Я вспоминаю...

В первые дни их романа Джульетта почувствовала, что лучше, чем кто-либо другой, «понимает» Феллини. В 1983 году, когда мы сидели на палубе корабля, отправляющегося в плавание, она скривилась и задумчиво пробормотала: «Я была очень невинна. Безусловно, никому никогда не дано до конца понять такого сложного человека, как Федерико, и мне тоже, а меньше всего самому Федерико.

Он говорил, что не в состоянии понять меня, но это оттого, что он постоянно ищет сложности там, где все просто. В нашей ежедневной жизни он любит все упростить донельзя, поскольку ему хватает сложностей, возникающих в его собственной голове.

Наш роман был романтичен и скоропалителен, так как шла война и Федерико был вынужден скрываться от фашистов, те хотели призвать его на военную службу. Ему пришлось жить в квартире моей тети, так что много времени мы проводили вместе.

Я ходила в школу, мне там нравилось, но ничто не могло сравниться с Федерико. Он был моей первой и единственной любовью. И по-прежнему ею остается.

Федерико был такой смешной. Он меня смешил, но сейчас трудно вспомнить конкретные примеры. Суть была не в том, о чем он говорил, а как он об этом говорил. Но я точно помню, что однажды он позвонил, предложил встретить его и вместе позавтракать. Я знала, как его зовут, но не была с ним знакома. Я знала, что он автор радиопостановки, где мне дали главную роль, и я уже была заинтригована. Пьеса называлась «Чико и Паллина», и я играла Паллину. Речь шла о молодой супружеской чете.

У Федерико был чудесный голос. Было трудно ему в чем бы то ни было отказать именно из-за его голоса — мягкого, теплого, особенно если он говорит по телефону с женщиной. Позже я всегда могла определить, когда он разговаривал с женщиной. Я была актрисой, играла во многих спектаклях, мне все время приходилось работать с актерами, но ничей голос не звучал так, как у Федерико.

Он сказал: «Привет, Джульетта. Меня зовут Феллини». Он сказал «Феллини», а не «Федерико». А потом добавил что-то вроде: «Я сыт по горло жизнью, но перед тем, как покинуть этот мир, я должен увидеть вас. Хоть раз убедиться, как выглядит моя героиня».

Я знала, что, должно быть, он шутит, но мне тоже любопытно было на него посмотреть. Возможно, где-то очень глубоко я интуитивно чувствовала, что он будет моим избранником».

Источником «Чико и Паллины» послужили очерки, написанные им несколько лет тому назад для «Марка Аврелия». В тот момент Джульетта не догадывалась, что основой сыгранного ею образа послужил первый неудавшийся роман Феллини. Когда она это узнала, ей было все равно. Он объяснил ей, что в этих историях больше выдумки.

Ей казалось, что она познакомилась с Федерико только вчера. «Ну, месяц назад, — произнесла она и с тоской добавила: — Но думаю, Федерико кажется, что это произошло давным-давно». Она вспомнила, что во время их первого обеда меню интересовало его больше, нежели ее, и так продолжалось всю их совместную жизнь.

«Когда недавно я напомнила ему нашу первую встречу, выяснилось, что он помнил ее хуже меня. Есть, правда, одна-единственная деталь, которая запомнилась ему лучше. Он мог перечислить все, что мы ели в тот день: не только то, что ел он, но также и то, что ела я».

Она замолчала, потом добавила: «У Федерико всегда была прекрасная память на еду».

Джульетта находила, что ее трактовка образа Джельсоми-ны придает героине необычность и теплоту. Она считала это своей заслугой, так как это выходило за рамки сценария. По сценарию Джельсомина должна выглядеть умственно отсталой, чуть ли не безумной, не столь человечной. Джульетта поняла, что такой подход вызовет у зрителя не симпатию, а скорее жалость. Зрители должны ощущать вместе с Джельсоминой, что значит томиться одиночеством. Она трогательно влюблена в грубого, бездумного Дзампано.

«Кто-то предложил выпустить куклу по имени Джельсомина, — рассказала она мне. — Я не возражала, но Федерико наотрез отказался от этой идеи, так что ничего не вышло. Ему не нравились эти люди, и он решил, что они хотят на нас поживиться».

Джульетта была общительным и в то же время сдержанным человеком. Феллини считал себя застенчивым, но застенчивость Джульетты проявлялась более явно, а у Феллини она была затаена глубоко внутри. В обществе Федерико Джульетта обычно мало говорила, но в его отсутствие становилась более откровенной.

«Я люблю компании, вечеринки с друзьями, — объясняла она, — но мне достаточно просто находиться среди них, необязательно много говорить. С Федерико я ощущаю себя в его тени, меня это устраивает, поскольку эта тень прекрасна. Полагаю, люди предпочтут услышать, что может сказать Федерико».

Она умолкла, потом снова заговорила: «Мне всегда интересно, как ведет себя Федерико с другими женщинами. Ведь я знаю только, как он ведет себя со мной.

Федерико никогда не нуждался в долгом сне, лишь в нескольких часах ночью, так что у него всегда было больше времени, чтобы пуститься во все тяжкие. Люди спрашивают меня, как я терплю грешки Феллини. Я не терплю. Конечно, я не знаю, чем он на самом деле занимается. Я, да и все вокруг, знают, что он переносит на экран и что выдает в интервью. Он итальянец, а итальянцы вынуждены обнародовать свои любовные подвиги, чтобы поднять себя в глазах соотечественников. Думаю, правда кроется где-то посередине между тем, что он говорит окружающим, и тем, что говорит мне. Федерико убеждает меня, что все это ничего не значит. Он никогда не утверждал, что это неправда, что это не имело места, утверждал лишь, что все это никогда ничего для него не значило. Он всегда возвращался домой, ко мне, поскольку я — часть его самого.

Федерико заговаривал на эту тему только тогда, когда я его спрашивала. Если я интересовалась, есть ли в его жизни другие женщины, он отвечал мне примерно то, что я хотела услышать. Если я обвиняла его во лжи, он соглашался со мной. Он уверяет, что ничто из того, что он делает, не может разрушить наши с ним отношения, что я спутница его жизни, что наши жизни связаны, а сейчас нас связывают и общие воспоминания».

В фильме «Путешествие с Анитой», который Феллини надеялся снять вслед за «Ночами Кабирии», главную женскую роль должна была сыграть Софи Лорен. На публике Феллини заявлял, что отказался от съемок ввиду того, что Софи Лорен в тот момент была занята, что соответствовало действительности. Но на самом деле его мотивы были сложнее.

Джульетта считала, что любовные похождения замужней героини основывались на изменах самого Феллини. В реальной жизни, по ее мнению, «Анитой» мог стать кто угодно, исключая Аниту Экберг или Софи Лорен. Феллини это отрицал, но не искал другую актрису на эту роль, поскольку, по его словам, «для этой роли подходила только Софи, и, кроме того, Джульетта была права». Согласно сценарию, героиня Джульетты, жена неверного мужа, была покладиста. В жизни Джульетта далеко не такая.

«Говорят, что итальянские жены другие, — заметила Джульетта, — что они намного терпимее. Дело не в том, что итальянские жены другие. А в том, что итальянские мужья не такие. Какой выбор у нас остается? Какой толк смотреть на сторону: где я найду второго Федерико? Нигде. Он единственный в своем роде, мой Федерико, гений. Я полагаю, гений имеет привилегии».

Джульетта рассказала мне о работе с мужем как с режиссером. Самая трудная проблема, с которой она столкнулась при съемках фильма «Джульетта и духи», заключалась в ее благоговейном страхе перед сотрудничеством с легендарным Феллини. Начинающим режиссером он открыл для нее карьеру актрисы. К моменту съемок «Джульетты и духов» Феллини был ее мужем больше двадцати лет; но перед Феллини-режиссером, живой легендой, она как актриса трепетала.

Джульетта полностью отожествляла себя с одноименным персонажем; Феллини сделал фильм специально под нее и говорил, что образ героини был вдохновлен реально существующим человеком, а именно его женой. Фильм был задуман после полосы переживаний, всколыхнувших их личную жизнь. Стали ходить слухи о его романах, и, что еще страшнее, время от времени поговаривали о существовании другой женщины; Джульетта в это поверила. Поскольку она считала Федерико самым привлекательным и обаятельным мужчиной на свете, естественно, что все женщины хотят его заполучить. Не менее естественно и то, что он может захотеть некоторых из них; но Джульетта не могла примириться с тем, что посчитала в слухах правдой.