Зорро. Рождение легенды

— Вы ранены! — воскликнула она, заметив кровь.

— Всего лишь царапина, — ответил ее спаситель.

Пережитый страх подействовал на Хулиану слишком сильно. Взор девушки помутился, колени подогнулись, и она непременно упала бы, если бы ее не подхватили сильные руки Монкады. Исабель с нервным смешком заметила, что в такой момент как раз не хватало девичьего обморока. Монкада не обратил внимания на ее сарказм, крепче прижал к себе Хулиану и твердо, лишь слегка прихрамывая, направился к площади. Исабель и Нурия двинулись за своим защитником, ведя в поводу его коня, за ними следовала толпа зевак, каждый из которых считал своим долгом выразить храбрецу свое восхищение. При виде такой процессии Жорди соскочил с облучка и помог Монкаде уложить Хулиану в коляску. Любопытные проводили экипаж аплодисментами. На улицах Барселоны не часто совершались подвиги, достойные Дон Кихота; случай в проулке еще не один день давал пищу для пересудов. Спустя двадцать минут Жорди вкатил коляску во двор дома де Ромеу, Монкада ехал следом. Хулиана рыдала, Нурия пересчитывала оставшиеся после оплеухи зубы, а Исабель яростно сверкала глазами, прижимая к груди кошелек.

Томас де Ромеу был не из тех, кого легко поразить громкими титулами, ибо он знал, что происхождение не делает человека благородным, или размером состояния — он был бескорыстен, — однако отец растрогался до слез, узнав, что кабальеро, претерпевший столько мук из-за его дочери, рискуя жизнью, спас ее от страшной опасности. Хоть Томас и называл себя атеистом, в душе он согласился с Нурией, что само божественное провидение привело Рафаэля Монкаду на помощь его дочерям. Хозяин дома умолял героя дождаться, пока Жорди приведет врача, но Монкада не стал задерживаться. Его рана была неопасна. Стойкость, с которой молодой человек переносил боль, восхищала не меньше, чем храбрость в минуту опасности. Одна Исабель не спешила благодарить своего спасителя. Вместо того чтобы присоединиться к восторженному хору, она отпустила несколько весьма рискованных колкостей, которые глубоко возмутили остальных. Отец велел девушке отправляться в свою комнату и не показывать носа, пока она не извинится за грубость.

Диего стоило огромных усилий спокойно выслушать рассказ Хулианы о своем чудесном спасении. Прежде девушка ни разу не подвергалась серьезной опасности, и теперь Рафаэль Монкада немедленно вырос в ее глазах, вмиг обретя все возможные добродетели: оказалось, что он не только храбр, но и красив, что у него изящные руки и великолепная копна волос. Красивые волосы — залог успеха в нашем мире. Хулиане даже показалось, что Монкада похож на самого знаменитого в Испании тореро, длинноногого уроженца Кордовы с огненным взглядом. В общем, девушка решила, что ее верный поклонник не так уж плох. Однако от тяжких испытаний у Хулианы начался жар, и она очень рано отправилась в постель. Врач, посетивший ее в этот вечер, заодно выписал примочки из арники для Нурии, лицо которой раздулось, словно тыква.

Убедившись, что красавицы не будет за ужином, Диего тоже отправился в свои покои, где его поджидал Бернардо. Правила приличия запрещали девушкам заходить на половину дома, в которой располагались мужские спальни, исключение было сделано, лишь когда Диего ранили на дуэли, но Исабель не привыкла подчиняться правилам, как, впрочем, и в точности исполнять отцовскую волю. В тот вечер она нарушила приказ отца не высовываться из своей комнаты и, по обыкновению, пробралась на мужскую половину дома.

— Разве я не просил тебя стучать? В один прекрасный день ты застанешь меня голым, — возмутился Диего.

— Не думаю, что это зрелище произведет на меня сильное впечатление, — огрызнулась девушка.

Исабель уселась на кровать Диего с лукавым видом человека, который знает кое-что важное, но ни за что не расскажет, если только его хорошенько не попросят, однако Диего нисколько не интересовался ее персоной, да и Бернардо продолжал рассеянно вязать узелки на тонкой бечевке. Некоторое время все хранили молчание, но в конце концов девушка не выдержала и в выражениях, которых старалась не произносить в присутствии Нурии, заявила, что ее сестричка редкостная дура, если она до сих пор не заподозрила Монкаду. И добавила, что, по ее мнению, все это дело пахнет весьма скверно, поскольку одним из нападавших был не кто иной, как Родольфо, силач из цирка. Диего уставился на девушку, разинув рот, а Бернардо уронил свою бечевку.

— Ты уверена? Разве раньше ты не говорила, что эти мерзавцы были в масках? — упрекнул Диего.

— Да, а этот еще и в плащ закутался, но слишком уж он здоровый, к тому же я рассмотрела его руки, когда выхватывала кошелек. Они все в татуировках.

— Это мог быть моряк. Мало ли у кого есть татуировки, Исабель, — возразил Диего.

— Татуировки были точь-в-точь как у цыгана из цирка, я совершенно уверена, так что лучше тебе меня послушать, — ответила девушка.

Продолжать спор не было смысла, и Диего с Бернардо немедленно начали действовать. Друзья давно знали, что Пелайо и его люди часто выполняют сомнительные поручения Монкады, но доказательств у них не было. О том, чтобы спросить у самого угрюмого и подозрительного цыгана, не могло быть и речи. Диего устроил настоящий допрос Амалии, но гадалка не стала откровенничать; а ведь прежде в минуты близости она не раз открывала ему семейные тайны. Поделиться с Томасом де Ромеу юноша не мог, у него не было доказательств, и к тому же пришлось бы рассказать о собственных делах с цыганами. И все же нужно было действовать. Как сказала Исабель, нельзя было допустить, чтобы негодяй заполучил девушку обманом.

На следующий день друзья уговорили Хулиану подняться с постели, собраться с силами и навестить гадалку Амалию. Верная своему долгу, Нурия пошла с ними, хотя ее физиономия выглядела еще хуже, чем прежде. Щека дуэньи стала лиловой, а заплывшие глаза придавали ей сходство с жабой. Разговор с цыганкой занял полчаса. Пока сестры с дуэньей ждали в коляске, Диего с неслыханной даже для него самого учтивостью умолял цыганку спасти Хулиану от горькой доли.

— Одно твое слово избавит невинную девушку от ужасного брака с бессердечным подлецом, которого она не любит. Скажи же правду, — патетически завершил он свою речь.

— Я не понимаю, о чем ты, — ответила цыганка.

— Ты все прекрасно понимаешь. Те молодчики были твоего племени. Одного из них зовут Родольфо. Должно быть, Монкада сам поставил этот спектакль, чтобы предстать героем перед дочерьми де Ромеу. Все было подстроено, ведь так? — настаивал Диего.

— Ты что, влюбился в нее? — лукаво поинтересовалась Амалия.

Застигнутый врасплох, Диего был вынужден признать, что так оно и есть. Цыганка взяла его руки, оглядела их с загадочной улыбкой, потом послюнявила палец и начертила на ладонях знаки креста.

— Что ты делаешь? Это какое-нибудь колдовство? — перепугался Диего.

— Это предсказание. Она никогда не будет твоей женой.

— Ты хочешь сказать, что Хулиана выйдет за Монкаду?

— Этого я не знаю. Я выполню твою просьбу, но ты не должен тешить себя бесплодными надеждами, ибо эта женщина не сможет уйти от своей судьбы, как ты не сможешь уйти от своей, и никакие слова не изменят того, что начертано в небесах.

Амалия скользнула в коляску, приветствовала кивком головы Исабель, которую видела пару раз, когда девушке случалось увязаться за Бернардо и Диего, и уселась напротив Хулианы. Нурия едва дышала от страха: она слышала, что цыгане ведут свой род от Каина и все как один промышляют воровством. Впрочем, Хулиана тут же велела сестре и дуэнье выйти из кареты. Оставшись наедине, женщины долго рассматривали друг друга. Амалия внимательно изучила Хулиану, отметив про себя ее правильное лицо, обрамленное черными кудрями, длинную шейку, маленькую шляпку и изящные туфельки из козлиной кожи. Хулиана в свою очередь с любопытством разглядывала гадалку: прежде ей не приходилось видеть цыган так близко. Влюбленная в Диего девушка сразу догадалась бы, что перед ней соперница, но Хулиана не задумывалась о подобных вещах. Ей нравился исходивший от гадалки запах дыма, ее скуластое лицо, пышные юбки, нежный звон золотого мониста. Цыганка показалась Хулиане настоящей красавицей. Подчиняясь внезапному импульсу, она сняла перчатки и нежно взяла гадалку за руки. «Спасибо, что согласились поговорить со мной», — просто сказала девушка. Обезоруженная ее порывом, Амалия решила пренебречь главным законом своего народа: ни в коем случае не доверять гадже, особенно если это может навредить всему племени. Она коротко поведала о темных делах Монкады, рассказала, что нападение было подстроено, что на самом деле Хулиане и ее сестре ничего не угрожало, и добавила, что кровь из раны Монкады на самом деле была куриной. Цыганка объяснила, что ее соплеменники порой выполняли поручения кабальеро, но старались не связываться с настоящими злодействами, вроде нападения на графа Орлова, потому что обычаи племени требовали избегать насилия. «Мы не преступники!» — заявила Амалия и поклялась, что цыгане сожалеют об участи русского и о причиненных Нурии побоях. Чтобы окончательно завоевать доверие девушки, гадалка добавила, что серенады под ее окном пел Пелайо, а вовсе не Монкада, которому медведь на ухо наступил. Хулиана внимательно выслушала признания цыганки. Женщины сердечно простились, и Амалия ушла; оставшись одна, Хулиана разрыдалась.