Ускользающий луч

— Что ты задумал? — едва слышно прошептала Одри.

— Нетрудно догадаться, — выдохнул он, придвинулся вплотную, с невероятной нежностью прикоснулся губами к ее щеке, затем обнял и начал медленно, обольстительно целовать.

Театральная сумочка соскользнула на пол; даже не заметив этого, Одри обвила руками шею возлюбленного, лаская жесткие волосы на затылке. Чувства обострились до такой степени, что она, положив руку на грудь Витторио, ощущала тепло его кожи сквозь ткань рубашки. Их губы слились, продолжая с нежной настойчивостью изучать друг друга, и Одри инстинктивно пыталась дышать ему в такт.

Юбка задралась выше колен и обнажила бедра; Одри скинула туфельку и начала кончиками пальцев поглаживать лодыжку Витторио. Он тихонько застонал, потянулся к обтянутому чулком женскому бедру… и едва не подпрыгнул от раздавшегося рядом громкого гудка. Таксист опустил стекло и крикнул водителю соседней машины что-то явно нецензурное.

Они пришли в себя, улыбнулись друг другу, и Одри негромко засмеялась.

— Я на мгновение забыл, где нахожусь, — фыркнул Витторио. — Но я соскучился, ужасно соскучился по тебе. Чудовищная неделя! — Он наклонился, похлопал шофера по плечу и велел прибавить скорость.

Подобрав туфлю и сумочку, Одри целомудренно поправила юбку и кокетливо улыбнулась Витторио; похоже, их пост кончился. Маричелли рассмеялся.

— Слава Богу, что нам не надо расставаться и дарить друг другу прощальный поцелуй у подъезда!

— Не будь таким самоуверенным, — поддразнила она. — Я могу сослаться на головную боль!

— Ничего не желаю знать. Сегодня я собираюсь сделать с тобой такое…

Одри поспешно прикрыла ему рот ладонью и насмешливо покачала головой.

— Джентльмены никогда не уточняют…

— А кто сказал, что я джентльмен?

— Я не сомневаюсь в этом… Ну, вот мы и дома.

Если бы это был их дом… Стоя на тротуаре, пока Витторио расплачивался с шофером — как всегда, щедро — она вздрагивала от прохладного вечернего ветерка. Внезапно настроение Одри вновь изменилось. Она смотрела на звезды и раздумывала, не стоит ли помолиться о небесном заступничестве. Но тут к ней присоединился Витторио, ласково обнял за плечи и повел улыбающуюся Одри вверх по лестнице.

Они остановились на тускло освещенной площадке.

— Я буду любить тебя, Одри, до тех пор, — хрипло сказал он, обняв ее, — пока ты сможешь думать, говорить, дышать. А потом все начнется сначала.

— Правда? — прошептала счастливая Одри, чувствуя, как ее тело начинает трепетать.

— Да. А завтра мы снова поедем на озеро, выключим телефон и весь уик-энд проведем в постели.

Одри смотрела в глаза возлюбленного и таяла от любви, страсти и желания.

— Хорошая мысль, — еле слышно одобрила она.

— Но сегодня…

— Да, — подхватила Одри. — Сегодня.

Они улыбнулись друг другу; Витторио нашел ключ, открыл дверь… и обнаружил за ней Патрицию.

Он был взбешен, раздражен, но ничуть не удивлен — в том числе и тем, каким образом Патриция умудрилась попасть в его квартиру.

— Что на этот раз? — с досадой спросил он.

В ответ раздалась яростная итальянская скороговорка. Патриция, обычно такая невозмутимая, казалось, вышла из себя. Она посмотрела на Одри, холодно кивнула, а затем снова перевела взгляд на Витторио. Тот покачал головой, что-то пробурчал себе под нос и заторопился в спальню. Не обращая внимания на Патрицию, Одри бросилась за ним.

— Что? — требовательно спросила она. — Что случилось?

Снимая вечерний костюм и облачаясь в джинсы и рабочую рубашку, он быстро и недовольно объяснил:

— Какой-то ненормальный забрался в один из моих тоннелей. Одри, прости, но мне надо идти. Я не могу позволить любителям копаться в античных развалинах!

— И что, никто другой не может заняться этим?

— Увы, нет. Я уйду всего на пару часов.

— Значит, Патриции достаточно поманить пальцем, чтобы ты забыл обо всем на свете?

Он застыл на месте, а потом медленно сказал:

— Да, Одри. Стоит Патриции поманить пальцем, и я сорвусь с места. Потому что, — с нажимом добавил Витторио, — она обращается ко мне только в случае, когда возникает крайняя необходимость. Она коллега — и весьма уважаемый коллега, который делит со мной ответственность за судьбу раскопок. Думаешь, мне хочется уезжать?

— Да, — тихо сказала она. — Именно так я и думаю.

Он долго и пристально смотрел на Одри, затем подошел и погладил ее по щеке. Обиженная, она невольно отшатнулась… а потом стало слишком поздно: лицо Витторио стало каменным. Он повернулся и сорвал с вешалки куртку.

Одри протянула к нему руку, молча прося прощения, но Витторио уже не видел этого жеста. Она бессильно опустилась на край кровати и произнесла слова, от которых зависело все:

— Значит, я могу отправляться домой?

Он злобно чертыхнулся, не переставая выворачивать карманы вечернего костюма.

— Этого я от тебя не ожидал. Сама знаешь, что говоришь глупости.

— Значит, ты считаешь меня дурой?

— Сейчас — да. Как большинство женщин, в минуту досады ты даешь волю языку. Это опасная игра, Одри!

— Я вижу, ты хорошо знаешь женщин.

— Да. И лишний раз убедился в этом на твоем примере. Ты ждала, что ради тебя я откажусь от своей работы? Ждала, что я брошу карьеру, любимое дело только потому, что оно вызывает у тебя недовольство и раздражение? Думаешь, я это позволю? Не выйдет, Одри. Мы продолжим этот разговор, но не сейчас. Сейчас у меня нет на него времени.

— У тебя никогда нет времени.

Маричелли сурово кивнул.

Она разозлила его, вместо того чтобы понять или хотя бы притвориться, что поняла… Надо было остановиться, но Одри уже понесло.

— Значит, это был просто антракт, Витторио? — тихо спросила она.

— Что?

— Видишь ли, я не знаю, чего ты от меня ждешь, не знаю, как мне вести себя, и я немного устала от соперничества с Патрицией и ее… авторитетом…

— Это не соперничество.

— В самом деле?

— Нет, и если ты считаешь по-другому, то тебе следует серьезно подумать, как жить дальше.

— Да. Поэтому мне, наверное, лучше уехать домой?

После слов, сказанных Витторио в такси, Одри надеялась, молилась и отчаянно ждала, что Маричелли станет отговаривать ее или хотя бы спросит, когда она вернется. Услышанное потрясло ее.

— Да. — Он схватил ключи и вышел.

Неужели какая-то женщина надеялась, что ради нее он откажется от своей работы? Но Одри вовсе не хотела этого. И вообще не хотела, чтобы так получилось. Значит, она и впрямь вела себя как избалованный ребенок? И все испортила. Но она боялась потерять Витторио… так же, как когда-то потеряла Кевина. И собственными руками сделала именно то, чего боялась.

Она услышала негромкий хлопок входной двери. Что делать? Как окликнуть Витторио, если рядом с ним Патриция? Чего ты ждала, Одри? — спросила она себя. — Что он будет уверять тебя в безграничной любви? Нет, этого она не ждала. А если так, следовало помалкивать. Надо было посочувствовать ему, пожалеть… Будь у нее голова на плечах, она именно так бы и поступила.

Ох, Одри, Одри, и когда ты научишься держать язык за зубами? Если бы Витторио вернулся, она извинилась бы. Возможно, тогда он сказал бы те слова, которых она ждала.

Как ты дошла до такой жизни? — грустно подумала Одри. Следовало либо собирать вещи и уезжать, либо оставаться, но не раскисать, а бороться за свою любовь. Она положила сумочку на туалетный столик и начала раздеваться.

Теперь самое главное выяснить, как он к ней относится. Придется спросить. Когда Витторио вернется, они сядут и обо всем поговорят. Может быть, обсудят планы на будущее, если Витторио действительно любит ее. Она бы стала учиться итальянскому, а может быть, и археологии… А вдруг Витторио не захочет, чтобы она училась? В этом и заключалась трудность: Одри не знала, чего именно он хочет, а спрашивать, учитывая печальный опыт с Кевином, боялась.

Когда Одри задала этот вопрос Кевину, он удивился. Как будто она должна была знать все сама. Тогда она принялась умолять… и он испугался. Неужели Витторио тоже испугается?