Подари мне горы!

Когда Бардалф усадил Дженнифер к себе на колени, ее юбка задралась высоко вверх, а ноги непроизвольно легли на его бедра. Они прильнули друг к другу, совершенно не думая о том, что по шоссе мимо них мчатся машины, в которых могли находиться самые разные люди, в том числе и патрулирующие полицейские.

Ее кожа была мягкой, как бархат. Рассыпавшиеся по лицу волосы переливались, словно шелк, и благоухали розмарином. Ее огрубевшие от физического труда руки ласкали его нежнее и возбуждали сильнее, чем холеные пальчики дам высшего света, с которыми ему приходилось общаться. В Дженнифер не было ничего наносного, ее страстность проявлялась самым естественным, а не искусственным образом.

От всего этого у Бардалфа бешено колотилось сердце и сладостно мутился рассудок. Если бы ему посчастливилось оказаться с этой блистательной женщиной в одной постели, то он…

— Бардалф!

Резкий голос Дженнифер не смог остановить его, и он продолжал целовать ее плотно сжавшиеся губы, пытаясь раздвинуть их горячим, трепещущим языком. Но губы не поддавались, несмотря на сладкие судороги, охватившие все ее тело.

— Дженнифер, — умоляющим голосом пробормотал он.

— Нет!

Увидев ее строгое, будто окаменевшее лицо, Бардалф опустил руки. О Боже, подумал он, эта женщина, похоже, глубоко сожалеет о том, что минуту назад позволила ему целовать и ласкать себя.

Дженнифер опустила взгляд на свою задранную юбку, на гладкие, упругие бедра, вызвавшие такой горячий прилив в паху Бардалфа, и в ужасе закрыла глаза; затем поднялась с дерева и отошла в сторону.

Когда она торопливо привела себя в порядок, он увидел, как затряслись ее плечи. Дженнифер плакала. Ему захотелось снова обнять ее и поцеловать, хотелось признаться ей, что из всех женщин, которых он знал в постели, ни одна не возбуждала его так сильно и неудержимо, как она.

Ему казалось, что для Дженнифер у него никогда не будет хватать нежности и ласки, даже если бы они прожили весь остаток жизни вместе.

Немного успокоившись, она схватила сумочку, подбежала к машине и, открыв дверцу, опустилась на переднее сиденье. Бардалф еще несколько минут постоял у поваленного дерева, размышляя о происшедшем. Он знал, что Дженнифер никогда не была девушкой-простушкой, а теперь, после его несдержанных домогательств, отношения между ними могут не только усложниться, но и ухудшиться. И вдруг его как кувалдой ударило по голове — у него мелькнула дикая мысль о том, что теперь, после того как он зацеловал ее всю на этом старом дереве, она не сможет не пойти с ним на интимную близость. Потому что теперь, по естественной общечеловеческой логике, ей придется выбирать одно из двух: или добровольно уехать из Монтроза (чего она до сегодняшних поцелуев делать явно не хотела), или делить с ним общую постель (против чего, насколько он мог судить по ее поведению на сваленном дереве, в душе она явно не возражала).

Выругавшись, Бардалф вернулся к машине, молча сел за руль и включил зажигание. Когда уже вырулил на шоссе, процедил сквозь зубы:

— Думаю, теперь самое время поискать для тебя работу.

В Дуранго он сразу повел Дженнифер в небольшой магазин модной женской одежды. Игнорируя все ее бурные, смущенные и гневные протесты, Бардалф с железной логикой доказал, что шансов получить работу у нее станет в сто раз больше, если она сбросит с себя это бутылочно-зеленое черт-знает-что, приобретенное еще в эпоху тетушки Берты.

Краснея, она наконец согласилась с его доводами, и продавщица тут же увела ее за перегородку. Минут десять спустя Дженнифер вернулась в зал для клиентов — и у Бардалфа отвисла челюсть. Как она отвисает у подростка, когда тот впервые в жизни видит голую женщину. Только эта, одетая женщина, выглядела гораздо более сексуальной.

— Как вам нравится ваша красавица в новом одеянии? — спросила его продавщица.

— Великолепно.

На ней было платье цвета морской волны, придававшее ее небесно-голубым глазам более глубокий оттенок. Всякий знаток женской красоты без труда констатировал бы, что у Дженнифер прекрасная фигура; но это безрукавное платье, едва прикрывавшее колени, как бы еще более подчеркивало ее статность и гибкость линий ее тела. Разумеется, общий эффект от внешнего вида преобразившейся Дженнифер усиливался новыми элегантными туфлями на высоком каблуке, ажурными чулками и аккуратной модной сумочкой.

— С этим платьем продается еще и пиджак, и он наверняка сделал бы глаза мадемуазель еще более выразительными, — как бы вскользь заметила расторопная продавщица, бросив изучающий взгляд на Бардалфа. Тот, соглашаясь, кивнул.

— Тебе все это нравится, Дженнифер? — спросил он.

— Очень. Но вряд ли у меня найдется требуемая сумма, даже когда я начну работать.

— Тогда это будет от меня… прощальный подарок. Перед твоим отъездом из Монтроза.

— Но… если я не уеду? — В ее глазах появились одновременно испуг и грусть. — Я еще не знаю…

— Зато я знаю. — Он нахмурился, поднялся из кресла и подал продавщице кредитную карточку. — У меня больше не остается времени. — В его голосе послышались раздражительные нотки. — Надо еще кое-кого увидеть. И открыть офис.

— Офис? Ты собираешься открыть офис? — удивилась она.

— Для одного коллеги, — пробурчал мужчина, поняв, что должен соблюдать бдительность, если хочет сохранять свой бизнес в тайне. — Поехали. Твой ансамбль смотрится прекрасно.

На обратном пути из Дуранго Бардалф оформил аренду большого дома в георгианском стиле с видом на пирамидальные пики Сангре-де-Кристо. Заодно он заказал необходимую офисную мебель и оборудование. Перри могла приехать в любой день, и задерживать открытие нового офиса его благотворительного фонда не было никакого смысла.

Прошедший день оказался удачным не только для него. Дженнифер предложили работу в четырех местах! Успешные результаты собеседований как рукой сняли с нее прежнюю унылость, окрылили ее, пробудили чувство гордости. Она выглядела неотразимо. Он то и дело посматривал на нее уголком глаза, и ему трудно было сосредоточить внимание на дороге.

Может быть, сегодняшний день стал для нее переломным, размышлял Бардалф. После дорогой обновки она может войти во вкус, станет по-иному смотреть на жизнь. Интересно, изменится ли ее характер? Появится ли в нем жесткость, изворотливость, коварство? Лучше бы эти черты не появлялись. У нее такое мягкое, доброе сердце! И пусть оно никогда не черствеет. Куда бы ни занесла ее судьба.

Неожиданно у него свело желудок. Опять эта боль. Он не хотел, чтобы Дженнифер уезжала. Ему вдруг стало трудно дышать. Что происходит с его легкими? Снова это холодное паническое чувство. Он напряг ум, чтобы установить контроль над этой слабой и капризной плотью.

— У меня просто кружится голова! — призналась она, когда они на полной скорости проскочили центральную площадь Уилсон-Мэйса. — Бардалф, какую работу мне следует выбрать? Как считаешь ты?

— Тебе решать.

Его безучастный тон подействовал на Дженнифер, как ушат холодной воды, и она вновь ушла в себя. А Бардалф не мог понять, почему ее успехи с трудоустройством так задели его. Чего он боялся? Ведь ему самому, хотелось, чтобы она расширила горизонты своей жизни, обрела под собой прочную базу, улучшила материальное положение. И тем не менее ее предстоящий отъезд вызывал в нем беспокойство. Нет, тревогу. Почему?

Дженнифер украдкой взглянула на него, и ее поразило необыкновенно сумрачное, напряженное выражение его лица. О чем он думал в эту минуту? Что его так встревожило?

— Что случилось? — мягко спросила она.

Вперив неподвижный взгляд на шоссе, Бардалф сказал:

— Думаю.

По неприязненному тону его голоса Дженнифер поняла, что он не хотел даже разговаривать. Должно быть, его шокировало то, как она прореагировала на их поцелуи — слишком страстно и несдержанно. Да, все произошло так внезапно и было так захватывающе! Но что же в самом деле нашло на нее в тот момент? Неужели она непреднамеренно, случайно сбила его с панталыку, когда стала вести себя так, как требовало ее проснувшееся и похотливо разбушевавшееся тело? Бардалф, наверное, был от нее просто в ужасе.