Страница 107 из 120
Любимов уехал куда-то, помахал крылом до Бонна. Что-то мне тревожно за 6–8 дней. Как бы чего не случилось, как бы «Содружество» не устроило реванш какой-нибудь.
Любимов говорил с Б.Окуджавой, которому понравился спектакль. «Я верю Золотухину, что он может эти мысли произносить…» — какоето подобие комплимента в мой адрес. Что вот, дескать, казалось бы, это не свойственно Золотухину, а у него получается. Ничего не понимаю.
5 июля. Понедельник
Помывка ранним утром.
29-го суд мы проиграли, но я сказал, что это победа. Обосновать свое интуитивное ощущение я не смог. Более омерзительного поведения «победителей» после оглашения рещёния суда я представить не могу — крики «ура!» и т. п.
Прочитал Нобелевскую лекцию И.Бродского. «Не стремитесь в лидеры, это не принесет вам счастья. Берегитесь тех, кто слабее вас, а не тех, кто сильнее».
20 июля. Вторник
Утро, зарядка, молитва, вода.
…Губенко произвел территориальный захват всерьез. Все входы и выходы на новую сцену перекрыты. На служебном стоит ОМОН, и Жукова показывает, кого пускать, кого не пускать. Для наших открыт боковой вход. Глаголин ждет прокурора. Ключ от 168-й комнаты Иван Егорыч выкинул Луневой в окно. В 307-й не попасть. Обстановка неприятная.
Трудно представить, что будет 27 августа, когда соберутся на репетицию «Живаго». Злорадствовать будет Алешка Граббе. «Вот, я говорил… дождались…» Провести репетиции на новой сцене нам не дадут. К этому надо приготовиться. Но это тоже еще не конец. Гастроли в Бонне нельзя срывать… Любимова в конце августа в Москве не будет. А что же Лужков? Что скажет прокурор? И что скажет Любимов? Но нам надо подготовить спектакль к гастролям — восстановить хоры, танцы и т. п. И быть в форме. Чья же все-таки власть — Моссовета или мэрии? Что же они, Гончар и пр., наделали? «Пусть президент судится с нами». Докатились. Жуть. Театр действительно прекратит свое существование. Выполнятся гастрольные контракты, и после Парижа — конец. Если, конечно, власти не примут крутые, принципиальные меры. Но опять же… какие и что за власти? На нашем примере — никакой власти нет… Таня Жукова выполняет свой лозунг: «Мы пойдем до конца». Они вынуждают нас уйти. Но уйдут они, а не мы. А если уйти? Может быть, этот шаг заставит одуматься власть предержащую?
Они захватывают театр, чтобы сдавать в аренду и этим кормиться, а не чтоб Любимов сдавал, грубо говоря.
Если хочешь жить легко И к начальству ближе,
Держи попку высоко,
А головку ниже!
17 августа. Вторник
Всю ночь плакал о Денисе, оставив его за рещёткой ворот Лавры, одинокого — Господи, прости! — одинокого в своей кровати на сетке, в келье на 20 человек. Он снова «в армии».
Пишу — плачу…
И вторая тема плача — Герострат Николаевич Губенко. То, что я увидел вчера в театре, врагу не пожелаешь. Это же надо так расправиться с Любимовым, с историей театра.
Я долго боялся идти. Не хотелось видеть, встречаться с бывшими коллегами. А потом думаю — да чего я боюсь, чего я испугался? Подъехал к бывшему подъезду, с волнением неуемным подхожу к стеклянным дверям. В дверях мальчик, за ним Шацкая, машет руками:
— Не пускать!
Я также жестом подзываю ее к себе.
— Мне в 307-ю, там мои вещи…
— Все опечатано, и твой шкаф тоже. Надо спросить Токарева.
Уходит. Долго никого нет. Идет дождь. Бежит Габец, с видом «как можно не пускать Золотухина?».
— Спасибо, Лена.
— Посиди здесь, Валера.
Сажусь…
Втроем они, Шацкая, Лена Габец и Лена-уборщица, сопровождают меня к моей гримерной. Габец дает мне ключ. Шацкая:
— Открой сама!
— Зачем? Это его гримерная.
Открываю. Они садятся, две Лены, к столу писать акт — что я возьму. Достаю афишки с просьбой помочь храму. Шацкая внимательно прочитывает всю листовку.
— Сколько здесь штук? Посчитай…
— Нина, что за глупости — весь тираж.
Всё пишут «понятые», и я расписываюсь в получении. Делаю все молча, наблюдаю. Жду, когда Шацкая спросит, как Денис. Ничего подобного. Какие-то глупые реплики, но очень деловые. Паноптикум. Закрываю сам дверь. Отдаю ключ. Благодарю. Ухожу. Внизу опять Сайко, Шацкая — охраняют от меня театр. У них сегодня праздник — у Губенко день рождения…
8 сентября. Среда, мой день
Все прошло чисто. Венька зачитал письмо шефа, я зачитал заявление труппы [339]. «Содружество» явилось в полном составе, боясь увольнения. С Жуковой даже намека на взаимопонимание не произошло — кругом «виноват» Любимов. «А зачем мне уходить в другое здание? Я 27 лет проработала. Из Щукинского берем дипломные спектакли…»
Не похоже, что их заявления наши напугали…
Любимов — никаких компромиссов. Очень хорошие дела в Бонне, дают «крышу» в Финляндии, зовут в Грецию. «Медея» с А.Демидовой, «Живаго», «Борис Годунов», «Живой». Некоторое ощущение победы…
12 октября. Вторник
Молитва, зарядка.
Что касается освобождения театра — оно затягивается. Так просто их оттуда не выкуришь. Бумага за бумагой, суд да пересуд. «Зачем вам помещение, если вы объявили о закрытии театра?» И правильно говорят. Поэтому пусть власти, если они хотят, чтоб была «Таганка», вернут нам помещение и выкурят охрану «Эдила».
14 октября. Четверг
Молитва, зарядка.
«Петровка, 38.
Начальнику ГУВД г. Москвы Панкратову В.И.
Уважаемый Владимир Иосифович!
Рещёнием арбитражного суда Театру на Таганке возвращено его помещение. Однако частная охрана «Эдил», нанятая Губенко с бывшим депутатом Седых-Бондаренко, не подчиняется рещёнию суда и не пускает нас в театр. Убедительно просим Вас вмешаться в нашу проблему и снять частную охрану с государственного театра.
С уважением, народный артист В.Золотухин».
15 октября. Пятница
Молитва, зарядка.
Мозг, душа, сердце — все органы и все время подчинены одной проблеме, одной цели: что бы еще изобрести, кому дозвониться, написать, послать факс или телеграмму с просьбой помочь выбить губенковскую охрану из театра.
1 7 октября. Воскресенье — отдай Богу
Я вывесил в театре рещёние совета коллектива следующего содержания:
«В связи с рещёнием арбитражного суда о возвращении Театру на Таганке всего комплекса зданий, а также с резко изменившейся политической ситуацией в стране просить художественного руководителя и директора Театра на Таганке Ю.П.Любимова разрешить подготовить театр к открытию
30-го сезона 12 декабря, в день новых демократических выборов, премьерой спектакля “Доктор Живаго”».
Приклеено это было 14-го, а 15-го утром я увидел только следы от листка. Противоборствующая сторона хозяйничает уже и на нашей стороне. Чудовищно! Сплошное насилие. Грязь и запустение на той половине. Мусор лезет из урн. Бродят голодные кошки, ОМОН сутками смотрит телевизор. Нашли теплое место.
18 октября. Понедельник
Молитва, зарядка.
Коротаю вечер, чтоб скорее лечь спать, ничего не лезет в ум после девяти часов вечера. Утомляемость жуткая. Безделье это называется; я тоскую по 307-й гримерной, по закоулкам той сцены и ее закулисья. Неужели мы не вернем себе эту сцену? Провал их замыслов очевиден, их жалко, и все-таки они не сдаются, не уходят, не поднимают руки вверх! Хочется предложить им написать каждому индивидуальное письмо Любимову, дескать, прости, отец родной, бес попутал. Да разве они пойдут на это?! Гордые.
28 октября. Четверг
Молитва, зарядка, душ.
Я видел вчера счастливого Шнитке, я видел его таким, каким хотел видеть в Вене и не увидел.
— Альфред Галич, мы не стали хуже после Вены?
— Гораздо, гораздо лучше, гораздо лучше… Я счастлив, что я это увидел, спасибо. Я вам очень благодарен, спасибо, спасибо! Мне этого так не хватает здесь…
339
История раздела театра.