Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 46

Слово застыло у него на языке, а ружье мгновенно оказалось у щеки; через секунду он его снова опустил. Несколько впереди, на другом склоне насыпи, появился человек; он быстро перебрался через путь и минуту спустя уже стоял перед четверыми мужчинами. Это был апач.

— Виннету видел, как идут бледнолицые, — сказал он, — они напали на след огаллала и будут спасать огненного коня от гибели!

— Хорошо, — произнес Хаммердал, — счастье, что это не был кто-нибудь другой, потому что он бы попробовал мою пулю и мы бы выдали себя выстрелом. Но куда дел апач свою лошадь? Или он обходится без мустанга в этих диких землях?

— Лошадь апача — как собака, которая лежит и ждет, когда вернется ее хозяин. Минуло уже много солнц, как он увидел огаллала и пошел к реке, которую его белые братья зовут Арканзас. Он думал найти там своего друга Дедли-Гана, но его не было в вигваме. Тогда он снова последовал за красными людьми и теперь хочет предупредить огненного коня, чтобы он не упал на тропе, которую они разрушили.

— Ну и ну! — проворчал Пит Холберс. — Вы только посмотрите, как умно эти негодяи принялись за дело. Если бы только знать, с какой стороны придет поезд!

— Огненный конь придет с востока; конь с запада уже прошел, когда солнце было прямо над головой у вождя апачей.

— Что ж, выходит дело, мы знаем, в каком направлении нам двигаться. Однако когда поезд будет здесь? Пит Холберс, твое мнение.

— Дик, ты все еще продолжаешь думать, что я прихватил с собой расписание. Скажи мне тогда по крайней мере, куда я его засунул.

— Уж конечно, не в свою пустую башку, старый енот, потому что у тебя там, как в пустыне, только ветер и пыль, причем постоянно. Но смотрите: солнце заходит, через четверть часа будет достаточно темно и мы сможем посмотреть на этих красных мерзавцев, что они…

— Виннету был за их спинами, — прервал его апач, — и видел, как они навалили деревья поперек пути, чтобы огненный конь остановился.

— Их много?

— Возьми десять раз по десять, и это будет меньше половины воинов, которые лежат на земле и ждут прихода бледнолицых. А лошадей еще больше — они хотят взять с собой все добро, которое везет огненный конь.

— Они просчитаются! Что думает делать Виннету?

— Он останется здесь и будет наблюдать за красными людьми. Мои белые братья должны скакать навстречу огненному коню и остановить его, чтобы огаллала не увидели, что он погасил свой горящий глаз и остановился.

Совет был хорош, и им тотчас же воспользовались. Время прихода поезда было неизвестно, и это означало, что он может появиться в любую минуту; поэтому всякое промедление было очень опасно, — ведь, для того чтобы огаллала ничего не заметили, остановить поезд надо было достаточно далеко от их засады. Виннету остался на месте, а четверо остальных снова сели на коней и быстрой рысью двинулись вдоль насыпи на восток.

Они скакали уже около четверти часа, как вдруг Хаммердал придержал лошадь и посмотрел в сторону.

— Интересно, — произнес он, — не сидит ли там кто-нибудь в траве, вроде козы или… эй, Пит Холберс, скажи-ка, что это может быть за животное?

— Если ты думаешь, что это лошадь апача, которая сидит тут как привязанная и ждет, пока вернется хозяин, то я с тобой согласен!

— Ты прав, старый енот! Но поспешим, не будем пугать мустанга — у нас есть дела поважнее. Встретим мы поезд или нет — все равно, но предупредить его мы обязаны, и чем дальше это произойдет, тем лучше. Краснокожие не должны видеть его огни и то, что он остановился, иначе они поймут, что их план раскрыт.

3

ДЕДЛИ-ГАН

Четверо мужчин снова двинулись вперед. Быстро темнело; прошло немногим более получаса, и на прерию опустилась ночь; в небе засияли звезды. Сейчас всадникам не помешало бы немного лунного света; однако позднее, при приближении к индейцам, он стал бы только помехой, поэтому отсутствие луны на небе было вполне благоприятным обстоятельством.





Ночью, на ровной местности, мощный фонарь американского паровоза дает знать о его приближении, когда он находится еще очень далеко от наблюдателя; необходимо было проехать довольно большое расстояние, чтобы остановить поезд там, где свет паровозного прожектора не был бы виден из засады, поэтому Дик пустил свою кобылу галопом; остальные последовали его примеру.

Наконец он остановился и спрыгнул с лошади; спутники сделали то же самое.

— Так! — сказал Дик. — Я думаю, теперь запас Достаточно большой. Спутайте лошадей и поищите сухой травы, чтобы мы могли подать знак.

Приказание выполнили, и скоро была собрана куча сухих стеблей, которую при необходимости можно быстро поджечь с помощью пороха.

Расстелив одеяла, путники легли на землю и стали вслушиваться в ночь, в то же время не спуская глаз с того направления, откуда должен был появиться поезд. Оба немца хорошо понимали, что должно произойти, но чувствовали себя, однако, столь неискушенными в жизни на Диком Западе, что даже не помышляли о том, чтобы прервать молчание и как-то повлиять на ход событий.

Им не оставалось ничего другого, как только полностью положиться на охотников. А вокруг стояла тишина, лишь слышно было, как лошади щиплют траву да где-то кричит ночная птица. Минуты текли долго, и ожидание становилось томительным.

Вдруг далеко в кромешной тьме появилось слабое светлое пятнышко. Сначала едва различимое, оно быстро становилось все ярче и ярче.

— Пит Холберс, что ты скажешь вон о тех огнях святого Иоганна?

— Да, как раз то, что ты подумал, Дик Хаммердал!

— Полагаю, что это самая умная мысль, возникшая в твоей голове с тех пор, как ты родился, старый енот! Локомотив это или нет, все равно, однако ясно, что пора переходить к делу.

Мертенс, когда поезд приблизится, кричите что есть мочи; и вы тоже, Петер Вольф, — тьфу ты пропасть, бывают же такие имена, язык заплетается! Орите сколько хватит сил. Об остальном позаботимся мы.

Он взял собранную траву, свил из нее толстый жгут и посыпал его порохом. Потом вытащил из-за пояса револьвер.

Теперь приближение поезда ощущалось по все более отчетливому шуму колес, и шум этот постепенно перерастал в грохот, подобный отдаленному небесному грому.

— Набери побольше воздуха, Пит Холберс, раскрой пошире рот, и зареви так, как только ты это можешь, старый енот! Поезд пришел! — закричал Хаммердал я озабоченно посмотрел на лошадей, которые, не привыкшие к подобному повороту событий, испуганно фыркали и прядали ушами, пытаясь разорвать ремня, которыми они были привязаны.

— Петер Вольф… черт бы побрал такие мерзкие имена! — посмотрите, чтобы лошади не сбежали. При этом можете продолжать кричать.

Момент настал. Выбрасывая перед собой сноп ослепительного света, поезд гремел уже совсем близко. Хаммердал поднес револьвер к жгуту и нажал на курок. Порох тотчас же вспыхнул; сухая трава начала тлеть. Дик схватил жгут и начал размахивать им в воздухе, пока тот не превратился в ярко пылающий факел. Тогда он, держа факел в руке, ярко освещенный пламенем, пошел навстречу паровозу.

Машинист, видимо, сразу заметил через переднее защитное стекло, что впереди что-то неладно, так как факел успел сделать всего несколько колебаний в воздухе, когда паровоз издал резкий свисток, за ним другой; в ход были пущены тормоза, колеса заскрежетали и заскрипели, и перед четверыми мужчинами проплыл длинный ряд грохочущих и лязгающих буферами вагонов. Все бросились вслед за поездом, который уже заметно сбавил ход.

Наконец он остановился. Не обращая внимания на проводников, которые, перегнувшись через ограждения, смотрели на него сверху, Дик Хаммердал бежал вдоль вагонов к локомотиву; добравшись до него, он набросил предусмотрительно прихваченное с собой одеяло на паровозный прожектор и закричал:

— Выключите весь свет!

Тотчас исчезли все фонари. Служащие Тихоокеанской железной дороги — люди опытные и, кроме того, мужественные и не лишенные здравого смысла. Они подумали, что этот призыв, наверное, имеет под собой основание, и мгновенно ему последовали.