных мужчин будет тесноватой, — доверительно сказал Басилеос рыцарям и хитро подмигнул: — Но я мог бы создать для вас условия получше. Правда, для этого мне придётся кое-кого переселить. Дельце хлопотное, но я возьмусь, если вы окажетесь признательны за такую любезность.

— В этом нет нужды, — ответил Морис. На этот раз он сумел выдержать дружеский тон. — Мы отдаём свою каюту господину Гранвилю с его дочерьми. Они нуждаются в ней больше нас.

— Хорошенько позаботьтесь о них, — добавил Герольт от себя. — Им нужна сухая одежда и по возможности горячая пища. Вы, квартирмейстер, в убытке не окажетесь.

Басилеос довольно ухмыльнулся.

— Я позабочусь о них, как наседка о своем потомстве, — пообещал он.

Тарик покривил губы и насмешливо произнёс:

— Крупица золота часто бывает действеннее, чем сто талантов силы.

Вначале Гранвили отказывались принимать великодушное предложение рыцарей. Но они так устали, что после недолгих уговоров купец и его дочери отправились вслед за квартирмейстером.

Герольт и его спутники бросали последние взгляды на пылающий Аккон. Повсюду горели боевые башни и дома. Порывистый ветер гонял гигантские столбы дыма. Увидеть подробности того, что происходило на берегу, было невозможно. Но мысленно рыцари хорошо представляли картину чудовищной расправы, которой подвергались беззащитные, не успевшие бежать люди на улицах завоёванного мамелюками города и в гавани. Враг не щадил ни женщин, ни детей, ни стариков. Пробил час убийств и насилия. И того, кому судьба сулила выжить в этой бойне, ожидало только рабство.

Тяжкое безмолвие будто саваном накрыло галеру. Никто не произносил ни слова. Слышны были лишь глухие, монотонные удары в барабан, скрип весел да шум воды.

Мысли четверых хранителей Грааля были обращены к аббату Виллару, Бисмилле, Джуллабу и братьям по ордену, которые заперлись в Железном замке и сохраняли верность присяге, сражаясь до последней капли крови.

Никогда рыцарям не приходилось переживать такие тяжёлые потрясения. На их глазах вместе с Акконом погибало выдержавшее двухвековую борьбу гордое в прошлом государство крестоносцев — Иерусалимское королевство.

3

Берег Святой Земли давно исчез из виду, а на западе погас последний луч. На ночном небе не было видно ни одной звезды. Над морем лежал плотный слой облаков. Сильный ветер, наполнявший паруса в первые часы плавания, сменился полным штилем. Дряблые ветрила свисали с мачт. Теперь галера шла вперёд лишь усилиями гребцов. Скромный свет нескольких корабельных ламп боролся с темнотой, обступавшей галеру со всех сторон. Огни других кораблей, входивших в караван из восьми парусников и трёх галер, издалека казались свечами блуждавших по воде призраков. Надзиратель, бивший в барабан, по приказу Никоса Патрикиоса сменил такт на менее быстрый, чем в начале плавания, иначе «Калатрава», намного опередившая другие суда, могла потерять караван.

Герольт пытался представить, как, не видя звёзд на небе, капитан «Калатравы» и штурманы других кораблей угадывают, каким курсом они должны следовать, чтобы прийти прямо к Кипру.

Герольт сидел под козырьком двухэтажного возвышения на корме, которым заканчивалась длинная палуба. Морис и Мак-Айвор, лежавшие рядом с ним под стенкой борта, храпели так громко, будто затеяли соревнование. Тарик, казалось, спал тоже, но его дыхание было спокойным и ровным. Кожаный ремень мешка со Святым Граалем он намотал на запястье, и его рука покоилась на чёрном кубе, очертания которого проступали через старую парусину.

На палубе разбили временный ночной лагерь сто пятьдесят беженцев, для которых не нашлось места внизу. Но и многие пассажиры, сумевшие устроиться в каютах, тоже предпочли провести первые ночные часы на верхней палубе. В тесных, переполненных каморках трюма воздух был слишком тяжёлым и пропитанным запахом смолы, которой заделывали щели.

В числе этих пассажиров были и Гранвили. Они примостились возле лестницы, ведущей на заднюю часть бака — носовой надстройки галеры. Толстый купец притулился к борту и, казалось, тоже состязался с Мак-Айвором в силе храпа. Его дочери давно смежили веки. Маленькая Элоиза, бессознательно искавшая защиты, прижалась к старшей сестре, которая, подобрав ноги, лежала на жёстких досках.

После всех испытаний долгого дня Герольт чувствовал себя не менее уставшим. Ему отчаянно хотелось спать. Но сон не приходил: перед его мысленным взором возникали картины горящего Аккона и трагедии, разыгравшейся в водах перед гаванью. Не давали покоя и мысли о судьбе аббата Виллара и его слепых туркополей, мужество и самоотверженность которых изумляли его и вызывали в нем чувство стыда. То, что Джуллаб остался у входа в церковь на свою верную погибель, и тем спас их от искарисов, мучило Герольта. Он снова спрашивал себя: не лучше ли было продолжить бой с апостолами Иуды?

Как он хотел бы увидеть сейчас аббата Виллара и поговорить с ним! Ведь на многие вопросы они так и не получили обстоятельных ответов! И чем больше он думал о головокружительном повороте своей судьбы и об ответственности, которая теперь лежала на его плечах, тем больше нуждался в подтверждении своих догадок, в помощи и ответах. Однако теперь он был наедине со своими вопросами. Может, то, что сегодня ещё оставалось тайной или было смутной догадкой, однажды предстанет перед ним во всей полноте смысла, но случится это не прежде, чем полученные им дары Святого Духа вступят в силу.

Но когда и как это произойдёт? Аббат говорил, что пройдут годы и что он должен учиться соединять силу воли и силу тела, чтобы овладеть необычным даром.

Только после этого дар будет подчиняться его воле так же естественно, как меч в результате многолетних упражнений стал подчиняться руке.

Но как же он должен учиться овладевать даром? Силу воли и силу тела нельзя взять в руки так же просто, как меч или копье.

К сожалению, Морис спал, а то можно было его спросить, как он ощущает в себе свой особый дар и как ему удалось вонзить в мрамор пусть кончик пальца. Герольт уже собирался разбудить его, но передумал — он решил, что должен сам постичь тайну своего дара. Он ещё раз вспомнил слова аббата Виллара: «Пусть то, что движется, перестаёт двигаться, если того потребуют его служба и его воля! И пусть неподвижное по его приказу приходит в движение, если того потребуют его служба и его воля!»Герольт все ещё не мог представить, что когда-нибудь он действительно овладеет такими способностями.