Последний завет

— Не знаю. Честно. Не имею ни малейшего представления.

Мэгги перехватила хмурый взгляд Ури.

Черт!.. Ничего не выходит, как назло!

— Так, давайте я тогда спрошу по-другому, — торопливо проговорила она. — Сейчас я прочитаю вам последнюю подсказку Гутмана-старшего, которую он оставил для своего сына в виртуальной Женеве. Дословно. А вы послушайте и подумайте, не цепляет ли ваш слух какое-нибудь конкретное слово, хорошо?

Мустафа кивнул и чуть наклонился к Мэгги.

Она повторила слово в слово ту надпись, которую они отыскали на острове: «Иди на запад, юноша, к идеальному городу, что близ Мишкана. Ты отыщешь то, что я приберег для тебя, в древнем лабиринте».

Мустафа попросил Мэгги повторить.

— Полагаю, он намекает тут на Харам аль-Шариф, — наконец проговорил он. — А под лабиринтами, конечно же, имел в, виду те туннели, в которых вы уже побывали. А что касается идеального города, то это, разумеется, Иерусалим. И мы, и израильтяне очень часто называем его так.

— Ну правильно! Но где именно искать? — чуть не крикнул Ури.

— Может быть, слова «иди на запад» являются определенной подсказкой? Может быть, именно в этом направлении нужно двигаться в туннелях?

— Там только одна дорога, и я прошла ее до конца, — вставила Мэгги.

Она также была на грани отчаяния.

— В таком случае не знаю. Извините.

— Да нет, вашей вины тут нет, — спохватилась она. — Мы просто очень рассчитывали, что вы что-то такое вспомните… Нетрудно вспомнить то, чего не было.

Они повернули обратно к гостинице. Мэгги и Ури намеренно смотрели в пол, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Только на автостоянке Мэгги вдруг вспомнила, что даже не выразила Нури-младшему своих соболезнований. Она поспешила исправиться и сказала ему пару ободряющих слов.

— Он работал или был уже на пенсии?

— Работал как проклятый, — ответил Нури. — На раскопках в Бейтине. Чуть не в одиночку там копался в земле. Но если сказать по правде, это его не слишком занимало. Его настоящая мечта так и не исполнилась. И теперь уже вряд ли исполнится.

— А что у него была за мечта, Мустафа? — из чистой вежливости спросила Мэгги.

— Он хотел создать Исламский музей в Палестине и собрать там все, что он когда-либо находил на раскопках.

— Исторический музей?

— Да, в стенах которого была бы сосредоточена вся великая история Палестины.

Ури вдруг поднял голову.

— А вы знаете, что у нас есть музей Израиля?

— Да, конечно. Собственно, отец всегда ставил его в пример и говорил, что придет день, когда и у палестинцев появится точно такой же. В нашей части города. Музей, который докажет всему миру, что мы не выскочки, а древний великий народ.

— Он прямо упоминал музей Израиля? — быстро спросил Ури. — Или вообще говорил об израильских музеях?

— Прямо упоминал. — Мустафа вдруг грустно улыбнулся. — Он часто говорил мне: «Настанет день, сынок, и музей Израиля будет посрамлен, ибо его славу и величие затмят слава и величие Исламского музея, в котором все наши притязания будут подкреплены вещественными доказательствами».

— Должно быть, он бывал в музее Израиля. И скорее всего его водил туда мой отец, — сказал Ури задумчиво.

— Ури?

Он вдруг улыбнулся.

— Все объясню по дороге. Мустафа, не хотите ли проехаться с нами?

Через пару минут они уже поймали такси и отправились в западную часть Иерусалима. С лица Ури не сходила улыбка. Время от времени он качал головой и что-то бормотал себе под нос. А когда вконец заинтригованная Мэгги не выдержала и спросила, что он задумал, Ури вдруг рассмеялся и объявил:

— Похоже, друзья, наши поиски подходят к концу!

ГЛАВА 62

Иерусалим, пятница, 13:11

Ури попросил шофера включить радио погромче и, обернувшись к спутникам, вкратце поделился своими догадками.

— Я понял ту последнюю записку отца слишком буквально. И в этом была моя ошибка. Слова «иди на запад, юноша» я расценил всего лишь как ссылку на Западную стену. Это выглядело очевидным. Но с другой стороны, стал бы отец так прятать эту подсказку, будь она столь очевидной? Я думаю, что «иди на запад» — это указание отправиться в западную часть города и побывать в месте, с которым был хорошо знаком он сам и его «брат» Ахмад Нури. Да, действительно, «мишкан» можно перевести как «храм». И мы с тобой, Мэгги, решили, что речь идет о Храмовой горе. Но Мишкан — это еще и Кнессет, здание парламента!

Они как раз проезжали его, и Ури ткнул в окно пальцем.

— А древний лабиринт?

— Не беспокойся, Мэгги, блуждать по катакомбам не придется. Вот увидишь!

Он обернулся к шоферу и вновь попросил у него телефон. В первый раз Ури сделал это, едва они отъехали от гостиницы. Он набрал чей-то номер и с кем-то весело поболтал. Не знавшая иврита Мэгги, хмуря брови, наблюдала за ним. Может быть, это он с Орли воркует? То-то у него поднялось настроение… Кто его знает, когда они расстались — год назад или месяц. А может, и вовсе не расставались, просто он не хотел огорчать ее, Мэгги…

Впрочем, чем дальше они ехали, тем пасмурнее становилось лицо Ури. Он нервно барабанил костяшками пальцев по шоферскому бардачку и то и дело просил таксиста ехать быстрее. Мэгги обеспокоилась и спросила его, что случилось.

— Шаббат… — вновь сказал он.

Они наконец добрались до места. Мэгги бросилось в глаза, что их машина была единственной на стоянке. Ури сорвался с места и — несмотря на свою хромоту — пулей метнулся к кассам. Те оказались закрыты. Когда Мэгги и Мустафа догнали его, он уже разговаривал на повышенных тонах с охранником, красноречиво тыча пальцем в свои часы.

Музей Израиля был закрыт.

Шаббат.

Наконец охранник, смилостивившись, допустил Ури к внутреннему телефону. Тот быстро набрал короткий номер и вновь заворковал с кем-то, весь расплываясь в улыбке. Мэгги это уже начинало слегка нервировать… Она точно знала, что он говорит с женщиной.

Закончив разговор, Ури вернулся к ним. Он ничего не объяснял, а Мэгги была слишком рассержена, чтобы унижать себя расспросами. Наконец спустя несколько минут дверь выходившего в вестибюль зала распахнулась и на пороге показалась молодая женщина с бейджем музейного работника, приколотым к блузке, и тяжелой рацией в руках. Ури приветливо улыбнулся ей и замахал рукой.

— Имейте в виду, что мы с вами съемочная группа Би-би-си, — тихо проговорил он. — Мэгги, ты корреспондент.

Женщина скользнула по Мэгги заинтересованным, но не неприязненным взглядом и подошла к Ури. Тот вел себя просто гениально. Склонялся к ней, небрежно и по-приятельски касался рукой плеча и все время улыбался. Черт возьми, он улыбался как влюбленный школьник!

Девушка была сражена его обаянием и даже заметно покраснела. Уже через пару минут охранник, скорчив недовольную физиономию, вынужден был допустить их в музей. Как заверил его Ури, «всего на пару-тройку минут».

Девушка шла впереди, а Ури, напротив, чуть приотстал и поравнялся с Мэгги и Мустафой.

— Это сотрудница отдела по связям с общественностью, — сказал он уже без улыбки. — Я сказал ей, что мы виделись с ней несколько лет назад здесь же. Очень переживал по поводу того, что она меня так быстро позабыла.

— А ты действительно виделся с ней?

— Нет, конечно.

Ури, войдя в привычный для себя образ телевизионного режиссера, объяснил наивной девочке, что они снимают документальный фильм и уже сегодня ночь пленку необходимо отправить в Лондон на монтаж. Они уже собрали было чемоданы, как вдруг вспомнили, что забыли сделать одну очень важную «подводку» из музея. Отсутствие камеры Ури объяснил тем, что им отнюдь не требуется крупный план, а важно лишь заснять Мэгги в музее, а потом «отъехать» на панораму города. Поэтому операторская группа расположилась во-он там… Ури ткнул пальцем в окно на далекие верхушки деревьев. В принципе, если необходимо, можно созвониться с оператором прямо сейчас. Им всего-то нужно сказать в музее на камеру пару слов, и уже через пять минут их тут не будет.