Последний завет

— Ты так ничего и не поняла, Мэгги. А я тебе говорю: ты ни в чем перед нами не провинилась. Ты блестяще поработала и сделала именно то, чего мы от тебя и ждали. Умница!

ГЛАВА 57

Иерусалим, пятница, 09:41

Мэгги побледнела и, будучи не в силах больше смотреть на Миллера, опустила глаза в пол. А раз опустив, уже не могла себя заставить поднять их. Ее мучил жгучий стыд…

Слова Брюса Миллера перевернули все с ног на голову. Еще минуту назад Мэгги почти торжествовала — задавала вопросы, а Миллер вынужден был отвечать на них, инициатива была в ее руках. Но теперь… Все ее козыри мгновенно обратились в пыль. Если бы сейчас речь шла о территориальных границах, о доступе к источникам пресной воды, даже о том, к кому из супругов отойдет домик в Хэмптоне… она бы справилась. Но речь шла сейчас о ней самой. А это была ахиллесова пята любого, даже самого опытного переговорщика. В Вашингтоне до сих пор вспоминали трагикомический эпизод из жизни одного ее коллеги, который был гением в профессии и стал лауреатом Нобелевской премии мира, но потерпел позорное поражение, когда попытался попросить начальство о прибавке к жалованью.

— Я не понимаю… — глухо проговорила Мэгги. — Что ты хочешь этим сказать?

Миллер заглянул ей в глаза и улыбнулся. Он знал, что поймал ее. И знал, что ей не вырваться.

— Перестань, Мэгги, не строй из себя оскорбленную невинность. А впрочем, что толку говорить сейчас об этом? У нас есть дела поважнее, не так ли? Нам еще предстоит, между прочим, спасти мир.

— Можно подумать, тебе есть какое-то дело до мира…

— Шутишь? Нет, ты шутишь? — Улыбка исчезла без следа. — А чем мы, по-твоему, здесь занимаемся? Все, что делалось нами и делается, все направлено на достижение единственной цели — мира на Ближнем Востоке. Мы отлично знаем, что, как только эта чертова табличка всплывет на поверхность, вся рыба в пруду передохнет! — Губы его презрительно скривились. — Не понимаешь? А я не удивляюсь. Вы, европейцы, только шампанское на светских раутах хлестать горазды да языком молоть без толку. О, я-то знаю вашего брата! Повидал! Выводок либеральных засранцев! — Миллер перегнулся к ней через стол. — Вас хлебом не корми, дай только лишний раз полюбезничать за красивым круглым столом или на коктейлях, блеснуть умишком на закрытых консультациях и стратегических совещаниях, поучаствовать в составлении текста резолюций ООН, пообниматься друг с другом на лужайке перед Белым домом под вспышками фотокамер… Вы обожаете эстетическую сторону дела. Но почему бы вам всем хоть разочек не спросить самих себя, только честно: а кто на самом деле заключает мирные договора? Ты задумывалась о том, что заставило в свое время Слободана Милошевича добровольно явиться в Дейтон и сесть за стол переговоров, а? Задумывалась?..

Ну так я скажу тебе! Мир приносите не вы, чистоплюи и политические аристократы, а подонки и мерзавцы вроде меня. Милошевич поставил свою подпись под вашей бумажкой вовсе не за твои красивые глаза. Твои родственнички из ИРА регулярно идут на перемирие вовсе не благодаря вашим чистоплюйским увещеваниям. Нет! Они это делают только потому, что знают: в противном случае я обрушу им на головы мегатонны динамита. И они знают это наверняка, потому что бывали прецеденты…

А оды в прессе и премии за мир — это ваш хлеб. Мы вам его дарим. Пусть «Нью-Йорк таймс» тебя хоть всю оближет, мне плевать. Я всегда буду оставаться в стороне, мои рога и копыта не больно уж фотогеничны. Пусть газетчики думают, что им угодно. Но я хочу, чтобы ты знала! И не обманывала себя! Никогда и нигде не будет мира до тех пор, пока кто-то вроде меня не начнет угрожать этому миру войной!

— Стало быть, ты именно этим здесь и занимаешься? Организуешь небольшую войну во имя большого мира?

— Вот именно, черт возьми! Именно этим мы здесь и занимаемся! И у нас все идет хорошо! Переговоры пока продолжаются!

— Чисто номинально.

— Есть еще консультации, закрытые встречи. Они еще разговаривают между собой, поверь мне. Это лучше, чем ничего. Но все мгновенно полетит к чертям собачьим, как только всплывет эта проклятая табличка!

— А без этого, выходит, все на мази?

— Да, можешь себе представить! И я горжусь тем, что мы делаем!

— Кто еще знает то, что теперь знаю я?

Миллер несколько успокоился и принялся внимательно рассматривать свои ногти на руках.

— Небольшая группа профессионалов, которых наняли для этой работы. Ребята бывалые, все прошли в свое время через спецназ.

— Люди, которые схватили меня… Это они убивали?

— Слушай, я не вдаюсь в технические подробности операций. У меня других забот хватает.

— А остальные, выходит, не в курсе? Госсекретарь, Санчес?

— Не в курсе. Незачем.

— А мне ты рассказал.

— От тебя у меня секретов нет. Я вообще собираюсь вынести тебе благодарность.

— Что?

— Ты должна гордиться собой.

— Ты о чем вообще?..

— О твоей работе. Ты все сделала образцово. Да с тебя, девочка, надо учебники писать.

— Я не понимаю, Миллер…

— Будет тебе! Она, видите ли, не понимает! А зачем, скажи на милость, мы именно к тебе прислали на дом Бонхэма?

— Чтобы я помогла довести переговоры до логического завершения. До последнего времени все шло хорошо и требовалось лишь приложить последнее усилие. Я же «открывашка», ты это знаешь.

— Да при чем здесь это…

— Как это при чем? Это сказал мне сам Бонхэм!

— Ну естественно. Я бы дал ему по башке, если бы он сказал тебе что-нибудь другое. — Миллер вдруг устремил на нее тяжелый, неприятный взгляд. — Но ты ведь не вчера родилась, Мэгги. Неужели тебе не известно, что в Госдепе таких «открывашек»… как собак нерезаных? Думаешь, ты одна такая гениальная? Я могу отпускать таких, как ты, опытных дипломатов пачками в магазинах! Специалисты по проблемам Ближнего Востока? Целая рота таких! Пожалуйста. Мэгги! Не говори мне, что ты не догадывалась, почему мы выбрали именно тебя. Дипломатов много, но ты одна такая. У тебя есть один… скажем так, дар.

Мэгги начала краснеть.

— О чем ты, Миллер?

— Нам необходимо было приставить человека к Гутману-младшему. Мы понимали, что если кто-то и может отыскать табличку, так это он.

— Вы привезли меня сюда… — Она не сумела договорить.

— Да посмотри наконец правде в глаза, Мэгги. У тебя оказалась подходящая… специализация. Тебе однажды уже удалось приручить одну африканскую гориллу с ракетной установкой в лапах. И я знал, что у тебя это получится снова. И у тебя получилось. Гордись собой.

Мэгги тупо смотрела на него. У нее было такое ощущение, будто внутри ее сердца взорвалась граната. Так вот оно в чем дело… Стало быть, не на мирные переговоры ее изначально посылали… Ей отчетливо вспомнился разговор с Бонхэмом, как он уламывал ее, приводил аргументы… Говорил, что это шанс исправить когда-то допущенную ошибку, с триумфом вернуться в профессию, утереть всем скептикам носы… А все проще гораздо… Бонхэм говорил одно, а имел в виду прямо противоположное. Она отправилась в Иерусалим вовсе не затем, чтобы исправить ту ошибку, а чтобы… повторить ее. Миллер или кто там еще натравил на нее Бонхэма, рассчитывая вовсе не на то, что она опытнейший переговорщик. Им не нужны были эти ее таланты. Им от нее требовалось нечто совсем иное. Ее другая… специализация. А она уши развесила… Дура, какая же дура…

Разведка бывшей ГДР особенно славилась операциями «ловли на живца». И она, Мэгги, должна была провести именно такую операцию. Это самое дно шпионажа — подсылать к подозреваемому шлюху…

Она почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Голова кружилась… Она вдруг приподнялась со своего стула, быстро перегнулась через стол и залепила Брюсу Миллеру звонкую пощечину. Тот не долго думая ответил тем же, и Мэгги едва не покатилась по полу. А Миллер тем временем нажал кнопку у себя на столе, и в комнату тут же ввалились двое в масках…

— Мэгги, мы уже долго с тобой болтаем. Не могу сказать, что мне это не нравится, но я наконец хочу узнать, где табличка.