Потерянная Россия

Легенда о роли русских морозов, бездорожья, грязи и скифских качествах русских варваров, которые побеждают врага самоуничтожением, создалась главным образом во Франции в то время, когда культ Наполеона владел всей прогрессивной Европой. Нужно было чем угодно объяснить решившее судьбу Наполеона поражение его в России. Нельзя было признать только одного: военную неудачуНаполеона, т. е. умную стратегию русского командования и высокое искусство маневрирования русской армии, насыщенной еще традициями Суворова.

Ни грязь, ни бездорожье, ни сожжение Москвы, ни партизаны, ни даже исключительная доблесть русского воина не могли бы уничтожить военной мощи Наполеона, если бы его армия не была обескровлена и фактически разбита 26 августа (7 сентября) на Бородинском поле.

В Москву, по верному слову Толстого, ворвался 2(14) сентября еще живой и с виду страшный, но уже «смертельно раненный зверь». Партизанщина, которая развилась главным образом после Бородина, и неожиданно ранние морозы только добивали уже обессиленного и разбитого врага. Надо вспомнить, что наполеоновская армия выбралась из Москвы до морозов 7(19) октября и к 14–17 (26–29) ноября уже добежала до Березины, теряя в арьергардных боях последние силы.

Отход же русских армий в начале кампании на Смоленск— Вязьму был продиктован не выдуманными скифскими качествами русского народа, а весьма разумной, обязательной для всякого образованного стратега тактикой — не принимать боя с превосходными силами врага и сохранять умелым маневрированием боеспособность армии, истощая в то же время врага, растягивая его коммуникации и тем достигая большего равенства сил. Нужно вспомнить, что в начале кампании против 600–тысячной армии вторжения русское командование имело в своем распоряжении только 200 000. И еще раз: от 10–12 июня до 7 октября, когда началась и закончилась по существу военная эпопея Наполеона в России, там стояли жаркое лето и чудесная осень!

*

Теперь перейдем к эпопее 1914 года. Этой эпопее в советской и иностранной печати не повезло — о ней ни слова, никаких сравнений. Что молчит Москва, это неудивительно, так как современному правящему Кремлю невозможно — по причинам всем понятным — напоминать о прошлой войне. Удивительно, что на поводу у Москвы оказалась вся свободная западная печать. А между тем сравнение 1914–го с 1941–м неизбежно напрашивается, даже делается обязательным, потому что нынешний план кампании в СССР Браухича — Кейтеля является, несомненно, повторением в усовершенствованном и расширенном виде плана кампании Гинденбурга — Людендорфа.

Для нас же, русских, сравнение 1914 и 1941 годов совершенно обязательно, если мы хотим не только восторгаться беспредельной жертвенностью российского воинства, но и понять причину беспримерного русского бедствия и в опыте прошлой войны зацепиться хотя бы за соломинку спасения.

Спрашивается: почему то же самое, теми же приемами проводимое, одновременное наступление на петербургском, московском, киевском, черноморском направлениях, которое в пятимесячный срок было выполнено в 1941 году, к зиме 1915 года было остановленоперед Ригой, Двинском, Минском, Сарнами, Ровно, Кременцом, Тарнополем, Каменец — Подольском и до самого большевистского переворота не могло продвинуться за эту линию(за исключением Риги)?

На этот вопрос я слышал уже негодующее возражение: вы забываете, что у Германии было тогда «два фронта» и русский считался «второстепенным»!

О второстепенное — потом. А два фронта у Германии в Первую мировую войну — факт совершенно бесспорный. Но это совершенно не снимает моего вопроса по очень простой причине: наша подготовка к войне была рассчитана на существование второго французского фронта, а главное — только весной 1914 года была принята Государственной думой и Государственным советом большая военная программа и раньше, чем она начала осуществляться, Россия врасплох была захвачена войной. Весь же аппарат боя в СССР технически готовился и, по официальным заявлениям, был готов к единоборству с германской армией. И затем советское правительство продолжало в течение двух первых лет Второй мировой войны накоплять боевую силу, в то время как Германия все же ее тратила.

А теперь вспомним войну 1914 года. Действия русской армии еще раз показали тогда, из какой тяжкой трагической обстановки может выходить даже почти безоружная армия, когда войска, умеющие умирать за свою родину, находятся в руках командования, способного разрешать стратегические и тактические задачи.

Война 1914 года началась стремительным натиском на Францию. Германский штаб, рассчитывая на медленность сроков русской мобилизации, торопился нанести сокрушительный удар по Парижу и — разгромив Францию, где еще не было серьезной вспомогательной британской силы, — обрушиться на Восточный фронт. «Я буду завтракать в Париже и обедать в Петербурге», — мечтал об успехах своей молниеносной войны Вильгельм II. Марна. Немцы у ворот Парижа. Мольбы Жоффра к великому князю Николаю Николаевичу. Не дождавшись конца мобилизации, имея только еще 60 процентов боевого состава войск, русское Верховное командование, нарушая свой стратегический план, ведет наступление в Восточной Пруссии. Триумф Гинденбурга у Танненберга, самоубийство генерала Самсонова и 170 000 потерь у русских — но Франция спасена.

В Галиции, в Буковине идет стремительное русское наступление. В Польше германцы идут на Варшаву, прорываются на Вислу. Положение критическое. Мы несем страшные потери. Через всю Россию к Варшаве мчатся сибирские стрелки. Полки 3–го сибирского корпуса идут в бой, прямо выскакивая с поездов. Варшава спасена. Германское наступление отбито.

Но тут начинается драма. В 1914 году русская армия технически, в противоположность армии 1941–го, была во много раз слабее германской. У нас была безнадежная нехватка в тяжелой артиллерии. Германские дивизии имели по 12 легких батарей и по две тяжелых каждая; мы — две легких. На пушку приходилось недостаточное против германского огня количество снарядов — запасов не было. Не было достаточно винтовок. Авиация была в зачаточном состоянии. К концу кампании 1914 года русская армия осталась почти без снабжения. Под германским огнем полки таяли, особенно сильная убыль была в офицерском составе. Например, в 18–й дивизии, сообщает военный английский агент, тогда полковник Нокс, из 370 офицеров осталось 40. В батареях, под угрозой предания суду, было запрещено делать больше трех залпов в день. В своих мемуарах, отдавая должное русскому командованию, генерал Людендорф отмечает в войсках «совершенное презрение к смерти».

Наступает 1915 год, год великого, страшного и славного русского отступления. 2 мая 1915 года начала свое движение на левом галицийском фланге знаменитая ударная колонна Макензена. Русские окопы и русские войска в точном смысле слова заливались морем огня. От дивизии, которая первой попала под германский огонь, из 16 000 осталось… 500 человек; из 40 000 3–го кавказского корпуса — 8000. Вся 3–я армия генерала Радко — Дмитриева, упорно отбиваясь, отступала, истекая кровью. Не было снарядов, не было винтовок. Солдаты ждали очередного убитого или раненого, чтобы стрелять из его винтовки. В Польше в августе пала Варшава и все крепости. Польша была потеряна. За время великого отступления русская армия потеряла около 4 миллионов. За год, писал в это время в своих воспоминаниях А. А. Брусилов, «вся кадровая армия растаяла».

Пользуясь затишьем на Западном фронте, германское командование, зная о безоружном состоянии нашей армии, хотело во что бы то ни стало добиться окончательного решения на Восточном фронте. Пустив в ход всю мощь своей боевой машины, оно стремилось разрезать на куски русский фронт, отрезать армии от тылов, загнать в мешки и раздавить. Но русская армия имела тогда не только офицеров и солдат, умевших героически гибнуть. Она еще имела, как в 1812 году, командование, среди которого были замечательные стратеги и блестящие тактики. Изнемогая в борьбе, отбиваясь от наступающего врага и нанося ему жестокие удары, русская армия к зиме 1915 года закончила блестяще стратегическое отступление и закрепилась на новой линии фронта, который прорвать не могли немцы вплоть до Октябрьского переворота.