Страница 42 из 47
Гримстер выключил мотор и стал ждать. Из машины вышли двое полисменов и не спеша направились к нему. Один, высокий, подошел к автомобилю спереди, остановился, нагнулся, проверил номер. Другой стал у двери водителя. Гримстер опустил окно и сказал:
— Добрый вечер.
Полисмен улыбнулся, кивнул и ответил:
— Добрый вечер, сэр. Обычная проверка. Будьте добры, назовите номер своей машины.
Такие проверки на самом деле случались. Гримстер заметил, что верхний левый карман у полисмена расстегнут. Джон назвал номер автомобиля.
— Благодарю, сэр. Это ваша машина?
— Нет, я взял ее напрокат.
Высокий полисмен подошел ближе и приложил руку к козырьку:
— Будьте любезны, скажите, куда вы направляетесь?
— В окрестности Барнстейпла. А еду из Лондона.
— Вы знаете, что у вашей машины не горит один задний габаритный фонарь?
— Нет, не знаю.
— Стоит выйти взглянуть, сэр. Может, лампочка перегорела или контакт отошел. Если сами не исправите, неподалеку есть гараж.
Он опустил руку и открыл Гримстеру дверь. Гримстер снял ноги с педалей, повернулся да так и замер. Полисмены расступились, чтобы оказаться по обе стороны от него. И тогда, уже слишком поздно, Гримстер почувствовал, что это не обычная проверка, что эти люди не просто хотят вежливо указать ему на неисправность, и понял, что если это так, его положение безнадежно. Сэр Джон не отставал от него ни на шаг, а теперь, судя по всему, обогнал.
Поставив ноги на землю и усевшись боком, Гримстер сказал:
— Это не просто проверка.
— Да, сэр. — Высокий полисмен шагнул вперед и заслонил дверь, чтобы ее нельзя было закрыть. Мимо прогрохотал громадный рефрижератор, и, когда шум затих, второй полисмен сказал:
— Вытяните руки, сэр. Надеюсь, вы понимаете, зачем.
Гримстер понял все прекрасно и сообразил: сопротивляться пока бесполезно. Ему ни за что не добраться до пистолета, ни за что не ускользнуть. У машины их двое, за рулем полицейского автомобиля еще один, и это наверняка не простые полисмены или, во всяком случае, прошедшие специальную подготовку. Он и сам не раз проводил подобные операции, а потому обо всем догадывался.
Гримстер протянул руки, высокий умело надел на них наручники. Это, видимо, сняло небольшое напряжение, еще остававшееся у полисменов. Наручники надеты, задание выполнено, а больше их ничто не интересует.
Тот, кто был пониже, вежливо попросил:
— Будьте добры, сэр, пересядьте на заднее сиденье. Мы надели наручники спереди, чтобы вы могли курить, если захотите.
Гримстер вышел, ему открыли заднюю дверь, он забрался на заднее сиденье. За руль сел высокий, другой обошел автомобиль и занял место рядом с Гримстером.
Машина тронулась. Сосед Гримстера снял фуражку и пригладил волосы. Он был пожилой, с изрезанным глубокими морщинами коричневым лицом, с седыми, словно запорошенными инеем бровями, с темными, в сетке мелких морщин, глазами.
— Сигарету? — предложил он.
— Нет, спасибо.
Полисмен закурил. Водитель снял фуражку и бросил на сиденье рядом с собой.
— Вы из Ведомства? — спросил Гримстер.
Его сосед кивнул:
— Вы, наверно, меня не помните. Я был на трех ваших лекциях. Четыре года назад. Извините, мистер Гримстер.
Гримстер улыбнулся, пытаясь скрыть свои мысли:
— Только на трех?
— Меня интересовало, трудно ли научиться заметать следы.
— А мне на это наплевать, — заявил водитель. Одной рукой он расстегнул полицейский мундир и пожаловался: — Ужасно неудобная штука.
— В ящике лежит фляжка с коньяком, — сказал Гримстер. — А я теперь не за рулем.
Его сосед перегнулся через сиденье, достал фляжку из ящичка. Отвернув пробку, он передал коньяк Гримстеру. Тот отхлебнул глоток и возвратил фляжку полицейскому, который сразу завинтил пробку.
— Если захотите еще, скажите, — предупредительно сказал он и улыбнулся, собрав морщинки возле глаз веером. — Мы повинуемся, а не распоряжаемся.
— Я это понял. А настоящая полиция вам помогала?
— Она следила за вами до Тонтона, — сообщил водитель. — Местные отделения, скрипя зубами, помогали нам. Вы же знаете, как они относятся к Ведомству. В Тонтоне за вас взялись мы. Ходят слухи, вы обставили Гаррисона.
— Возможно.
Эти люди были коллегами Гримстера. Они знали правила, уже испытали нагрузки, после которых наступает хладнокровное безразличие, а сверх того, умели убедительно притворяться сочувствующими и подкреплять свое притворство теплыми словами. К Гримстеру у них не было никаких чувств. И очень мало любопытства. Каждый был надежно защищен от любой слабости, способной привести к предательству. Эти люди высоко ценили Гримстера. Возможно, теперь его репутация пострадает, — он ошибся. А ошибки не прощают. Он настолько был поглощен замыслом убить сэра Джона, что не услышал свою интуицию.
Словно откликаясь на его мысли, водитель заметил:
— Систему не перехитрить. Даже если начать с головы.
Сосед Гримстера, не обратив на это внимания, сказал:
— Я просматривал досье на Гаррисона. Порядочная сволочь. Со своим весом он, при желании, мог ускользнуть, как тень. Тут одних способностей мало. Нужен талант. А он у него был.
— Да вот удача отвернулась, — вставил водитель.
Гримстер промолчал. Он слыхал и худшие надгробные речи. И ни в одной не было правды. А эта к истине все же немного приближалась.
Они пробирались сквозь ночь. Снова пошел дождь. Уже неделю не проходило дня без ливня. Вода в реке должна подняться. Без жалости, без всякой тревоги Гримстер подумал, что ему уже, возможно, не доведется порыбачить, не доведется испытать «Роял Соверен» ни в Англии, ни за границей, не доведется взять в руки удочку и ощутить, как разматывается леска, ведомая уходящей по течению рыбой, не доведется увидеть, как сделала стойку гончая, чтобы не спугнуть стаю куропаток… Что ж, чему быть, того не миновать. Но как бы там ни было, сначала он расправится с сэром Джоном. Каждый может ошибиться, ошибся и он. Это лишь доказывает, что непогрешимых нет, в чем Гримстер никогда не сомневался. Впрочем, на нем еще рано ставить крест.
Копплстоун и Кранстон неподвижно стояли на верхней ступеньке и смотрели на подъезжающий автомобиль.
Гримстер выбрался из машины в сопровождении охранников, один из которых нес его чемоданчик, встал между ними и взошел на крыльцо.
Копплстоун слегка заплетающимся языком приветствовал Гримстера: «Добрый вечер, Джонни», — и взял у охранников «дипломат».
— В доме для вас накрыт стол, — обратился к охранникам Кранстон. — Но сначала обыщите машину. Все, что найдете, несите ко мне в кабинет. — Он перевел взгляд на Гримстера, потрогал повязку на глазу и бросил: — Ты круглый идиот, Джонни. — В его словах неожиданно прозвучала грусть.
Охранники вернулись к машине, а Гримстера увели в дом. Дежурный за столом резко, словно птица, вскинул голову, взглянул на вошедшего и вновь склонился над журналом, который читал. Копплстоун обыскал Гримстера, отнял все, что было у него в карманах, даже перстень с корольком снял, и объяснил:
— Сэр Джон приказал. — Потом с улыбкой добавил: — Наверное, он считает, что ты нас всех загипнотизируешь.
Они прошли холл, спустились по пологой лестнице в подвал к тиру. Гримстер знал, куда они направляются. За тиром была маленькая клетушка по прозванию «губа»; ею пользовались редко, хотя она была вполне надежна. Башмаки гулко стучали по каменным плитам. Кранстон отпер железную дверь и вошел первым. В клетушке не было окон. По углам висели забранные решеткой лампы. Стены были сложены из огромных гранитных глыб. В пяти футах от двери поперек камеры от пола до потолка возвышалась железная решетка со столь мелкими ячейками, что сквозь них не пролезала рука. Копплстоун отпер обитую железом дверь посреди решетки, и Гримстер вошел в камеру. Там стояли стул, стол, койка, под которой был горшок, по задней стенке тянулась узкая деревянная полка с четырьмя или пятью книгами в мягкой обложке. Сколько помнил Гримстер, они валялись там всегда. Увидев на столе бутылку бренди, ящик с сигарами и зажигалку, Гримстер спросил: