Подари мне горы!

— Есть какие-нибудь подвижки с временным пристанищем? — спросил он.

— Никаких. — Стиснув зубы, она продолжала яростно замешивать хлеб. — К твоему сведению, я даже не пыталась искать жилье. А если ты ищешь кофе… — Дженнифер заметила, как он стал шарить по полкам буфета. — Тут тебе не повезет: его просто нет в доме.

Бардалф вышел в прихожую, достал из своего пакета банку кофе, вернулся в кухню, включил газ и поставил на плиту чайник.

— Надеюсь, ты хотя бы поговорила насчет переезда с сыном? — поинтересовался он. — Ведь его надо подготовить к такой перемене в жизни.

— Энди не ночевал дома. — Она плюхнула тесто в просторную миску и накрыла ее белой тряпкой. — Он с вечера остался у друга. Я увижу его только во второй половине дня, когда он придет из школы. А кроме того… — Ее лицо было бледным и усталым. Казалось, она провела без сна всю ночь. — Кроме того, я просто не смогу сказать ему о том, что нас с ним ожидает!

— Сможешь, — спокойным тоном заверил ее Бардалф. — Характер у тебя сильнее, чем ты думаешь…

— Но Энди не сильнее!

— В чем же твой сын слаб?

— Во всем, — пробормотала она. — Ты же знаешь, что всякое переселение — это своего рода травма, особенно для ребенка. Поставь себя на место Энди, и ты поймешь, каким тяжелым испытанием обернется для него расставание с домом, в котором он родился… Мой сын с трудом обзаводится новыми друзьями. Привыкание к новой школе станет для него кошмаром.

— Жизнь — суровая штука, и детей следует как можно раньше приучать к ее невзгодам, — мягким голосом сказал он и поставил перед ней чашку кофе.

— Приучать? Он слишком чувствителен. Испытание, которому ты хочешь подвергнуть нас, сокрушит его! — вскрикнула она и в отчаянии закрыла лицо руками.

— А ты? Как будешь себя чувствовать ты, если тебе придется начать новую жизнь в каком-то другом месте? — спросил Бардалф.

Она судорожно вздохнула и с ужасом огляделась вокруг себя, словно вдруг оказалась одна посреди дикой безлюдной пустыни.

— Мне страшно даже думать об отъезде из этого насиженного гнезда, — с горечью прошептала Дженнифер. — Я люблю каждый дюйм этого дома. Знаю его как свои пять пальцев. Точно так же мне до боли знакома даже каждая ветка в нашем саду, любая улица в нашем маленьком городке, я исходила вдоль и поперек все холмы и долины в нашей округе. На всей Божьей земле не найдется места красивее нашего. К нему я приросла всем сердцем. Вырви меня с корнем из этих мест, — произнесла она с грустным и искренним пафосом, — и ты вырвешь с кровью из меня мое сердце.

— Очень сожалею, что для тебя и Энди расставание с особняком, со всеми этими местами может оказаться таким драматичным, — сочувственным тоном сказал он. — Но… что поделаешь? Такова жизнь. Одна дверь в ней закрывается, другая открывается.

— Ладно, Бардалф! — В ее небесно-голубых глазах вновь сверкнули молнии. — Ты можешь открывать и закрывать любые двери, можешь хлопать ими сколько тебе заблагорассудится… Но только я остаюсь здесь!

Едва заметная улыбка скользнула по его губам, и он медленно и внимательно осмотрел всю ее с ног до головы.

— У тебя на лице остались пятнышки от муки, — пробормотал Бардалф и добавил с улыбкой: — Было забавно наблюдать, с какой яростью ты тискала тесто.

Дженнифер едва раскрыла рот, чтобы что-то сказать, как тут же замерла: его пальцы нежно заскользили по ее щекам, и большие небесно-голубые глаза женщины стали, как магнитом, притягиваться к улыбающимся глазам мужчины, глазам настолько темным и бездонным, что через минуту ей показалось, будто она погружается в какое-то теплое южное море.

Нечаянно его пальцы коснулись мягких, влажных губ Дженнифер. И тотчас что-то встряхнуло и обожгло ее изнутри, словно это был электрический разряд или удар шаровой молнии.

Что происходило между ними? Ведь он собрался вышвырнуть ее на улицу. Тогда к чему эти нежности? Или он опасался, что на прощание она закатит ему сцену, и поэтому решил заранее настроить ее на смиренный лад? При этой мысли ее глаза негодующе вспыхнули, и она резко бросила ему:

— Если ты выгоняешь меня, то распорядись, пожалуйста, заранее, чтобы твои рабочие перевезли мои вещи туда, где я найду пристанище.

— В рабочих не будет необходимости, — с ухмылкой ответил он. — Я перевезу тебя вместе с вещами сам. Не думаю, что эта операция окажется для меня непосильной.

Он подошел к ней сзади, и через секунду вокруг ее талии замкнулось мягкое кольцо из теплых мужских рук. Дженнифер вся так и обомлела. И обмякла. Такая беспомощная и такая… неожиданно вспыхнувшая, отметил про себя Бардалф.

— Не вздумай распускать руки! Иначе тебе несдобровать, — пригрозила ему женщина.

Но в душе она вовсе не угрожала. Наоборот: ей вдруг страстно захотелось, чтобы этот мужчина обнял ее и покрепче прижал к себе, чтобы поцеловал и смелее приласкал.

Бардалф улыбнулся и повернул ее лицом к себе, а когда их взгляды встретились, она почувствовала, как у нее сладостно засосало под ложечкой.

— А если я все-таки распущу руки? — не переставая улыбаться, спросил он.

— Тогда я ударю тебя.

— В таком случае мне следует держать тебя еще крепче и не выпускать из рук.

Он придвинулся к ней совсем вплотную, взял ее за локоточки, и она ощутила над ухом его дыхание. Оно было легкое и теплое, как дуновение летнего ветерка в долине, залитой солнцем.

— Дженнифер, сдавайся. Опусти копья вражды. — Он говорил мягким, ласковым голосом. — Бессмысленно сопротивляться тому, что должно случиться с неотвратимой неизбежностью.

Поморгав, она почему-то уставилась на его аккуратно подрезанные ногти. Ее мысли куролесили, а все тело как-то странно подергивалось и горело; но она не знала, почему оно так вело себя.

Из-за того, что ее выселяли, Дженнифер, по логике, должна была удариться в панику. Но вместо этого она наслаждалась, ощущая на талии ласковые ладони Бардалфа, совсем близкий запах его хлопчатобумажной тенниски, чувствуя тепло излучаемой им мужской энергии…

О Боже, помоги мне разобраться во всем! И прежде всего в самой себе, беззвучно застонала Дженнифер.

Неожиданно у нее появилась слабость в коленках. Сознание стало покидать ее, и она уже приготовилась было плюхнуться на пол, как вдруг сильные руки подхватили ее и не дали упасть. Бардалф стоял около нее так близко, что их губы почти соприкасались. На какой-то миг ею овладело безумное желание приподняться на цыпочках и поцеловать его в губы. Ну не сумасшедшая ли она в самом деле? Куда же девалось ее никогда не подводившее умение властвовать собой, подавлять в нужный момент ненужные инстинкты и желания? Никогда еще она не испытывала ничего подобного. Никогда еще ни один мужчина не вызывал в ней такого сильного физического притяжения, какое вызвал минуту назад Бардалф.

К счастью, он даже не догадывался, какие чувства нахлынули на нее. Реакция собственного тела просто шокировала ее. Ей казалось, что она вся светится изнутри и пылает снаружи. Щеки ее горели, глаза сияли, сердце бешено колотилось. Если бы Лу попросила ее коротко охарактеризовать эмоциональное состояние, в котором она оказалась, ей было бы достаточно произнести лишь два слова: эротическое возбуждение.

Какой ужас! Неужели в ней начал прорастать интерес к греховности? От стыда она густо покраснела. И тут же ее мозг пронзила жуткая мысль: может быть, по своей природе она была самая обыкновенная шлюха? Может быть, такой была ее мать, и ей суждено пойти по стопам родительницы? Вот она, ее наследственность!.. Нет, такого не может быть! Она не должна становиться на путь греха, по которому из века в век идут представительницы первой древнейшей профессии!

— Дженнифер, — пробормотал Бардалф и еще теснее прижался к ней.

— Пусти меня! — застонала она и высвободилась из мягкого кольца его теплых рук. — И не смей больше трогать! — Тон ее голоса стал твердым и категоричным. — Если ты все-таки выгонишь меня из дома, я тут же найду способ вернуться сюда. Обещаю тебе.