Клетка

— Когда мы ужинали вместе, он упомянул об очень старой вдовой тетке где-то в Уэльсе.

— Значит, он вам приглянулся?

— Да, сэр.

— Он прирожденный лодырь или просто не может найти дело по душе?

— Он не лодырь. По-моему, на него слишком сильно повлияла гибель родителей. Думаю, женитьба и обязанности главы семейства вернут все на место. Ведь он не глуп, да и вышел из хорошей семьи. К тому же мисс Брантон явно души в нем не чает.

— Еще бы. Он же спас ей жизнь. Как бы то ни было, вы меня утешили. Я не хотел бы видеть дочь замужем за бездельником или размазней. Что ж, — лорд Беллмастер поднялся, — благодарю вас, Кэслейк. Уверен, мы найдем общий язык. А теперь, — он подошел к каминной полке, взял два театральных билета и протянул их Кэслейку, — вот два билета на завтра на вечерний спектакль. Я пойти не смогу. Так что найдите девушку покрасивее и сходите сами.

— Большое спасибо, сэр.

— Не стоит. И еще раз благодарю вас, мой дорогой.

По пути к лифту Кэслейк рассмотрел билеты. Они были в Национальный театр. Он любил его спектакли и, конечно, пошел бы, не будь это билеты Беллмастера. А потому разорвал их, выйдя на улицу, и выбросил клочки в урну, как примерный гражданин.

Лорд Беллмастер тем временем сидел у себя в кабинете и размышлял о Ричарде Фарли: «Человек он, видимо, хороший… Да, участи родителей не позавидуешь. Но семейная жизнь отрезвит его. А при случае и я помогу. Есть способы обставить помощь так, чтобы он считал, будто ему просто повезло. Ведь он женится на моей дочери. Леди Джин, будь она жива, искала бы для Сары мужа посолиднее… и свадьбу закатила бы пышную. Где-нибудь в Вестминстерском аббатстве, с пажами и шаферами. Не тихое семейное торжество, а роскошный прием, блистающий знаменитостями со всех концов света. — Он улыбнулся. — Уж она-то знала в этом толк. Да и я не прочь погулять на такой свадьбе. Ведь выходит замуж моя дочь, а ради нее и в память о леди Джин не грех и пошиковать. Загвоздка одна — как все это устроить? Официально я только крестный Сары. И могу лишь сделать ей дорогой подарок. Впрочем, почему это мысль о грандиозной свадьбе меня так захватила? Наверно, старею, становлюсь сентиментальным. Однако сейчас такое простительно. А вот как совладать с полковником Брантоном? Узнав, что на свадьбе ему отведут роль распорядителя, тамады, он оскорбится. Или нет? Ведь бывшим воякам чертовски нравятся напыщенные церемонии. Будь Брантон богат, он и сам бы обставил венчание дочери достойно. Словом, если подойти к нему осторожно, все устроится. Уязвленное самолюбие полковника утешит кругленькая сумма. Главное — взяться за дело с нужного конца. Поехать и поговорить с ним? Или написать письмо — пусть все хорошенько обдумает, подготовится к мужскому, откровенному разговору о деловом соглашении, которое даст ему возможность сыграть на свадьбе Сары роль великодушного отца. Кто запретит мне расщедриться ради единственной дочери? Ведь от брака с американкой у меня лишь двое сыновей, — он тепло улыбнулся. — Сыновья есть сыновья. Дочь — дело другое. Ее дочь. Если бы девочку родила миллионерша из Бостона, я бы так не суетился. Но в память о леди Джин… Ведь кроме нее я по-настоящему не любил никого. И неважно, что здесь была замешана и корысть. Почему не отблагодарить богов за то, что леди Джин не встала из могилы отомстить мне? Хотя, конечно, при жизни не раз помышляла об этом. Ирландка, с унаследованной от отца склонностью к азартной игре, она, если бы решилась, поставила все на самую мизерную возможность погубить меня. Видимо, она простила меня как истинная католичка, чтобы спасти свою бессмертную душу. Итак, писать Брантону письмо или сразу ехать к нему?».

Он взглянул на картину Рассела Флинта с красавицами у купальни. Одна слегка напомнила леди Джин. Внезапно Беллмастер почувствовал себя усталым. «Какая скука сегодняшний ужин, — подумал он. — Да и вся эта затея с Вашингтоном. Хочу ли я попасть туда? Из Клетки мне уже не вырваться. Ее люди пойдут за мной по пятам до самой смерти, даже за гробом проследят, — он ухмыльнулся, — не обманул ли я их и на этот раз. Вернее всего было бы жениться на леди Джин и спокойно жить с ней в Конари. Что имеем — не храним… Решено. Сначала — письмо».

Из Лиссабона они поехали в Эсториль, два дня прожили в гостинице «Глобо» на радость Мелине и ее мужу Карло. Для Сары здесь началось, пожалуй, самое счастливое время. Она подолгу разговаривала с Мелиной, которой Ричард явно понравился. Сару это только радовало — она не стеснялась открыто наслаждаться, если Ричард приходился кому-нибудь по душе. Карло тоже его полюбил и вскоре — едва узнал, что Ричард когда-то владел рестораном, а теперь подумывал купить дом в Дордони — уже увлеченно рассказывал, как содержать гостиницу, с гордостью провел Ричарда по «Глобо», объясняя тонкости своего занятия.

Когда собирались уезжать, Мелина уединилась с Сарой в номере и сказала: «Ты нашла себе хорошего мужа. Сразу видно. И не казни себя за то, что сбежала из монастыря. Зря ты вообще туда уходила. Знаешь, когда было решено, что ты станешь монахиней, я сказала твоей матери: „Это не для Сары. Не такой у нее характер… не та душа“. И знаешь, что она мне с усмешкой ответила?»

— Нет.

— «Не волнуйся. Сара вся в меня. Если поймет, что там ей не по нраву, насиловать себя не станет».

Тут вошел Ричард со свертком под мышкой. В нем оказался новый костюм, который он купил по настоянию Сары на смену старому, потрепанному. Мелина ушла, и Ричард, чтобы порадовать Сару, тут же его примерил.

— Милый, ты в нем просто красавец. Я знаю — ты не слишком заботишься о платье, но мой отец благоволит хорошо одетым людям. Наверное, армия повлияла. А теперь снимай костюм и я уложу его по-настоящему, а не по-твоему, то есть как попало.

— Я спокон веку так вещи складывал.

— Теперь это делать буду я. — Она подошла и поцеловала его. А он вспомнил, что в детстве учебники в ранец ему всегда укладывала мать, и как она недовольно щелкала языком, глядя на ранец вечером. Эта же картина всплывала у него в памяти и на вилле, перед самым отъездом, и он вынул дневник из чемодана, завернул в газету и спрятал в машине, под задним сиденьем.

Из Эсториля они поехали в Биарриц, потом в Бордо и в глубь материка в Периге, где три дня прожили в маленькой гостинице, изучали полученный от агента по недвижимости список усадеб на продажу. Три или четыре их заинтересовали, они решили заехать туда на обратном пути, прицениться.

В ночь перед отъездом из Дордони Сара сказала: «Мне очень нравится путешествовать так, как мы. С матерью ездить было просто наказанье — сплошные тюки и чемоданы, да жалобы, если ей не угодили в гостинице или ресторане».

— И никаких пикников с бутылкой вина, хлебом и паштетом?

— Нечто подобное случалось, но посмотрел бы ты на это! — рассмеялась Сара. — Складные стулья и столики, камчатые скатерти и серебряные вилки. Высший класс, как говорят французы. Охлажденное вино, и Джорджио в роли официанта. Учитывалась каждая мелочь, особенно если с нами был лорд Беллмастер. Впрочем, отца эта напыщенность никогда не прельщала.

Ричард обнял Сару и, радуясь, что в темноте ей не разглядеть его лица, спросил: «Какой он был, этот Беллмастер?»

— Не знаю, — вздохнула Сара. — Мне вроде бы следовало сторониться его — хотя бы в те годы, когда я понимала уже, кем он был маме. А он мне нравился. Он очень хорошо ко мне относился. Даже лучше папы. Впрочем, порою отец менялся — и тогда он был заботливей, гораздо заботливей Беллмастера. Знаешь, что удивительно? Мне, прожившей вдали от мира столько лет… сейчас понять его гораздо проще, чем раньше. А мама, по-моему, в глубине души была очень несчастна… на людях она просто притворялась.

— Ты хочешь сказать — несчастна, потому что Беллмастер на ней не женился?

— Возможно. Хотя, знаешь, она, быть может, и мечтала стать леди Беллмастер, но по-настоящему его не любила. Мелина рассказала мне много неожиданного, и теперь я считаю, мама любила папу, несмотря ни на что.