Страница 18 из 18
Полное расстройство германской экономики началось в 1944 году. В конце июня имперский министр боеприпасов и вооружения Шпеер составил памятную записку, которую он направил Гитлеру. В ней, в частности, говорилось: «[…] противнику удалось в результате [воздушных налетов] увеличить потери авиационного бензина на 90 %». Если такие налеты продолжатся в сентябре, «удовлетворение самых срочных потребностей вермахта в необходимых количествах обеспечить уже не представится возможным, ибо с этого момента возникнет непредвиденная брешь», которая будет иметь «трагические последствия»! Через восемь недель Шпеер писал: «[…] если налеты на предприятия химической промышленности продолжатся и в сентябре с такой же силой и с той же точностью, как в августе, производство химической продукции упадет и все ее последние складские запасы будут исчерпаны. Таким образом, будут отсутствовать именно те материалы, которые необходимы для дальнейшего ведения современной войны». После войны Шпеер дополнил эти данные, указав, что все экономические усилия, предпринимавшиеся примерно с 1943 года, оказались безрезультатными, поскольку соединения союзнической бомбардировочной авиации с мая 1944 года перенесли центр тяжести на уничтожение германских запасов горючего, а с сентября — на разрушение германской транспортной системы. «Это привело к катастрофе. С этого момента мы лишились 90 % горючего. Успех этих налетов был равнозначен проигрышу войны в производственнотехническом отношении, ибо без горючего не помогут никакие новые танки и реактивные самолеты».
В материалах Института экономических исследований справедливо констатируется: «[…] никаких шансов выиграть эту войну в экономическом отношении, где решающую роль играли промышленные предприятия, не имелось. Германия была решающим образом экономически ослаблена в результате воздушной войны и территориальных потерь (например, Верхняя Силезия и т. п.). (К этому следовало бы добавить потери рабочей силы из-за мобилизации в вермахт. Осенью 1944 года на военную службу ежемесячно мобилизовывалось свыше 200 000 человек, в первую очередь из металлургической промышленности.) Если бы эти факторы даже и не оказывали столь интенсивного воздействия, решение исхода войны в перспективе должно было принести превосходство противной стороны в людских резервах, ресурсах сырья и в производственных мощностях».
В 1944 году кризис германского ведения войны достиг своей наивысшей точки. На востоке Красная Армия продолжала свое продвижение на запад по всему фронту от Лапландии до Черного моря. На севере она атаковала Пет-само (Печенга) и финнов на Карельском перешейке. На центральном участке фронта она разгромила германскую группу армий «Центр» и вступила в Восточную Пруссию. Ее наступление приостановилось только на Висле. Одновременно она уничтожила южное крыло германских войск, вернув себе Украину и Крым. Ее дивизии уже пробились в Польшу, в восточную часть Чехословакии и Румынию, когда 6 июня 1944 года последовала давно ожидавшаяся крупная высадка войск союзников в Нормандии. Превосходство в численности и вооружении англо-американских экспедиционных сил было настолько велико, что противник уже через несколько недель прорвал германские отсечные позиции и в августе смог освободить Париж, между тем как в Южной Франции высаживались новые войска.
На совещаниях по обсуждению обстановки Гитлер еще до этой высадки неоднократно подчеркивал, что, если союзникам удастся твердо закрепиться на континенте, война для Германии проиграна. Теперь такой момент наступил, и, учитывая всю серьезность положения, [командующий оккупационными войсками во Франции] генерал-фельдмаршал Роммель без промедления предложил верховному главнокомандующему вермахта самый разумный выход: заключить перемирие. Но Гитлер и не думал об этом; напротив, он возложил все свои надежды на «разногласия» между союзниками, которые однажды станут так велики, что между ними произойдет разрыв. Коалиции, мол, как показывает мировая история, всегда распадались. А потому все дело в том, чтобы, как бы ни было трудно, дождаться этого момента. Гитлер говорил дословно следующее: «Моя задача, особенно с 1941 года, не терять самообладания, а если что-то грозит крахом, вновь и вновь находить выходы и вспомогательные средства, чтобы как-то подправлять историю. Я вполне могу сказать: большего кризиса, чем мы имели в этом году на Востоке (разгром группы армий «Центр». — Авт.), представить себе нельзя». Но с помощью «железного, волевого характера» эту войну выиграть можно; если станет необходимо, он будет продолжать биться и на Рейне до тех пор, пока, как сказал Фридрих Великий, один из наших «проклятых противников» не выдохнется.
Сколь же нереальны были эти представления и надежды. Как мало было средств и возможностей для того, чтобы «выстоять» в век тотальной войны по сравнению с веком ограниченных войн. Но Гитлер оставался упорным, несгибаемым и одержимым. Он был готов поставить на карту самую большую ставку — существование немецкого народа.
В это время произошло покушение полковника графа фон Штауффенберга. Но акция 20 июля 1944 года проистекала не только из понимания того, что война в 1944 году для Германии была уже проиграна и теперь дело лишь в том, чтобы при всех условиях ее закончить, дабы не допустить еще большего хаоса. Тот, кто углубится в нравственные и этические мотивы германского движения Сопротивления, формировавшегося из представителей всех общественных кругов и вероисповеданий, обнаружит его многослойность и многообразие. Пожалуй, всего сильнее в нем проявилось растущее с 1933 года моральное возмущение, подлинное стремление к борьбе против практики тоталитарного национал-социалистского режима с его мерами подавления, уничтожения и истребления, с его бесчеловечностью и произволом как системы. В конечном счете участники оппозиции стремились «освободить человека, превращенного в безликую машину, в орудие техники, в творение абстрактных политических идей, в функцию науки, в слуг экономических законов, которые он сам же абсолютизировал». Они хотели освободить его «от всех предрассудков, придать ему подлинную гуманность, истинный облик человека во всем его достоинстве и гордом самосознании» (графиня Дёнхоф).
Отсюда видна и вторая решающая побудительная причина действий людей 20 июля: вытекающее из знания всех взаимосвязей сознание своей ответственности перед народом и отечеством в сочетании с мужеством сделать надлежащие выводы, как это доказал еще до войны генерал-полковник Людвиг Бек (тогдашний начальник Генерального штаба) своей борьбой против агрессивной политики Гитлера. Кроме того, многие офицеры в ходе охватившей весь мир борьбы все яснее осознавали, насколько определенные распоряжения и приказы высшего руководства были нацелены на извращение солдатской этики, на разрыв с их собственной традицией. Теперь в качестве высшего нравственного масштаба (в случае такого внутреннего конфликта) нацисты требовали руководствоваться уже не закрепленным рыцарско-религиозными обычаями понятием чести, а максимами идеологии, презирающей как индивидуумов, так и другие расы. Кульминационная точка этого пролагавшего себе путь развития была достигнута тогда, когда дьявольское совращение народа и вермахта заменило собой принципы добросовестного руководства. И наконец, в качестве взрывного момента сыграла свою роль при последней попытке покушения осуществлявшаяся нацистами во Второй мировой войне политика, ведущая к катастрофе.
Это «восстание совести» как Сопротивление потерпело поражение, но как символ оно победило в духе генерала Трескова, который в 1944 году требовал: «Покушение на Гитлера должно быть совершено любой ценой. Если же оно не удастся, то, несмотря на это, надо попытаться совершить государственный переворот. Ведь дело здесь уже не столько в практической цели, сколько в том, чтобы показать, что германское движение Сопротивления перед лицом всего мира и истории отважилось, не щадя своей жизни, на этот решающий бросок. Все остальное в сравнении с этим безразлично».
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.