Страница 12 из 76
Когда наступила весна, знахарка собрала мои скромные пожитки и безжалостно выставила меня за порог, отправляя в село с напутственными словами:
— Надо тебе свой путь искать, дочка.
Страшно не хотелось покидать насиженное место и славную бабулю, принявшую меня как родную, в чем я ей честно созналась. Но сердечная старушка взяла меня за руку, перевернула ладонью вверх и, подслеповато щурясь, поводила теплым сухим пальчиком по линиям моей руки. Уронила:
— Все, как я и думала… никакой ошибки.
— И как моя ладошка? — влезла я с законным любопытством.
И получила мягкий отпор. Марьяда тихо сказала:
— Иди, милая! Иди! Я вчера ночью смотрела на небо и загадывала на твое будущее, деточка, — тебя дорога уводит далеко отсюда.
— Да уж! — не стала я далее спорить понапрасну. Видно же, что бабулю не уломать…
За воспоминаниями и не заметила, как уснула.
— Ваше высочество! — По сомкнутым векам ударил солнечный свет. — Пора вставать!
— Уже? — разлепила я глаза и увидела давешнюю деву. Только теперь на ярком свету смогла рассмотреть ее повнимательней. Горничная — примерно моя ровесница. Натуральная блондинка с большими оленьими глазами и утяжеленной челюстью, которая несколько портила ее, в остальном вполне симпатичное лицо. Коса толщиной в руку спускалась почти до щиколоток. На голове чепчик с задорно торчащими оборочками, украшенными белым шитьем. Поверх строгого шерстяного платья цвета корицы — белоснежный передник со множеством карманов.
Девушка в услужение мне попалась рослая, почти как я. Сильная, жилистая и крепкого телосложения. Должно быть, крестьянская дочь, которую отдали в прислугу ради лучшей доли.
— Тебя как зовут? — поинтересовалась я, сладко потягиваясь.
— Ларис-с-с-са, госпожа, — присела горничная, высвистывая свое имя, как змея-наг из «Рикки-тикки-тави». И почему мне кажется, что эти многочисленные «с-с-с» она прилепила самостоятельно?
— Лариса?! — повторила я.
— Ларис-с-с-са, — поправила меня пригожая дева, слегка покраснев. — С четырьмя «с». Для длинноты и благозвучности.
— Лапа моя, — я представила себе, как сто раз на дню обращаюсь к этой самой деве, каждый раз высчитывая, сколько «с» произнести — и мне враз поплохело, — можно, по-простому — Лара, а?
Девушка зарделась уже от удовольствия и восторженно закивала, выуживая мое высочество из-под одеяла. Мне предложили умыться, что я с радостью и проделала.
У них был даже зубной порошок из толченого мела! Неописуемая роскошь! Да-а… я начинаю склоняться к мысли — побыть принцессой…
Потом последовал обильный завтрак, состоявший из обалденно пахнущих свежевыпеченных булочек с джемом, душистого травяного отвара в красивой чашке и парочки яиц, сваренных в «мешочек».
А вот дальше… В комнату вломились штук десять лакеев, неся туалетный столик, кучу манекенов с платьями и еще какие-то орудия пыток. В отведенном мне и свободном до того пространстве стало жутко тесно.
Лара посадила меня перед зеркалом и с добрый час дергала за волосы, сооружая прическу и вколачивая мне в череп шпильки.
— Ларочка, — деликатно позвала я после пятого или шестого удара, достигшего мозга. — Ты мне прическу хочешь намертво прибить? С ней меня и похороним?
— Простите! — пискнула дева, побелев и рухнув на колени. — Простите меня, косорукую, не велите казнить!
— Велю миловать, — благодушно пробурчала я, включаясь в игру. — Давай дальше… Удобряй мое серое вещество железом, только осторожно.
Закончив с таким важным делом, как укладка волос, припудрив мне носик, подведя глаза и намазюкав розовой помадой губы, Лара сдернула меня с пуфика и начала облачать.
Сначала шла тонкая сорочка и смешные штанишки панталончиками (мать моя — с оборочками!!! Внизу! Хорошо, что меня никто из однокурсников не видел! А то умерла бы от стыда и сгорела синим пламенем).
Следом на меня надели кучу крахмальных плоеных юбок. Возникла стойкая ассоциация с вилком капусты. После юбок пришла очередь корсета. Заставив обхватить столбик кровати и выдохнуть, горничная, садистки крякнув, уперлась ногой мне в поясницу и мертвой хваткой затянула на мне сбрую, полностью перекрыв доступ кислорода. Зато откуда-то появилась грудь. Видимо, легкие вылезли наружу, чтобы подышать…
Пока я старалась вдохнуть хоть каким-то органом столь остро необходимый глоток воздуха, Лара радостно приволокла железную юбку. Это «железная дева» или «пояс верности», что ли?.. Оказалось, нет. Лучше бы пояс верности! То были фижмы. Так вот, мне на талии закрепили кучу железных обручей… и я поняла, что вот в этом жить нельзя! Категорически!
Люди добрые, я так не играю! Когда смотрела исторические художественные фильмы про благородных дам в таких вот костюмчиках с кринолинами, те дамы почему-то очень споро рысачили в своих юбках. За милую душу! Не знаю, кто как — лично я могла только стоять, и то — с помощью Лары… Наверно, тем барышням эту гадость из пластмассы делали, на заказ. Или из тех облегченных сплавов, что в космической отрасли применяют.
Горничная, радостно поскакав вокруг резвым зайчиком, попросила поднять руки и, взобравшись на кровать, обрушила на меня сверху водопад из бархата и кружев. Я покачнулась, но устояла, уныло сознавая: сидеть, лежать и дышать мне противопоказано до самого вечера. Попробуй присядь, когда тебе в мягкое место впиваются железные дуги, а на желудок давит корсет! Про «лежать» я вообще молчу. Мне из положения лежа никогда не встать самостоятельно. А! Я знаю: это все вражеские происки мужиков. Чтобы дама не сбежала раньше времени. Личный капкан для баб!
— Теперь я понимаю, почему аристократки не работают! — выпалила, задыхаясь, жертва средневекового произвола, пока горничная расправляла кружева на моей груди, подпертой рвущимися на волю легкими. Я уже с трудом мысленно уговаривала их посидеть дома.
— Почему, ваше высочество? — спросила Лара, бережно одергивая подол.
— А они в этом, — руки ниже талии не опускались, а просто лежали параллельно полу, — работать не смогут! В этом даже дышать трудно! И жить!
— Ваше высочество, это вы просто в монастыре поотвыкли, — искренне сопереживала дева, разглаживая мой платочек, кокетливо повязанный на шее, и рукава-«фонарики». — Пара недель — и будете чувствовать себя нормально, как и все благородные дамы. Красиво же!
— И для здоровья опасно! — закивала я, но тут же прекратила это занятие. Голова странно кренилась и назад возвращалась с трудом.
Следом пришла очередь туфель. Обувь мне предложили весьма удобную и симпатичную, из мягкой кожи, на среднем каблучке. Но возникала одна загвоздка: как эти туфли надеть? У меня голова пошла кругом. Присесть я побоялась. Да что там! Я даже ногу опасалась от пола отрывать, чтобы не украсить пол килограммами бархата и мною в качестве начинки.
Но я напрасно волновалась: технология была продумана заранее. Заставив меня обхватить тот самый угловой столбик, уже основательно залапанный моими руками, и поднимать ноги по одной, опытная (от слова «пытка») горничная старательно запихивала будущую благородную даму в туфельки. Вот это эквилибристика!
Наконец последние оборки и кружева были расправлены, подол одернут, прическа поправлена, и я оказалась полностью готова к выходу в свет. Легко сказать! На меня навертели как минимум два пуда тряпок и металла, а во мне всего весу три пуда. И как теперь быть?..
Судорожно вцепившись в руку горничной, я сделала первый неустойчивый шаг по наборному паркету. Пирамида со мной внутри заколыхалась и пришла в движение. Ей-богу, карандаш в стакане!
Смотрите и запоминайте, первый и последний раз проездом через ваш город: цирк шапито! Начинающий канатоходец под куполом цирка!
Мы ползли по коридору со скоростью беременной улитки, отягощенной ревматизмом и остеохондрозом. Розовая мечта незамужней девицы побыть настоящей принцессой горестно таяла в туманной дымке, жестоко расплющенная корсетом и задавленная фижмами.