Страница 3 из 18
Она пробовала занять свои вечера чтением, потом стала сочинять роман, но через неделю бросила. Черт возьми, ей уже 32 года, она не может терять время на эту писанину! Однако не идти же ей — ей, принцессе «Голубой башни»! — в Single’s bar, Бар одиноких! К тому же те, кто ей нужен, — серьезные врачи, адвокаты, бизнесмены — они тоже не ходят в уличные бары. А куда они ходят? В спортивные клубы? Но потеть каждый день по полтора часа в «Клубе здоровья» в ожидании, когда какой-нибудь потный мужик скажет тебе: «Привет, как тебя зовут, крошка?» — извините, до такой пошлости она не опустится! Обратиться в бюро знакомств? «Знаменитая сваха Марта Грей обладает самой большой в Нью-Йорке картотекой одиноких адвокатов, врачей и бизнесменов, мечтающих связать свою жизнь с женщиной, достойной их интеллектуального и социального уровня…» Бррр! Можно себе представить этих импотентов, которые сами не в состоянии были закадрить девку ни в колледже, ни в университете, ни даже среди своих клиенток! Нет, к черту бюро знакомств, это тоже ниже ее достоинства!
Но с другой стороны, стоять каждый вечер у окна своей студии и, глядя на 66-ю улицу, пить водку с апельсиновым соком — одной! — это можно? Три недели назад она дошла до того, что стала покупать журнал «Нью-Йорк, Нью-Йорк» и читать страницы «Strictly Personal» — «Сугубо личное». Впрочем, сама она, конечно, не станет давать такие идиотские объявления, как «Pretty, witty, leggy and sexy blond leaving September 14th for romantic night with you» («Приятная, умная, длинноногая и сексуальная блондинка резервирует четырнадцатое сентября для романтической ночи с тобой») или «Beautiful, Slender, Sweet Manhattenite desires family-oriented professional to share love and laughs forever» («Прекрасная, стройная, сладкая манхэттенка жаждет ищущего семью профессионала, чтобы разделить с ним веселье и вечную любовь»). И она не станет отвечать на зазывные мужские объявления типа «Succesful Wall Street Executive is looking…» («Преуспевающий руководитель фирмы на Уолл-стрит ищет…») или «Tall Handsome Lаwyer» («Высокий симпатичный адвокат»)… Впрочем, это любопытно. «Tall Handsome Lаwyer — New to New York — 37, succesful, down-to-earth, Yele-educated, athletic, supportive, reliable» («Высокий симпатичный адвокат — новичок в Нью-Йорке — 37 лет, преуспевающий, земной, с йельским образованием, спортивный, надежный, отзывчивый и способный помочь…»). Черт возьми, да ведь это как раз то, что она ищет! Земной, надежный, 37-летний адвокат с йельским образованием! Почему не попробовать? Ради шутки — попробовать, а? «Photo/note/phone. Мailbox 2214» («Фото/письмо/телефон. П/я 2214»). Гм…
Посмеиваясь сама над собой, Катрин быстро — пока не передумала — открыла один из пяти своих фотоальбомов, тут же наткнулась на свою лучшую фотографию (в полный рост, на лыжах, в Вермонте, смеющееся лицо, волосы распущены и приснежены — короче, первый класс!). Правда, рядом стоит этот подонок Рик, который бросил ее ради дочки сенатора, но она отрезала Рика к чертям собачьим, а на обороте своей половины фотки написала просто и коротко: «Достаточно ли я хороша для преуспевающего адвоката? Йельски образованная Катрин, тел. (212) 688-76-55». И тут же выскочила из дома за продуктами в соседний «Эмпориум фуд», а по дороге отправила письмо в журнал «Нью-Йорк, Нью-Йорк», на почтовый ящик «Высокого симпатичного адвоката».
Она была уверена, что через пару дней он позвонит. Еще бы! Ей, Катрин, принцессе мэдисонской «Голубой башни»! Ну если не через два дня, то через три — как только из журнала перешлют ему ее фотографию. Она уже строила планы, как будет показывать ему Нью-Йорк, где она родилась и выросла, и рассказывать об архитекторах, построивших музей Гуггенхайма, Рокфеллеровский центр, собор Святого Патрика, Публичную библиотеку, Тайм-сквер…
Но никто не позвонил ей ни через три дня, ни через пять, ни даже через неделю!
И это ее доконало! Если какой-то ничтожный провинциальный адвокат, только что приехавший в Нью-Йорк, пренебрег ею…
Когда и через неделю ее автоответчик не зарегистрировал никаких звонков, Катрин решила, что все, хватит, сегодня же вечером она пойдет в «Белый попугай» или в «Яблоко Евы», напьется там до чертиков и — гори все огнем! Даже если ее подцепит какой-нибудь лысый еврей, она не откажет. Лишь бы у него не оказалось СПИДа…
Но внезапная мигрень разрушила эту затею. Вообще-то мигрени случались у Катрин и раньше, особенно при периодах, но не такие сильные, как в этот вечер. К тому же до периода было еще две недели, так что эта мигрень была совершенно неожиданной и какой-то не такой, как всегда. Тупой, что ли? Навязчивой? Словно что-то сжало ей голову, придавило тело и сковало движения, заставляя не двигаться, лечь в постель… Пришлось отменить поход в «Белый попугай» (черт с ним!), принять тайленол (который не помог), посмотреть телевизор (сплошная муть, хотя и кабельное телевидение!) и лечь спать в десять тридцать. Интересно, что, несмотря на мигрень, она заснула почти мгновенно. Но потом…
Господи! Потом был весь этот ужас — узкий алый луч из космоса и летящая по этому лучу раскаленная печать. Прямо к ней, спящей и оцепеневшей от страха. Словно ты видишь, как в тебя выстрелили и как пуля летит в твою грудь — неотвратимо, стремительно. А ты не можешь и пальцем шевельнуть, не можешь уклониться, спастись, защититься. А раскаленная печать легко проходит сквозь крышу твоего дома, потом сквозь чужие квартиры, потолки и полы и — кометой прожигает твое одеяло и грудь! Адская боль, разламывающая мозги… твой собственный крик — немой, как под водой или в немых кинофильмах… запах горящего мяса и — снова сон, будто тебя накрыли подушкой или опустили под воду. Только теперь эта вода — не глухая и не тяжелая, а целебная, заживляющая раны, бодрящая. И утром — никакой боли, но вместо правой груди — это пятно ожога, которое никто из врачей не может ни объяснить, ни понять. И которое так быстро исчезает, что даже удивительно. Кожа высветилась, подтянулась, и — самое интересное — спустя четыре дня Катрин показалось, что левая грудь стала наливаться и крепнуть, как при сильном возбуждении. Впрочем, почему же какпри возбуждении? Возбуждение реально и еще какое! Даже дыхание перехватывает! И сосок торчит так, что хочется самой дотянуться до него губами…
Да, если первые три дня Катрин была в шоке, с ужасом разглядывала себя в зеркале, думала о самоубийстве, следила за сообщениями о новых ожогах, а на работе избегала сочувствующих взглядов коллег, которые обращались с ней столь осторожно, словно ее переехала машина, то на четвертый день ее вдруг совершенно перестали интересовать эти разговоры об инопланетных пришельцах-палачах, статистика их новых жертв и вообще вся эта муть под названием «нью-йоркская грудная лихорадка». Она даже начала испытывать тайное превосходство над этими миллионами нью-йоркских женщин, которые каждую ночь трясутся от страха в ожидании ожогов. Словно она уже вышла из зоны обстрела и оказалась в другой, безопасной зоне, где какая-то странная сила подняла и напружинила ей левую грудь, развернула плечи, сделала ее взгляд дерзким и острым, а походку — уверенной и стремительной. И теперь не она, а мужчины стали отводить глаза при встрече с ее глазами. Но — тут же и возвращались взглядами к ее фигуре. Катрин и раньше никогда не носила бюстгальтеров, считая, что ее грудь не нуждается ни в каких подпорках. Правда, на второй и на третий день после того ужасного исчезновения правой груди она, отправляясь на работу, все-таки надела лифчик, заполнив ватой пустоту в правом колпачке. Но это было глупо и унизительно, все равно все — даже прохожие на Мэдисон-авеню — знали, что там, справа, у нее ничего нет. Или ей казалось, что вся Мэдисон-авеню пялится на нее, когда она идет на работу? Нет-нет, это так и было! Ведь газеты, радио и телевидение уже круглые сутки кричат о новых жертвах космических ожогов, и, конечно, все мужики теперь пристально всматриваются в фигуры встречных женщин. Особенно тут, на востоке Манхэттена.