Азимут бегства

— Шалом. — Низкий приглушенный голос говорит с прибалтийским акцентом. Иония не узнает собеседника. — Меня зовут Парвиц, я друг Кендры, она попросила меня позвонить вам.

Иония не знает женщину по имени Кендра, но спустя секунду он распознает шифр.

— Здравствуйте, Парвиц. Почему Кендра попросила вас позвонить?

— Ей пришлось уехать из страны по делам. Там что-то связанное с патентными и дистрибьюторскими правами, она на месяц задержится в Нью-Йорке. Она сказала, что вы дали ей почитать «PaIe Fire» Набокова.

— Да, это так.

— Так вот она просила вернуть ее вам.

— Прошу вас, не волнуйтесь, книга может побыть у нее еще несколько недель.

— Вы не возражаете, если я почитаю ее? Слышал, что она очень хороша.

— Получайте удовольствие, она и вправду великолепна, а когда прочтете, то верните ее Кендре, на случай если она сама не успела ее дочитать.

— Большое вам спасибо.

— Пожалуйста.

— До свидания.

— До свидания.

Тихий щелчок и частые гудки.

Вдали завывает сирена. Иония едва не хватается за телефон. Есть вещи, к которым невозможно привыкнуть. Он смотрит на свой блокнот. Ему требуется всего несколько секунд, чтобы посчитать буквы. Кендра начинается с К, это одиннадцатая буква английского алфавита, а Парвиц начинается с Р, это означает в данном случае «плюс». Одиннадцать превращается в один плюс один равно двум. Вторая неделя месяца.

Pale Fire начинается с Р, это шестнадцать, F означает шесть; если сложить эти числа, то получится двадцать два, два плюс два равно четырем. Четвертый день второй недели, то есть в четверг, и этот четверг наступил сегодня.

Иония выключает звонок, энергично трясет головой, ищет наушники, которые спасают его от ночных сирен. Сегодня будет долгий и пустой вечер. Надо хорошенько выспаться.

9

Он лежит, то проваливаясь в сон, то снова всплывая на его поверхность, прикрыв глаза обмотанной вокруг головы футболкой и заткнув уши затычками, чтобы ничего не слышать. Подушка зажата между колен. Он мучается непонятно от чего, может быть, ему слишком жарко. Да, он спит очень своеобразно, но это доставляет неприятности только его подружкам, а их у него было в последнее время не так уж много. Снова звонит телефон. Перекатившись к ночному столику, он сбрасывает с головы футболку, ощупью отыскивает трубку и пытается сесть.

— Шалом.

Из трубки раздается нечто приглушенное и невразумительное, звук ускользает, словно Иония сидит на дне глубокой ямы.

— Черт, — ругается он, — подождите секунду.

Он выдергивает из ушей затычки и энергично трясет головой, чтобы окончательно вернуться из какого-то небытия, где он только что пребывал.

— Хэлло, — повторяет Иония.

— Ты хорошо себя чувствуешь, приятель?

— Да, как новичок после сеанса греко-римской борьбы.

— Ты не один?

— Нет, конечно, я один-одинешенек. Постой-ка, с кем я говорю?

— Это Койот.

— А?

— Койот. Вспомни, прошлый вечер, Макс, билеты на самолет до Колорадо, там ты познакомился с моей подругой Кристианой.

— Да нет, я понял, кто ты. Мне непонятно, откуда ты узнал мой телефон.

— Есть средства и способы.

Иония молчит, голова его плохо соображает, и он не совсем понимает, что делать. День за окном близится к закату. Койот не умолкает.

— Я здесь, за углом, и думаю, не поговорить ли нам пару минут?

— Если ты хочешь, чтобы я мог связно говорить, захвати с собой кофе.

— Уже захватил. Как ты его пьешь?

— Часто.

— О, я тоже.

— Я живу на верхнем этаже.

— Буду у тебя через секунду.

Иония выкатывается из постели и рывками натягивает на себя одежду, потом оглядывает комнату.

— Ну, вот я и встал, — произносит он, ни к кому, собственно, не обращаясь.

Он слышит, как Койот поднимается по лестнице, и встает, чтобы встретить его. Он оглядывает комнату, удостоверившись, что все, что должно быть спрятано, спрятано и что он помнит, о чем говорил с Максом и что может из этого последовать. После шампанского он спросил у Макса о Койоте, и тот поведал, что Койот в прошлом был контрабандистом и брокером. Его специальность — доставлять что угодно куда угодно.

Потом Иония сказал Максу, что немного перебрал и, пожалуй, слишком далеко зашел с Кристианой, а потом еще и пригласил всех в Колорадо.

— Это неплохой выбор, — вот что сказал на это Макс. Впрочем, сам Иония пока не обладал даром предвидения.

— Что я могу тебе сказать, — продолжал Макс. — Ты приобрел друга на всю жизнь, Койот не тот человек, который легко становится другом, но одно можно сказать: что бы ни случилось, от этой дружбы тебе будет только лучше.

Койот дважды стучится в дверь и ждет. Иония открывает. Они пожимают друг другу руки, и Иония забирает у Койота кофе. Он идет на кухню и переливает напиток из пластмассовых стаканов в большие кружки, после чего возвращается в комнату и отдает одну кружку Койоту.

— Мне кажется, что так кофе вкуснее.

— Вероятно, да.

Койот быстро оглядывает комнату. Открытая кухня, на полках громоздятся стаканы, тарелки и тяжелые чаши. Он поднимает руку, чтобы потрогать ряд горшков, висящих на крюках, вбитых в стену. Донышки их обгорели до черноты, Иония обожает готовить на большом открытом огне.

— Я так и не смог привыкнуть к турецким обычаям, к маленьким стаканчикам, маленьким порциям. Мне нужна кружка, которую можно взять обеими руками.

На стене висит фото в рамке — человек, стоящий на вершине голой скалы. Под его ногами земля уходит к далекому горизонту, превращаясь вдали в смутные очертания. Фигура человека похожа на темный силуэт. Мужчина стоит спиной к объективу, на голове его видны седые, свисающие на спину косички. Койот подходит ближе, чтобы лучше разглядеть фотографию. Внизу дата и подпись «Чертова Башня», а рядом нанесенные карандашом шесть линий гексаграммы.

Иония и Койот подходят к стульям и садятся, освещаемые косыми лучами послеполуденного солнца. Простые стулья сработаны из тяжелого дерева, под стать столу. Койот снимает с головы соломенное канотье, перекидывает ногу на ногу, вешает на колено шляпу и принимается нянчить кружку в ладонях.

— Чем могу быть полезен?

— Я все это время думал о Колорадо, — невозмутимо отвечает Койот.

— И что же ты думал?

— Я думал, как бы выразиться подипломатичнее.

— Лучше всего выразись прямо и без обиняков.

— Я в своей жизни видел всякое, — говорит Койот, — но незнакомец еще ни разу не дарил мне билеты на самолет.

При дневном свете Койот огромен, как дом. Про него нельзя сказать, что он сложен, скорее он нагроможден.

— Значит, ты все еще хочешь, чтобы мы приехали?

— Если ты не хочешь дать мне повод изменить мои намерения.

— Я не могу придумать ни одного повода.

— Я тоже.

— Какого черта, у меня есть хибарка в Монтане. Недавно мне помстилось, что я хочу еще раз там побывать.

Он отхлебывает кофе и оглядывает комнату, думая, что ему предстоит масса дел, хлопоты с письмами и бумагами, которые придется добывать левыми путями.

Койот косится на Ионию.

— Ты спрашивал Макса обо мне?

— На колу мочало, начинаем сказку сначала.

— Могу я спросить, что он ответил?

— Да, — говорит Иония, — ты можешь спросить.

Иония встает, выходит на кухню, возвращается с сигаретами и протягивает пачку Койоту.

— Он сказал, что ты человек, который не побоится разрядить пистолет, если сочтет это своим долгом.

Койот смеется.

— Надо считать, что это похвала?

— Я расценил это именно так.

— Что он сказал о Кристиане?

— Сказал, что она — твой друг, и что ты полностью ей доверяешь.

— Выходит, ты знаешь все.

10

Они покидают Санта-Фе на старом джипе и пересекают сотню миль пустыни Нью-Мексико к югу, по направлению к границе, прежде чем солнце успевает рассветом проколоть вершины дальнего хребта. Ночь переламывается на восток под острым углом, в темном небе начинают одна за одной гаснуть звезды. По пустыне прокатывается плоская лавина света. Анхель замечает жирную после благодатной зимы лисицу, крадущуюся между мескитовых деревьев за ящерицами или мышами. Вдали видны заброшенные дома — оструганные выбеленные доски, все еще, неизвестно, по чьей забывчивости, стоящие на фундаментах.