Исправление ошибок

Так что, можно сказать, что их отношения протекали без всяких попыток ускорить что с одной, что с другой стороны. За это время Мардж закончила правку романа «В омуте страсти» и сейчас ждала его выхода из печати, одновременно думая над сюжетом нового романа. Но ничего интересного в голову не приходило, все какие-то глупости.

То ли под воздействием встреч с Джефри, то ли от внутреннего страха, что она исписалась на любовных романах, Мардж осторожно размышляла, не переключиться ли ей на детективы. Правда, она своими планами ни с кем не делилась, но для себя уже завела новый блокнот, в который записывала мысли по этому поводу. Она уже почти полностью придумала образ главного героя своего нового романа, который почему-то очень напоминал своим поведением, поступками и манерой говорить Джефри Уайта. А вот с главной героиней выходила загвоздка, она никак не придумывалась. Еще в самом начале писательской карьеры Мардж решила, что ни одна из героинь ее книг не будет похожа на нее саму. И до сих пор она старалась придерживаться этого правила. Недаром Роуз Вальмонт не уставала повторять, что успех книг Мардж Хопкинс определяется непохожестью героинь. Мардж знала: начнешь списывать героинь с себя, все, пропадешь — все они станут одинаковые, как гусыни на зеленой лужайке. Пока образ главной героини полностью не сформировывался в мыслях, пока не обретал осязаемого существования, к работе непосредственно над романом Мардж не приступала.

Эти муки творчества, предшествующие моменту, когда она сядет за компьютер и начнет набивать текст, были неотъемлемой частью писательской работы и очень нравились Мардж. В эти моменты она ощущала себя строителем вселенных, творцом новых жизней, упивалась возможностью направлять и вести своих героев по любой дороге, по какой ей только заблагорассудится. Но, чтобы их куда-то вести, Мардж должна была сама знать о тех местах хоть что-нибудь.

Поэтому разговоры с Джефри преследовали две цели. Во-первых, ей приятно и интересно было с ним общаться, а во-вторых, Мардж накапливала материал для новой книги, ведь среди ее знакомых не было других частных детективов.

— Ну почему тебе пришлось уйти из полиции? — Мардж иногда бывала до неприличия настойчивой. — Что-то случилось?

Если до сих пор Джефри был настроен благосклонно и даже иногда улыбался, то сейчас замкнулся, замолчал и насупился. Он даже не посчитал нужным хоть что-нибудь ответить. Мардж больше не приставала, решив, что для нее же будет лучше, если она прекратит расспросы. Хотя бы на время. Нет, потом она у него обязательно выпытает.

В кинотеатре сегодня показывали «Гроздья гнева» по роману Джона Стейнбека с красавцем Генри Фонда в главной роли. Сколько раз Мардж смотрела этот фильм, столько раз и плакала. Судьба героев, отличная режиссерская и актерская работы до такой степени делали фильм реальным, что Мардж сама себе казалась действующим лицом этой истории.

Вот и сегодня из кинотеатра Мардж вышла с покрасневшими глазами и припухшим носом.

— Не думал, что ты так все близко к сердцу принимаешь, — усмехнулся Джефри, когда они оказались на светлой улице и он увидел заплаканное лицо Мардж. — Это же надо — реветь над выдуманными историями.

— Я не над всеми реву, только над этим фильмом, — оправдываясь, сказала Мардж. Еще не хватало, чтобы Джефри подумал, что она сентиментальная дурочка.

— Да брось ты, слез не нужно стесняться, — успокаивающе произнес он. — Только они способны облегчить и исцелить сердце.

Мардж застыла на месте, уставившись на Джефри. Не ожидала она таких слов от казавшегося грубым детектива.

— Да ты философ…

Джефри криво усмехнулся.

— При чем тут философия? Это всего лишь опыт жизни. — И он, не взглянув на Мардж, зашагал прочь от кинотеатра.

Мардж поспешила за ним, не зная, что сказать. Так они и прошли молча несколько кварталов. Джефри — опустив голову, словно что-то искал под ногами, Мардж смотрела вперед, время от времени заглядывая в лицо приятеля. Она не понимала, он то ли злится, то ли просто задумался.

Когда до дома Мардж оставалось всего ничего, только пройти парк, они как раз в него входили, неожиданно Джефри заговорил:

— Ты вот все допытывалась, почему я ушел из полиции. Хочешь, расскажу?

Мардж, боясь, что он передумает, лишь кивнула. Джефри остановился и, впервые после выхода из кинотеатра, заглянул в глаза Мардж, смотрел в них несколько секунд, а потом произнес:

— Я не ушел из полиции, меня выгнали.

Потом резко развернулся и зашагал вперед. Мардж поспешила за ним.

— Меня выгнали, и правильно сделали, — уже не глядя на Мардж, продолжил Джефри. — Таким, как я, не место в полиции.

— Почему? — тихо спросила Мардж.

Но Джефри словно не услышал ее вопроса. Он просто продолжил говорить, и было непонятно, кому он рассказывает, ей или себе.

— Фрэнк Лэй был для меня всем: учителем, наставником, другом, защитником, даже, черт побери, психотерапевтом. Мне очень повезло, что мы с ним стали напарниками. На него я мог положиться, как на себя. Отправляясь на задания, даже на самые опасные, я всегда был спокоен. Я знал — Фрэнк не подведет, Фрэнк поможет. И, наверное, он так же относился ко мне. А я…

Джефри замолчал, и Мардж показалось, что вместе с ним замолчал окружающий мир. Этот вечно шумный город притаился в ожидании продолжения рассказа Джефри.

— И дело-то было, по большому счету, плевое, — голос Джефри звучал глухо и сухо, — бытовая ссора. В участок поступил сигнал от жильцов одного дома, что из квартиры на втором этаже раздаются страшные крики, в которых слышны угрозы о смерти. Вот мы и поехали туда. Соседи сообщили, что в квартире проживает школьный учитель, человек тихий и культурный, и они сами в недоумении, что с ним случилось. Успокоить разбушевавшегося учителя — это раз плюнуть, это вам не террориста, захватившего с десяток заложников, брать. Вот и отправился Фрэнк в ту квартиру один, а я, нарушив все правила безопасности, остался брать показания у соседей. — Джефри, проведя рукой по лицу, на мгновение замолчал, а потом надрывно выкрикнул: — Больше Фрэнка живым я не видел! Пнул этот школьный учителишка его кухонным ножом. Да так удачно, что попал прямо в сердце. Представляешь, в сердце! Смерть наступила почти мгновенно. А я в это время выслушивал рассказ соседей о том, какой этот учитель тихий и порядочный человек, и они ума не приложат, что же с ним случилось. А он в это время стоял с окровавленным ножом в руке и тупо смотрел на умирающего Фрэнка. А все-то в этой истории было до банального смешно, почти как в твоих любовных романчиках. Муж не вовремя пришел домой, застал жену в кровати с мужчиной, напился до умопомрачения и начал жену воспитывать. И так разошелся, распалился, что и не заметил, как убил вошедшего в квартиру полицейского.

Джефри замолчал, а Мардж взяла его руку в свои. Рука была ледяной и мелко дрожала.

— Джефри, это случайность, стечение обстоятельств, в том нет твоей вины, — сказала она спокойно, стараясь заглянуть ему в глаза, но он их старательно отводил. — Неужели тебя из-за этого выгнали из полиции?

Джефри помотал головой.

— Нет, не из-за этого. Служебное расследование подтвердило, что в гибели Фрэнка я не виноват. Но какое мне дело до заключения комиссии, если существует мой личный, высший суд совести, на котором я не мог найти себе оправдания? Я начал пить, сильно, по-страшному, до потери человеческого образа, до такой степени, что забывал, кто я — человек или грязное животное. Прогуливал работу, давал обещания и сразу же забывал о них и опускался все ниже и ниже. Вот тогда-то меня и выгнали из полиции. Выгнали, как грязного, вонючего шакала, и никто, понимаешь, никто из всего нашего полицейского участка не заступился за меня.

Джефри тяжело дышал, Мардж же, наоборот, боялась сделать резкое движение, чтобы не напугать Джефри, не прервать его рассказ. Она понимала, что ему нужно выговориться, скинуть груз со своих плеч, избавиться от прошлого. Этот разговор в первую очередь нужен ему самому, а не ей. Нет ничего страшнее, чем нести в себе боль.