Страница 8 из 34
Псевдоасессор отправился с сообщницею на пожизненное отбывание срока в Сибирь. Казалось бы, ничто не предвещало новых с ним встреч…
Глава третья
«ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ» [13]
Со времени описанных мною выше событий прошли годы. Жажда странствий, до времени дремавшая в одном из наиболее неосвещенных закоулков, кои, надо полагать, имеются не только в моей, но и в душах всех смертных, так вот, эта особа, пробудившись, неизвестно по какой причине, потакая, как это у нее заведено, своим прихотям, закинула меня в Америку. Причем, в чем я и убедился в итоге, это было предпринято лишь с тою целью, чтобы, пройдя на юг до Вальпараисо, а после пересев на трехмачтовик «Посейдон» капитана Роберта и пересекая на нем Мировой океан, потерпеть крушение близ рифов Помату. Любезные мои читатели уже осведомлены о том, что происходило затем в Кантоне. Им также ведомо, как я спасся.
Весьма небольшое расстояние, которое предстояло мне одолеть, дабы попасть в Гоби, равно как и то обстоятельство, что бумаги, обладателем коих я являлся, представляли для одного китайца несомненную ценность, повлияли в конечном итоге на мое решение расстаться со старыми друзьями. Итак, я распрощался со всеми и отплыл на джонке к Тяньцзиню, где, как мне было известно, одна из бухт глубоко врезалась в сушу.
Добравшись до берега и расплатившись с лодочником, я решил остановиться на ночлег. Войдя в хижину, я увидел двух людей, сидевших возле печи и пивших чай, приправленный маслом. Один из них был в одежде западных татар [14], в другом же я признал ламу по его желтой шапке.
— Мен-ду! — приветствовал я.
— А-мор! — услышал в ответ.
— Чужеземец, — дружелюбно обратился ко мне лама, — войди и выпей с нами чаю!
— Благодарю! Но я вижу, что ваш чай близится к концу. Так не лучше ли нам выпить моего?
— И где твой чай?
— А где хозяин этого ночлега, который должен мне его приготовить?
— Едва завидев тебя, он ушел за женой. Садись же и выпей нашего, а потом угостишь нас!
Я последовал приглашению и присел возле печи.
Следуя заведенному обычаю, я занял место между сидящими; каждый из них достал из-за пояса свой кисет и отсыпал мне на руку немного табаку, отчего я, не сдержавшись, чихнул. Однако я был готов к подобному приветствию и, проявляя учтивость, извлек свой кисет. Затем из сумки, которая крепилась у меня на груди, как это делают монголы, достал деревянную миску и наполнил до краев чаем.
Питье не пришлось мне по вкусу. Это был зауряднейший зеленый чай, к тому же приправленный столь прогорклым маслом, что мне стоило больших трудов сделать два-три глотка.
Вскоре появился и хозяин с женой. Оба не отличались опрятностью, но приветствовали меня, тем не менее, с искренней сердечностью. Без каких бы то ни было моих на то распоряжений появился стол, заставленный едой. Затем котел со свежезаваренным чаем, из которого мы тут же принялись наполнять наши миски.
— Откуда вы узнали, что я чужеземец? — спросил я. На мне были кожаные штаны, высокие сапоги, меховая шапка и длинный, подобно пальто, халат, какие обычно носят монголы. К тому же я совсем не предполагал быть разоблаченным как иностранец так скоро. Монгол, рассмеявшись, указал на мои винтовку и револьвер:
— Ни один та-дзе [15]не имеет такого оружия.
Лама, кивнув, добавил:
— У тебя такое же лицо, как и у Ю-Ика [16], а он пришел к нам с Запада.
— Кто этот Ю-Ик?
— Ю-Ик был большим ламой. Он пришел учить нас прекрасной вере. Он рассказывал про Господа на небесах и его Сыне, о Пресвятой Деве, которая стала Божьей матерью. Сын Господний пришел на землю, чтобы очистить нас от грехов, и вернулся затем обратно, воскрешал мертвых, исцелял больных и совершал еще много других деяний и чудес.
Лама, несомненно, повествовал о Христе и каком-то миссионере, проповедовавшем его учение. Я постарался выяснить, кто бы это мог быть:
— А где теперь этот ученый лама?
— Он пришел из земли Фрамба и имел спутника, называвшего себя Ша-Бе [17]. Я встретил их в монастыре Куп-бум. Они намеревались идти в Лхасу, но не хотели там оставаться, а должны были отправиться к цинь-чаю, наместнику китайского императора.
— Называют ли этого цинь-чая также Ки-шан?
— Да.
— Что ж, мне знакомы эти набожные и весьма ученые ламы. А их слугу звали Сандаджамба.
Лицо ламы озарилось радостной улыбкой:
— Правду сказал ты, ты знаешь их, ведь именно так звали их провожатого. Может быть, ты тоже фрамба?
— Нет, я — герма, но наша страна лежит рядом с землями фрамба, и вера наша такая же, как у них.
— Тогда ты должен нам рассказать о могучем Сыне небесного Господа, о матери его, чье имя Ма-ри, о Пе-тра и Йо-ан, которых он любил, и о Ла-за-ра, которого он спас от смерти! С какой целью путешествуешь ты?
— Мне нужно через горы Хинган и пустыню.
— По какой дороге?
— Я не знаю ни одной. Я хотел бы купить здесь лошадь и нанять проводника.
Он даже хлопнул в ладоши от радости:
— Этого тебе делать не придется, так как ты поедешь вместе с нами на одной из лошадей этого человека. Знай, что я шаби [18]великого святого из Курена, где живут свыше трех тысяч лам. Я пересек Великую пустыню, чтобы увидеть святого в Мукдене, и теперь возвращаюсь назад. Я направляюсь в Богд-уул, где в пещере живет великий святой. Это невдалеке от тех мест, коих ты желаешь достичь.
— Как зовут этого святого?
— У него нет имени, но он знаменит по обеим сторонам гор тем, что рассылает вестников собирать пожертвования, которые хочет употребить на строительство монастыря для десяти тысяч лам, а затем открыть письмена, которые представляет ему ночами Будда. Он тоже пришел с Запада. Едешь ли ты с нами?
— Да, если ты мне продашь одну из твоих лошадей, — обратился я на этот раз к монголу.
— Ты большой лама, — отвечал тот. — Я не продаю, я дарю тебе эту лошадь.
Такая удача выпадала мне в жизни достаточно редко, и я искренне обрадовался. Меня весьма заинтересовало то обстоятельство, что, встретившись с миссионерами Гуком и Габе и пообщавшись с ними, этот лама так крепко в сердце носит христианство.
— Как зовут тебя? — спросил я его.
— Называй меня Шангю.
— А тебя? — повернулся я к монголу.
— Зови меня Бар-тигр.
— В таком случае ты должен быть очень сильным и мужественным.
— Я достаточно вступал со зверьми в единоборство и тем не менее остался жив. А как нам называть тебя?
Я назвался. Лама, помолчав немного, молвил:
— Это чужое имя, оно не позволяет ничего думать о человеке, его носящем. Ты бы согласился, если бы мы стали тебя называть Батор? [19]
— К чему же сразу столь громкое имя?
— Не у тебя ли так много оружия? Не ты ли суть при этом мужествен?
Это была типично монгольская логика. Ламе положено быть ученым, поскольку каждый из многочисленной его братии написал хотя бы одну книгу, мне же — сильным, так как у меня оружие.
В числе прочего, отсутствующего у меня, я был снабжен картой и чаем, который, в чем имел возможность не раз убедиться, является неким мерилом здешней жизни, а затем, получив обещанную лошадь, был готов к отъезду.
Ката, или охранный пояс, играет в кочевой жизни монголов и тибетцев очень важную роль. Длина его приблизительно втрое превосходит ширину, цвет он имеет белый с синеватым оттенком, концы отделаны бахромой, а сам он изготавливается из шелка или подобного шелку материала. Каты бывают разные, в зависимости от состоятельности хозяина, но несомненно одно — каждый должен иметь кату, эту панацею на все случаи жизни. Выражая радость или горе, просьбу или учтивость, и во многих других случаях люди меняются катами или просто предлагают свою. Любой, самый дорогой, подарок теряет без приложения каты всякий смысл.
13
«Ом
мани падме хум»,
14
Западные татары — так традиционно китайские авторы называют монголов.
15
Татарин.
16
Гук, Эварист-Режи (1813–1860) — французский миссионер и путешественник, автор трудов по истории, географии и религиозной истории Китая и Тибета. У автора упоминается под именем Ю-Ик.
17
Габе, Жозеф (1808–1853) — французский миссионер-лазарист; вместе с Э.-Р. Гуком в 1844–1846 годах совершил путешествие в Лхасу; занимал ряд должностей в католических миссиях Макао, Китая и Бразилии. У автора упоминается под именем Ша-Бе.
18
Шаби (монг.шавь); здесь — ученик, последователь.
19
Батор (монг.) — богатырь.