Телохранитель

— Добрый вечер, — ответила Эмма. — Номер на фамилию Леру.

— Леру? — Охранник сверился со списком, в надежде подняв брови. Потом его лицо просветлело. — В самом деле, в самом деле, мистер и миссис Леру. Добро пожаловать! До главного лагеря семь километров, следите за указателями и, пожалуйста, ни при каких обстоятельствах не выходите из машины. — Он распахнул створки ворот и взмахнул рукой, пропуская нас.

Грунтовая дорога вилась среди густых зарослей железного дерева — мопани; то здесь, то там мелькали открытые участки вельда.

— Смотрите! — взволнованно воскликнула Эмма, прижимая руку ко рту и замирая как зачарованная.

Между деревьями летали птицы-носороги. Буйволы жевали жвачку и тупо смотрели по сторонам. Эмма молчала. Даже когда я показал на кучки переваренной травы и сказал:

— Слоновий помет.

В комплексе для туристов «Мололобе» пахло большими деньгами. Бунгало и шале под тростниковыми крышами были разбросаны вдоль берега реки Мололобе. Мощеные дорожки, скрытое освещение, наигранное радушие персонала в оливковой форме. Мы попали в Африку для богатых американских туристов — экологичная пятизвездочная роскошь и одновременно оазис цивилизации посреди джунглей. Следуя указателям, я доехал до административного корпуса. Мы вышли. Нас сразу окутала волна жара. Но внутри, в самом здании, оказалось на удивление прохладно. Мы прошли по коридору и приблизились к стойке. Слева находился интернет-зал, который владельцы комплекса игриво назвали «Буш-телеграф». Дорогой антикварный магазинчик справа назывался «Торговая фактория». За стойкой стояла хорошенькая блондинка. На ее оливковой блузке была приколота табличка: «Сьюзен, сотрудница службы гостеприимства».

— Здравствуйте, я Сьюзен. Добро пожаловать в «Мололобе»! — Она широко улыбнулась. Свое имя она произнесла подчеркнуто по-английски: Сьюзен, а не «Сюсан», как оно прозвучало бы на ее родном африкаансе.

— Здравствуйте. Я Эмма Леру, а это мистер Леммер, — так же дружелюбно ответила Эмма.

— Вам номер с двумя спальнями? — тактично спросила блондинка.

— Совершенно верно.

— Тогда мы поселим вас в бунгало «Орел-скоморох», — сказала она, словно оказывала нам величайшую услугу. — Прямо напротив водопоя!

— Это будет чудесно, — ответила Эмма, и я удивился: почему она не говорит с блондинкой на африкаансе.

— Пожалуйста, дайте мне кредитную карточку. — Блондинка посмотрела на меня. Когда же она увидела, что сумочку открывает Эмма, то во взгляде ее промелькнул нескрываемый интерес.

Бунгало под названием «Орел-скоморох» было роскошным, но Эмма просто кивнула, как будто жилье более или менее соответствовало ее ожиданиям. Чернокожий портье («Бенджамин, младший сотрудник службы гостеприимства») внес наши вещи. Эмма сунула ему зеленую банкноту и сказала:

— Очень хорошо, поставьте вон туда.

Он объяснил нам, как пользоваться кондиционером и мини-баром. Когда он ушел, Эмма сказала:

— Можно я буду спать здесь? — Она показала на спальню слева от гостиной. Там стояла двуспальная кровать.

— Хорошо.

Я внес свои вещи в другую комнату, справа, где стояли две односпальные кровати с таким же кремовым бельем, как и в спальне Эммы. Затем я обследовал местность. Деревянные рамы окон в принципе открывались, но их держали закрытыми из-за шипящего кондиционера. Из обеих спален и гостиной с барной стойкой посередине можно было выйти на веранду. Двери раздвижные — плохо. Запирающий механизм несложный; можно открыть перочинным ножичком. Я раздвинул двери и вышел на веранду. Там был полированный каменный пол, стояли два дивана и стулья, обитые страусовой кожей; две подзорных трубы смотрели в сторону водопоя. Сейчас на водопое никого не было, если не считать стайки голубей, которые безостановочно пили. Я обошел бунгало со всех сторон. Три метра газона и джунгли. Все создано для уединения. Отсюда не видно других апартаментов, названных в честь разных видов орлов. Плохо с точки зрения безопасности.

Но теоретически злоумышленникам, которые захотят напасть на Эмму, придется проехать дальше главных ворот, перелезть двухметровый забор и пройти пешком семь километров по местности, где водятся львы и слоны. Можно сказать, беспокоиться не о чем.

Я вернулся внутрь; прохлада освежала. Дверь комнаты Эммы была закрыта; я услышал шум воды. На короткий миг я представил себе ее под душем, а потом отправился искать холодную воду в моей собственной ванной.

7

В сумерках мы дошли до ресторана под названием «Осоед». Здесь все помещения, как я заметил, назывались в честь различных видов хищных птиц. Мне показалось, что Эмма чем-то подавлена. Вчера в Херманусе за ужином она почти не подавала голоса. Может, она жаворонок, а может, на нее так действует жара.

Когда мы уселись за столик, на котором горела свеча, она сказала:

— Наверное, вы очень голодны, Леммер.

— Против еды я бы не возражал.

Официант принес нам меню и винную карту.

— Иногда, — сказала она, передавая мне винную карту, — я забываю о еде. Если хотите, выпейте вина.

— Нет, спасибо.

Она долго и без всякого энтузиазма изучала меню.

— Мне только салат, греческий, — обратилась она к официанту. Я заказал бутылку минеральной воды, которая здесь стоила как малолитражка, и филе из говяжьей вырезки под перечным соусом с картофельным пюре. Мы огляделись. В зале сидели и другие посетители — в основном иностранцы средних лет группками по два-четыре человека. Эмма вынула белую льняную салфетку из кольца под слоновую кость. Потом принялась вертеть кольцо в руке, разглядывая вырезанный на нем тонкий лиственный орнамент.

— Извините меня за мою несдержанность, — сказала она вдруг, вскидывая голову. — Когда я увидела антилоп импала…

Я вспомнил миг, когда она закрыла рот ладонью.

Она снова опустила голову и принялась вертеть в руке кольцо от салфетки.

— У нас была ферма-заказник в Уотерберге. Мой отец… — Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, стараясь сохранить спокойствие — видимо, за словами крылось слишком много эмоций. — Ферма небольшая, всего три тысячи гектаров, просто кусок земли, где паслись антилопы. Мы приезжали туда по выходным. Папа говорил, что купил ферму в основном для нас, детей, чтобы мы не росли совсем уж городскими. Чтобы знали, как трава растет. Когда мы приезжали на ферму, Якобуса днями не бывало дома. Он и спал под открытым небом, и гулял — можно сказать, жил там… Там у него всегда было двое или трое друзей, но под вечер, на закате, он всегда приходил и брал меня с собой. Тогда мне, наверное, было лет девять-десять, а он только что закончил школу. Но он не стеснялся гулять с младшей сестренкой. Он знал, где можно найти антилоп. Все их стада. Спрашивал меня: «Сестренка, кого ты сегодня хочешь увидеть?» Потом рассказывал мне об антилопах. Какие у них повадки, что они делают. И о птицах. Мне пришлось выучить все их названия. Мне было забавно, но я всегда чувствовала себя немножко виноватой, потому что я была не такая, как он. Похоже, он оживал, только когда был на ферме. А мне не всегда хотелось туда ехать, не каждые выходные, не каждые каникулы..

Эмма снова замолчала и молчала до тех пор, пока нам не принесли еду. Я с жадностью накинулся на мясо. Она поковырялась вилкой в салате и отодвинула тарелку.

— Отец… так и не смирился с тем, что Якобуса не нашли. Может быть, ему было бы легче, если бы… нашли тело. Хотя бы что-то… — Она взяла с колен салфетку и прижала ее к губам. — Ферму он продал. Когда больше не осталось надежды. Он никогда не говорил с нами о случившемся; просто однажды пришел домой и сказал, что ферма продана… это был первый раз… сегодня я увидела антилопу в первый раз с тех пор… как погиб Якобус.

Я ничего не ответил. На мою способность сочувствовать нельзя полагаться. Я сидел как истукан, сознавая, что мне дарована особая привилегия. Просто я оказался единственным доступным слушателем.