Страница 5 из 37
Тут же шныряли и чумазые мальчишки. В поисках заработка они пролезали под столики и начинали наводить глянец на обувь посетителей баров, а те лениво награждали их пинками и очень редко – монетами.
По центральной площади столицы проносились автомобили, обгоняя старинные, поблескивающие лаком кабриолеты и фаэтоны в парных упряжках.
Невдалеке раскинулся старый тенистый сквер. Здесь народу было немного.
– А если они опознают вас, Хосе? – тихо спросила Долорес сидящего рядом с ней широкоплечего парня в грубой одежде.
– Наши специалисты основательно потрудились над моим превращением в «неизвестного», а личное дело с фотографиями уже списано полицией в архив, – ответил он.
– Вы действительно неузнаваемы. Особенно эти усы: они придают какое-то, я бы сказала, наивное выражение. Да вы ли это? – рассмеялась она, еще раз вглядевшись в преображенного Реаля.
– Я теперь ковбой, вернувшийся на родину. С вами расстаюсь на неопределенный срок. Риск не в опознании, а в ошибке… но я не допущу ее. Через два – три месяца поселяйтесь на Позабытом берегу. Прикиньтесь болезненной горожанкой, нуждающейся в морском воздухе. По утрам, и как можно раньше, прогуливайтесь вдоль полосы прибоя и вглядывайтесь в предметы, выброшенные морем. Особое внимание обращайте на скорлупу кокосовых орехов. Шифр вам известен. Ждите вестей от Энрико. Но это, наверное, будет не скоро.
Реаль вытащил бумажник и, вытряхнув все содержимое в широкополую ковбойскую шляпу, стал отбирать ненужное.
– Второй паспорт навредит, – сказал он, кладя его в открытую сумочку Долорес. – Фотокарточки – тоже. Здесь четыреста аргентинских песо… гонорар за статью в прогрессивном журнале. Возьмите их, не отказывайтесь. Вам они понадобятся, а у меня – станут лишь добычей полицейских. Себе оставлю только две долларовые бумажки и несколько сентавосов. Прошу паспорт с моим новым именем.
Она вытащила спрятанный на груди паспорт и сунула ему в бумажник. Хосе запихал отощавший бумажник в задний карман брюк, затем, взглянув на часы, снял их и надел на запястье Долорес.
– Пусть они напоминают вам о минутах, проведенных вместе, – едва слышно произнес он.
– Как коротки были эти минуты! – вздохнула Долорес.
Реаль поднялся со скамьи. Встала и она. Наступил последний момент расставания.
– Я скоро вернусь, и тогда… – он умолк, не решаясь закончить фразу.
– Что же будет тогда, Хосе? – тихо спросила она.
– Если бы вы знали, как трудно было всякий раз расставаться! Хотелось… Даже сегодня не осмелюсь… – Он неожиданно обнял ее и поцеловал. – Ждите меня. Начнем не раньше сезона дождей. Я обязательно вернусь.
Хосе быстро зашагал в сторону неоновых огней, мигающих на площади. Долорес видела, как он оглянулся у фонаря и помахал шляпой.
– Почему ты не сказал всего этого раньше, милый и глупый Хосе? Как трудно было тебе произнести простые слова! А я так ждала их, – прошептала она.
Долорес вновь опустилась на скамейку и, сжимая в руках сумочку, стала вслушиваться: не донесутся ли свистки полицейских?
Прошло около получаса. К скверу вдруг приблизилась возбужденная толпа. Впереди двигались полицейские. Они вели, вернее – волочили человека с бессильно склонившейся головой. Рядом шагали двое в штатской одежде. Один из них стирал кровь с подбородка и бранился:
– Чему вас только учат, ослы! В таких случаях нужно действовать решительно, а не собирать толпу. Тащите его в нашу машину; она дежурит за углом.
Поравнявшись с Долорес, человек в светло-серых бриджах добавил:
– А сильный, скотина! Троих разбросал! Прямо буйвол какой-то…
За тайными агентами двигалась в отдалении толпа зевак. Долорес присоединилась к ним.
Полицейские дотащили арестованного к закрытой черной машине, бросили его в кузов и стали усаживаться сами.
Вскоре, завывая сиреной, черная машина умчалась в темноту, озаряемую вспышками реклам.
Долорес, сдерживая слезы, смотрела ей вслед и думала: «Теперь я могу сказать товарищам: «Все прошло удачно». Но какая же это удача, когда его без сознания бросили в машину! Не разбили ли они ему голову? Какие бессердечные, звери!»
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
НА ПАЛУБЕ ЛАЙНЕРА
Под утро депутата скотоводов дона Гонсалеса, едущего в Чикаго для переговоров, вторично выпроводили из бара лайнера. Бурная кровь потомка конкистадоров[2] звала к мщению, но природная сметливость подсказывала: «Здесь поднимать стрельбу нельзя. В море нравы крутые, не спасет и депутатская „неприкосновенность“. Все же он не мог спокойно стоять на палубе, – хотелось с кем-нибудь поделиться своими горестями.
Палуба лайнера была еще безлюдна. Лишь у прохода к люкс-каютам за столиками под тентом сидели на шезлонгах два скучающих джентльмена. Дон Гонсалес заплетающейся походкой направился к ним и стал жаловаться.
– Когда нужны деньги, – все ко мне! Туда давай, сюда жертвуй! А если я желаю плясать на столе, меня выталкивают проветриться. Да где же справедливость? Я спрашиваю. Певичкам можно, а мне, депутату, нельзя? – И он вытер слезу волосатой рукой. – Потребую в сенате внести ясность в этом вопросе. Довольно, не позволю притеснять свободных скотоводов! Секретарь! Где ты, каналья, прячешься?
Из мглы парохода, откуда доносилась приглушенная музыка, появился тонконогий человек в черном костюме. Почтительно поклонившись, он остановился на изрядном расстоянии от скотовода.
Джентльмен с лицом, напоминавшим замшелый, потрескавшийся камень, тотчас же пальцем поманил к себе секретаря депутата и, сделав свирепое лицо, шепнул ему несколько слов.
– Хорошо, сэр, не беспокойтесь. Сию минуту, – пообещал тот.
Подбежав к своему эстансьеро[3], секретарь схватил его за руку и потащил в каюту, подальше от скучающих джентльменов.
– Туман, сплошной туман! – глядя на море, пробормотал краснолицый человек в светло-серых бриджах; затем он заглянул в пустой стакан и огорчился. – В этих южных морях все не по-человечески: лето зимой, а зимы совсем нет. Зато сколько угодно лихорадки. Брр! Надо бы по этому случаю еще по глотку, а?..
Но его собеседник, убрав виски со стола и указав на сифон с содовой, внушительно сказал:
– Пока мы на дежурстве, – вот ваше питье! А чтобы не было скучно, расскажу назидательную историю. В ней есть даже мораль.
– Валяйте! – согласился краснолицый и прикрыл ладонью невольную зевоту.
– Вот так же, как и мы, в личной охране полковника Луиса подвизался один джентльмен. Звали его, кажется, Мальвини. Он был не плохим служакой, но слишком часто лакал виски, жаловался на сварливую жену и лихорадку. Однажды он исчез. Что сталось с его лихорадкой, неизвестно, но вдовушка торгует теперь в порту спичками. Рекомендую никогда не забывать о судьбе неудачника-Мальвини.
За бортом легшего в дрейф лайнера колыхалась молочная кисея тумана. Из бара вышла на верхнюю палубу парочка: светловолосая девушка и летчик в новом мундире, хорошо облегавшем его статную фигуру. Серебристые полоски на рукаве свидетельствовали о том, что пилот служит не в армии, а в наемном «воздушном легионе».
Молодые люди направились к фальшборту и, остановясь, стали любоваться затуманенным океаном.
Замшелый джентльмен покосился на краснолицего. Тот поспешил сообщить:
– Пилот Наварро, из легиона. Следует к месту службы. Между прочим, известный гусь: был когда-то чемпионом по плаванию. Кумир всех девиц и… никакого делового соображения. Эх, я бы на его месте давно разбогател! Глуп; мог сделать карьеру в армии, но свихнулся.
– Причины известны?
– Начал размышлять!
Летчик явно охмелел; он слегка покачивался, но с собеседницей держался вежливо и предупредительно. Это, видимо, было случайное пароходное знакомство. Девушка, наверное, тоже выпила немного вина; она была возбуждена, теребила за рукав кавалера и говорила:
– Взгляните, Рамон, как изумительно кругом!
2
Конкистадоры – испанские завоеватели, захватившие в XV-XVI веках огромные территории в Центральной и Южной Америке
3
Эстансьеро – крупный помещик