Страница 16 из 120
Желаем Вам успеха.
Отдел русской литературы «Литературной газеты».
(Р. Коваленко)».
«Не заботься о завтрашнем дне, ибо завтрашний позаботится сам о себе, довольно для каждого дня своей заботы…» (От Мф., гл. 6.)
1 7 марта
Рано утром получил заказным письмом свои шедевры и эту рецензию. Не обиделся, хотя в рецензии много правды, за исключением последнего абзаца, в котором они просят присылать мои произведения — это утешить мое самолюбие, чтоб я не повесился…
18 марта
Уже повесили приказ об увольнении Щербакова [53]. Вчера Влади сказала мне, что моя работа в «Галилее» выше всех, в монологе, в сцене с Галилеем. Пустячок, а приятно.
19 марта
Упаси, Господи, нас от суеты!
Был в трех редакциях. К паре — «Старики», «Чайников» — подстегнул третью — «Таньку».
В «Огоньке», редактор Кружков:
— Это возьмите себе сразу, — на «Чайникова».
Стал листать «Стариков», я задрожал.
— Какой из трех рассказов вы считаете самым удачным?
— Не знаю, они все разные.
— Ну ясно. Посидите… Так, ну вот что! Это не годится… Откуда вы хватаете такие ситуации? Это же все надуманно, нежизненно… Вы берите жизненные ситуации… Это все литературщина, а язык есть, и способности есть, писать можете и должны… Сколько тебе лет? 26? Ну, вполне взрослый человек… Пишете много?
— Много.
— Пишите, обязательно выпишитесь, потому что способности есть, и берите жизненные ситуации, это же у вас старики эти оба… не люди… а шмаровозы какие-то. А баба? Бабы нет, есть какая-то кобыла, которую со двора на двор перегоняют. Пишите. Как рассказ напишете, так несите нам, обязательно несите, и берите жизненные ситуации.
«Смена».
— А! Золотухин, артист с Таганки. Приятно видеть у себя в гостях хороших артистов, чем обязаны?
— Рассказы принес, печатать будете?
— Артисты графоманами стали. Ну, давай посмотрим. Если ты такой же писатель, как артист, непременно напечатаем. Я ведь про вас писал когда-то, в «Смене», о «Герое нашего времени».
— Да! Это вы?! Я вас давно люблю! Вы единственный человек, который печатно похвалил спектакль и меня.
Там же я услышал впервые, что «Интервенция» не получилась.
— Ты мне еще очень понравился в «Пакете», ну… блеск, это моя любимая книжка детства…
— Нет, что ты, дорогой, все прекрасно, все образуется, и т. д. и т. п.
Про «Театр, жизнь» не буду писать, устал, скажу только: желтое здание, серые люди. Больше ничего не скажу.
Я думаю, что короткие юбки затрудняют многим девушкам выйти замуж. Потому что стройных ног гораздо меньше, чем привлекательных мордашек. Влечение, либидо — явление физиологическое, начинающееся с внешнего обзора, это влечение, подкрепленное духовным обаянием, превращается в любовь…
Но кривые, худые, толстые ноги при сносном лице затрудняют возникновение либидо, а потому и любви; естественно, это не всегда, но очень часто. То же и с грудями… открытая грудь, если она красивая, — влечет, но коль открыто у одной — распахнуто у всех, таков закон этой природы, и недостатки все наружу. Скрытость недостатков, как и достоинств, увеличила бы стоимость женщины, не задерживала бы возникновения либидо и ускоряла бы оборот замужества. В некотором бы роде это был бы кот в мешке, ну и что? Тем интереснее, а когда люди начнут жить, любовь либо разгорится, либо потухнет вовсе, и тут, в семье, уже другие законы, не зависящие через полгода от ног или грудей партнерши, даже происходит обратная метаморфоза. Вот что я думаю о коротких юбках…
20 марта
— …НЕ СУДИТЕ САМИ, ДА НЕ СУДИМЫ БУДЕТЕ.
21 марта
Ужасный день. Вчера играл Керенского за Высоцкого, а сегодня — и вчера ночью — молю Бога, чтоб он на себя руки не наложил. За 50 сребреников я продал его, такая мысль идиотская сидит в башке. На репетиции, при народе постороннем, он упал.
— Идите приведите себя в порядок, — сказал ему шеф.
И он ушел, и никто не знал, куда он девался и что делает: пьет ли, спит ли? Послали в Волоколамск машину за Губенко, в Вешняки — за мной, но я как назло оказался в театре и еще оговорил, идиот, условия ввода — 100 рублей — это была шутка, но как с языка сорвалось! Ведь надо же, всё к одному: и Хмеля [54]нет, я еще за него играю. Боже мой!
— Высоцкий играть не будет, — кричит Дупак [55], — или я отменяю спектакль.
— Как ты чувствуешь себя, Валерий? — шеф.
— Мне невозможно играть, Ю.П., это убийство, я свалюсь сверху [56].
— Я требую, чтобы репетировал Золотухин, — Дупак.
Высоцкий срывает костюм (он еще поддал, как увидел, что вовремя не дали костюма и я с текстом):
— Я не буду играть, я ухожу… отстаньте от меня.
Перед спектаклем показал мне записку: «Очень прошу в моей смерти никого не винить». И я должен за него отрепетировать?!
Я играл Керенского, я повзрослел еще на десятилетие, лучше бы уж отменил Дупак спектакль. У меня на душе теперь такая тяжесть.
Обед. Высоцкого нет, говорят, он в Куйбышеве. Дай бог, хоть в Куйбышеве.
Меня, наверное, осуждают все: дескать, не взялся бы Золотухин — спектакль бы не отменили и Высоцкий сыграл бы. Рассуждать легко. Да и вообще — кто больше виноват перед Богом? Кто это знает? Не зря наша профессия была проклята церковью, что-то есть в ней ложное и разрушающее душу — уж больно она из соблазнов и искушений соткана. Может, и вправду мне не надо было играть?!
22 марта
Два дня очень мало писал. Уже висит приказ об увольнении Высоцкого по 47-й ст. Ходил к директору, просил не вешать его до появления Высоцкого — ни в какую: нет у нас человека. И все друзья театра настроены категорически. Они-то при чем тут?
Уезжает сегодня теща в санаторий, а скоро и Зайчик полетит на съемки. Я с Кузей вожжаться остаюсь. Вот он пришел как раз на эту фразу.
Это было сумасшествие — браться играть Керенского срочным вводом! Но Бог не оставил меня.
У Зайчика украли 25 рублей на спектакле.
Высоцкий летает по стране. И нет настроения писать, думать, хочется куда-нибудь уехать, все равно куда, лишь бы ехать.
Даже ехать в метро приятно, когда мало людей: сидеть на одиночном сиденье в углу, сжаться в комочек, засунуть руки в теплое место и думать о чем-нибудь, все равно о чем, чаще все о том же: уступать или не уступать место?! И приводить разные доводы и оправдания и даже философские подоплеки искать, почему я сегодня должен встать и уступить место, а вчера мог этого не делать, и правильно, что не сделал, и пусть совесть помолчит.
23 марта
Обед. Шеф после прогона хвалил:
— Очень правильно работаешь, очень, и вообще, товарищи, есть хорошие вещи, появляется спектакль и т. д.
Можаев:
— Ну просто неузнаваемо работаешь, молодец, всё уже в порядке, в седле.
Вот ведь какая наша судьба актерская: сошел артист с катушек, Володька, пришел другой, совсем вроде бы зеленый парень из Щукинского', а работает с листа прекрасно, просто «быка за рога», умно, смешно, смело, убедительно, и сразу завоевал шефа, труппу и теперь пойдет играть роль за ролью; как говорится, «не было бы счастья, да несчастье помогло». А не так ли и Володька вылез, когда Губенко убежал в кино и заявление на стол кинул, а теперь дал возможность вылезти другому… но и свои акции подрастерял, т. е. уже вроде не так и нужен он теперь театру, вот найдут парня на Галилея…
Насчет «незаменимых нет» — чушь, конечно, каждый хороший артист незаменим и неповторим, пусть другой, да не такой, но все же веточку свою, как говорит Невинный, надо беречь и охранять, ухаживать за ней и т. д., чуть разинул рот — пришел другой артист и уселся на нее рядком, да еще каким окажется, а то, чего доброго, скинет и один усядется.
53
Дельвин Щербаков, актер Театра на Таганке.
54
Борис Хмельницкий, актер Театра на Таганке, киноактер, автор музыки (совм. с А.Васильевым) к спектаклям «Добрый человек из Сезуана», «Антимиры», «Жизнь Галилея».
55
Николай Лукьянович Дупак, многие годы директор Театра на Таганке.
56
Артист, играющий Керенского в спектакле «Десять дней…», должен произносить речь, стоя на плечах партнера.