Индиана Джонс и Храм Судьбы

Джеймс Кан

Индиана Джонс и Храм Судьбы

Роман по сценарию Уилларда Хайка и Глории Катц, основанному на сюжете Джорджа Лукаса

Глава 1

С раскаленной сковороды...

Шанхай, 1935 год

В ночном клубе воздух был пропитан буйным весельем и табачным дымом. Дамы, господа, личности не самого респектабельного вида и всех национальностей, а также те, кого не пожелала бы признать своими ни одна нация, в строгих костюмах, занимали столики, расставленные вокруг танцевальной площадки. Длинноногие девицы с сигаретами в руках и длиннолицые вышибалы, экзотические блюда и официанты в смокингах, смех — то тихий, то громкий — и шампанское, нарушенные клятвы и запах опиума, примешивающийся к табачному дыму — все это витало в воздухе заведения. Декадентского заведения эпохи глубокого упадка. И все же весьма веселого, напоминавшего прощальное пиршество накануне конца света. Несколько лет спустя должна была разразиться Мировая война.

Вдоль наружной стены, в декоративных нишах и за арками в восточном стиле то тут, то там открывались подобия балкончиков и отдельные кабинеты. Бар размещался в глубине зала. Сбоку от него, возле дверей, ведущих на кухню, сидели музыканты, а еще дальше, прямо перед танцевальной площадкой, располагалась небольшая сцена.

По обеим сторонам сцены восседали на тронах два деревянных изваяния — китайские боги войны — с обнаженными мечами и холодными улыбками на устах, словно председательствующие на этом празднестве.

Рядом с изваянием, стоящим слева от сцены, мерцал огромный гонг, подвешенный к потолку на двух толстых тросах. Барельеф на нем изображал разъяренного дракона над вершиной горы. Тут же стоял мускулистый служитель в шароварах и с деревянным молотком, висящим поперек его обнаженного торса.

По центру сцены, прямо в зал смотрела огромная распахнутая пасть дракона. Над нею выдавались свирепо косящие в разные стороны глаза. Усы из папье-маше шевелились в унисон с наполняющим зал шумом, а образующие чешую бумажные фонарики убегали назад, к занавесу.

Вдруг из пасти дракона заструился дым. Служитель с обнаженным торсом торжественно ударил молотком по гонгу.

Клубы дыма, заполнившие пасть дракона, пронизали лучи огненно-красного света, который, казалось, стекал по ступенькам со сцены вниз, на танцевальную площадку. Заиграла музыка, и из багрового оскала чудовища медленно появилась женская фигура.

На вид женщине было лет двадцать — двадцать пять. Зеленовато-голубые глаза, темно-русые волосы. На ней было золотисто-красное платье с высоким воротом, перчатки в тон, туфли на шпильке, в ушах — серьги в форме бабочек. Девушка постояла мгновение на нижней челюсти дракона, игриво дергая его за верхние зубы, затем с томным вздохом ступила на сцену. Ее звали Уилли Скотт. Она была сногсшибательна.

С десяток девушек из кордебалета, высыпав на сцену, принялись танцевать на ступеньках, расходившихся в обе стороны от головы дракона. Они помахивали веерами, прикрывая изысканно подкрашенные лица. На них были укороченные золотистые кимоно, открывавшие взгляду изрядную часть обтянутых шелковыми чулками ног.

Уилли запела.

Мало кто из присутствующих в зале слушал ее пение, но Уилли это мало заботило. Она заученно, как профессиональная актриса, двигалась вниз и вверх по ступенькам, продолжая петь, между тем как мысли ее блуждали в клубах дыма, сгустившегося над сценой, точно сны бутафорского дракона. Вместо этого злачного шанхайского ночного заведения ее воображение рисовало большую сцену, а вместо горстки дешевых танцовщиц, отплясывавших за ее спиной, — шеренгу блестящего кордебалета. Уилли была снова в Штатах, но уже признанной звездой, богатой, обожаемой, ослепительной, независимой...

Дым немного рассеялся, и Уилли вновь вернулась к действительности. “Тем хуже для этой толпы, — подумала она. — Они слишком низменны, чтобы оценить высококлассное исполнение, даже если все происходит у них на глазах, перед их столиками”.

Дирижер дал ей знак — и она, сняв с себя алый шарф и с насмешкой разглядывая сквозь него публику, затянула финальный припев. Когда голос ее смолк, музыканты отыграли концовку и замерли. Публика зааплодировала. Уилли поклонилась. Трое мужчин за ближним к сцене столиком вежливо хлопали, ухитряясь улыбаться одними уголками рта. Это были король гангстеров Лао Че и его два сына. Отпетые негодяи, умело скрывавшие свою истинную сущность под слоем утонченной светскости.

Уилли подмигнула им со сцены. Точнее, одному из троих, Лао Че, у которого она находилась на содержании.

Он кивнул ей в ответ. Но тут внимание его привлекло нечто другое, и на лицо гангстера легла тень беспокойства. Взбегая обратно по ступенькам в пасть дракона, Уилли обернулась, чтобы разглядеть, что послужило причиной внезапной перемены в настроении ее покровителя.

Оказалось, что причиной тому — появление нового посетителя на лестнице, ведущей в зал. На нем был белый смокинг с красной гвоздикой в петлице, черные брюки, жилет и бабочка. Больше Уилли рассмотреть не удалось. Она лишь успела заметить, что вошедший хорошо держится. И ощутила при этом дурное предчувствие. “Уж не переодетый ли это полицейский”, — промелькнуло у нее в голове.

Вошедший спустился в зал, и ему навстречу поспешил официант. Выпархивая со сцены за кулисы, Уилли успела подумать: “Он ничего... Но от такого жди беды”.

Индиана Джонс, выйдя из лифта, начал спускаться по лестнице в зал ночного клуба “Оби Уан” как раз в тот момент, когда кончится очередной номер, и дюжина танцовщиц в золотистом кимоно под аплодисменты публики упорхнула прочь со сцены. Он улыбнулся про себя: “Эй, куда же вы, девушки, я ведь только пришел!”

Небрежной походкой Инди продолжал спускаться, обводя в то же время настороженным, как у кота, взглядом зал.

Все это было ему хорошо знакомо: разгулявшаяся толпа, буйное пиршество. Люди, собравшиеся в зале, принадлежали к вымирающему племени. Если столь любимые ими побрякушки сохранятся, драгоценности, представить себе, что творилось в этом помещении? “Эту низменную жизнь...” — подумал Индиана, остановившись взглядом на столике Лао Че.

Когда он достиг подножия лестницы, к нему подошел официант: молодой, но уже начинающий лысеть человек, субтильный, однако оставляющий впечатление некой опасности, полукитаец-полуголландец, по имени By Хан. Он слегка поклонился Индиане, с ничего не выражающей приветственной улыбкой, сказав при этом так тихо, чтобы услышал только Джонс:

— Будь осторожен.

Индиана с отсутствующим видом кивнул ему и направился к столику Лао Че и его сыновей, которые при его приближении перегруппировались. Аплодисменты смолкли.

— Доктор Джонс, — поприветствовал король гангстеров.

— Лао Че, — ответит Индиана.

Лао было под пятьдесят. Несколько слоев роскошной жизни отложились в его щеках и брюшке, но внутри, под этими округлостями, скрывался монолит. Одет он был в вечерний костюм из черного шелка, черную рубашку и белый галстук. Блестящая материя напоминала шкурку ящерицы — впечатление, довершавшееся тяжелыми, как у рептилии, веками, которые оставляли глаза гангстера полуприкрытыми. На левом мизинце короля преступного мира красовался золотой перстень-печатка императорской династии Чанг — Индиана это тут же отметил профессиональным восхищением.

Слева от Лао сидел его сын Као Кан, более молодая копия отца: коренастый, бесстрастный, жестокий. Справа — второй из сыновей, Чен — высокий, прозрачный, как привидение, юноша. Белый шарф, свободно обмотанный вокруг его шеи, наводит на мысли о бинтах, какими обматывают мумии при бальзамировании.

— Ни чин ли хау ма — ухмыльнулся Лао, не сводя глаз с Индианы.

Оба сына зловеще рассмеялись.

— Ва джунг хау, ни нар — улыбнулся в ответ Индиана. — Ва хвей ханг джунг чи джа луни као су ва шу шу.

Шутка обернулась против самого шутника. Трое сидящих за столиком не произнесли ни слова. Лао сверлил Индиану ядовитым взором.