Страница 43 из 48
В последнюю очередь Тибби положила в чемодан фотографию Бейли в последние дни ее жизни. Миссис Граффсман подарила Тибби этот снимок, когда пришла на премьеру.
Тибби было тяжело на нее смотреть. Ей хотелось положить снимок в какую-нибудь редкую книгу и поставить эту книгу на самую верхнюю полку, чтобы никогда не доставать. Но Тибби пообещала себе, что поступит иначе. Она повесит фотографию на стену в своей комнате, потому что, когда Тибби видела лицо Бейли, она не могла спрятаться от истины.
Любовь подобна огромному шару из снега. Он катится быстро по тундре, он накрывает тебя, подминает, и тысячи тысяч кусочков льда впиваются в твое тело.
Мэтт Грининг
*
Похороны проходили в милой выбеленной церквушке, где Лена часто бывала прошлым летом. Служба была на греческом, равно как и речь Лениного отца. Все это время Лена была погружена в собственные размышления.
Она крепко сжимала бабушкину руку и молилась о том, чтобы увидеть Костаса. Она знала, что ему очень-очень грустно. Лена полюбила Бапи лишь год назад, а Костас знал его всю жизнь. Костас помогал Бапи — чинил крышу, забивал щели в доме и старался делать это незаметно, чтобы Бапи не потерял ощущение мужественности и собственной значимости.
Лена хотела поделиться своими мыслями с Костасом. Он единственный знал, что значил для нее дедушка. Не важно, что там между ними произошло. Сегодня они могут быть друг с другом, разве не так?
Уже в конце службы Лена заметила Костаса. Он стоял в дальнем углу вместе со своим дедушкой. Не может быть, чтобы Костас не искал ее! Вот они, в маленькой церкви, на крохотном островке, в такой день. Конечно, он ее ищет.
Лена со своей семьей замыкала процессию. Они последовали за священником во дворик, где все выражали соболезнование бабушке. «Как же, наверное, странно, — подумала вдруг Лена, — тысячи дней просыпаться женой, а теперь вдруг проснуться вдовой».
Внезапно Лена поймала взгляд Костаса. Ее поразила его отчужденность и холодность. Вокруг Костаса сегодня словно сгустились тучи и было сумрачно. И тут Лена заметила девушку, которая стояла с Костасом под руку. Ей было лет двадцать с небольшим. Неумело осветленные волосы казались не белыми, а желтыми на фоне черного костюма Костаса. Лена не видела эту девушку раньше, но чувствовала — она не родственница и не друг семьи. Лена стояла рядом с бабушкой, пожимала руку каким-то людям, слушала их и ждала, что Костас подойдет к ней, но так и не дождалась.
Небо потемнело, а церковный двор уже опустел, когда он наконец приблизился к ним вместе с блондинкой.
Костас неловко обнял Валию и ничего не сказал. Светловолосая девушка скромно чмокнула бабушку в щеку. Лена пристально смотрела на незнакомку, и та ответила недобрым взглядом. Лена ждала, что их представят друг другу, но бабушке было не до этого. Лене стало не по себе.
Священник, который не уходил до конца церемонии, почувствовал неловкость положения. Он неплохо знал английский и сумел объясниться.
— Костас, познакомься с сыном и невесткой Валии. Они из Америки. — Он указал на Лениных родителей, которые стояли неподалеку. — И с внучкой Валии. — Он указал на Лену. — Лена, ты знаешь Костаса и его невесту?
Невесту.
Слово летало и летало вокруг Лены, как оса, жужжало, прицеливалось, а потом укусило.
Она посмотрела на Костаса и он наконец посмотрел на нее. Посмотрел совсем по-другому. У Лены зарябило в глазах.
Она села на землю, уткнулась лбом в колени. Она чувствовала, как мама испуганно теребит ее, увидела, что Костас подходит к ней. И тут, повинуясь инстинкту самосохранения, Лена быстро встала и бегом кинулась прочь.
Ее отчаяние не умещалось в спальне. Ее отчаяние не уместилось бы и во всем доме. Лена тихо вышла из дома, чтобы отпустить свое отчаяние в темнеющее небо.
Она брела босиком по пыльной дороге и машинально свернула к оливковой роще. Это тайное место принадлежало им с Костасом, но Лена знала, что он его забыл, как забыл все, что связывало его с Леной, включая и ее саму. Острые камешки впивались в подошвы ее нежных, не привыкших к ходьбе босиком ступней, но Лене было все равно.
Добравшись до рощицы, Лена обняла по очереди все оливы, словно это были вновь обретенные дети. Она села у пруда, обмелевшего по сравнению с прошлым летом, и подумала, что весь остров как-то пожелтел и стал суше.
Здесь все началось. Лене казалось, что нужно омыть в пруду свои уставшие и израненные ноги и попрощаться с прошлым.
Лена думала, что совершит это таинство в одиночестве, но внезапно услышала шаги. Сердце у нее екнуло, но не из страха перед бандитом или насильником. Лена знала, кто это.
Костас сел рядом, закатал брюки и тоже опустил ноги в воду.
— Ты женишься, — обвинила она прямо.
Ему было больно, стыдно, грустно, но что из этого?
— Она беременна, — ответил он.
Лена хотела быть бесстрастной и спокойной, но не смогла. Она в изумлении смотрела на него.
— Ее зовут Марианна, и я встречался с ней всего три раза после того, как ты меня бросила. На второй раз… Ну, в общем, ты все понимаешь.
Лена сглотнула.
— Я тупой ублюдок.
Лена никогда не слышала от него подобных слов, но готова была согласиться.
— Она беременна, так что отвечать придется мне.
— А ты уверен… — Лене трудно было говорить, — что это от тебя?
Он посмотрел на нее с удивлением:
— Мы не в Америке. Здесь другие обычаи. Именно так должен поступить джентльмен, если он встречался с девушкой.
Лена с горечью вспомнила, как Костас произносил это слово совсем при других обстоятельствах. Итак, его стремление быть джентльменом не принесло Лене счастья. Глядя на воду, Лена вспоминала события прошлых недель.
— Ты поедешь с ней в Лондон?
Он покачал головой:
— Не сейчас. Мы пока останемся здесь.
— Ты ее любишь? — спросила Лена.
Костас посмотрел на нее, а потом закрыл глаза.
— Я ни к кому никогда не испытывал того, что к тебе. — Он открыл глаза, чтобы видеть ее.
Лена знала, что вот-вот заплачет, и хотела уйти до того, как это случится. Она поднялась, но он взял ее за руки и потянул обратно, крепко обнял, прижался губами к ее волосам.
— Лена, если я разбил твое сердце, то свое я разбил в тысячу раз сильнее.
Лена слышала, что он плачет, но не хотела видеть этого.
— Господи, я готов на что угодно, лишь бы все исправить, но не смогу.
Лена сделала слабую попытку высвободиться.
— Я хочу сказать тебе на прощание. Все, в чем я тебе клялся, правда. Я не лгал. Мои чувства к тебе сильнее, больше, искреннее, чем ты можешь себе представить. Помни об этом.
В его голосе слышалось отчаянье. Он почти грубо прижал ее к себе:
— Ты справишься, я знаю. А у меня всю жизнь не будет тебя.
Лене надо было уйти. Она вырвалась и закрыла лицо руками.
— Я люблю тебя, я никогда не перестану, — клялся Костас точно так же, как пару недель назад возле ее дома.
Тогда это был драгоценный подарок. Теперь это стало наказанием.
Лена повернулась и побежала.
Тибби согласилась на педикюр, хотя это противоречило ее убеждениям. Но, во-первых, мама очень просила, во-вторых, трудно было отказаться от бесплатного массажа ног. Сидя рядом с мамой и погрузив ступни в крохотную джакузи, Тибби осознала, что так долго вдвоем они не были все лето. Может, во всем этом есть смысл? Может, чтобы получить желаемое, надо чем-то поступиться? Мама выбрала бордовый лак, а Тибби — прозрачный, но потом передумала и тоже попросила бордовый.
— Зайка, я хотела тебе кое-что показать, — сказала мама, доставая из сумочки конверт. Там лежало письмо, написанное на красивой плотной бумаге. — Это от Ари. — Тибби сглотнула. Она вспомнила о Лене и Ленином горе. — Я плакала, когда его читала, — сказала Элис, будто извиняясь за слезы, которые дрожали в ее глазах.
Тибби поняла, что плакала мама не от грусти.
— Перед тем как уехать в Грецию, она извинилась за ту ссору. Ари всегда была такой милой! — Элис расчувствовалась, и Тибби вдруг поняла, что тоже расчувствовалась.