Покров для архиепископа

Фидельма сперва недовольно прикусила губу, но тут же ее лицо осветила улыбка.

— Пожалуй, отложим паломничество к могиле святого Петра на другой день, — ответила она. — Диакониса, хозяйка моей гостиницы, водила меня и еще нескольких людей туда, где, как считается, был заточен Петр. Это было удивительно. В камере лежала груда цепей и стоял монах с напильником, и за баснословные деньги мог отпилить для тебя кусок цепи; он уверял, что это те самые цепи, в которые был закован Петр. Похоже, что святой обряд паломничества стал для Рима источником дохода.

Она заметила, что сакс уже некоторое время то и дело оглядывается.

— Послушай, сестра, за нами ходит какой-то круглолицый монах с тонзурой как у ирландца или бретонца. Если быстро оглянешься направо, увидишь — он стоит на той стороне дороги в тени кипариса. Ты знаешь этого человека?

Фидельма посмотрела на Эадульфа в недоумении, а затем бросила взгляд туда, куда он показал.

На миг ее глаза встретились с темными глазами мужчины средних лет, круглыми от удивления. Как и описал Эадульф, он был острижен по ирландскому или бретонскому обычаю: его голова была аккуратно выбрита спереди по линии от уха до уха. На нем были простые домотканые одежды, а лицо было круглое, как луна. Под взглядом Фидельмы монах обмер, а потом, потемнев лицом, быстро развернулся и побежал прочь и растворился в толпе за кипарисами по ту сторону аллеи.

Фидельма повернулась, озадаченно нахмурившись.

— Я его не знаю. Однако он определенно мной интересуется. Ты говоришь, он за нами следит?

Эадульф торопливо кивнул.

— Я его заметил еще у Латеранского дворца. Когда мы шли по Виа Мерулана, он двигался за нами. Сначала я думал, что это совпадение. Но только что заметил, что, когда мы остановились, он тоже остановился. Ты уверена, что не знаешь его?

— Нет. Может быть, он ирландец и услышал, как я говорю. Может, он хотел поговорить со мной о доме, но стеснялся подойти?

— Может быть, — сказал Эадульф недоверчиво.

— Ну, он уже ушел, — сказала Фидельма. — Пойдем дальше. О чем мы говорили?

Эадульф неохотно повиновался.

— Кажется, ты опять осуждала Рим, сестра.

Глаза Фидельмы засверкали.

— Да, осуждала, — согласилась она. — Я даже узнала в общине, где остановилась, что есть специальные книжки для пилигримов, в которых указаны все примечательные места в городе, все усыпальницы и катакомбы, где каждого убеждают потратить все, что есть у него в кошельке, на реликвии и памятные вещи. В нашей гостинице есть такая книжка-путеводитель, называется «Notitia Ecclesiarum Urbis Romae» — «Знакомство с церквами города Рима»…

Эадульф перебил ее:

— Но ведь нужно сохранять память о том, где находятся гробницы и кто в них похоронен, — возразил он.

— А брать с паломников огромные деньги за пузырьки-ампулы с маслом, якобы взятым из светильников в катакомбах — тоже необходимо? — резко ответила Фидельма. — Трудно вообразить, чтобы кто-то верил в чудотворную силу масла из усыпальниц святых.

Эадульф тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой.

— Наверно, нам не стоит больше ходить вместе по таким памятным местам.

Фидельма тут же раскаялась:

— Ну вот, я снова дала волю моему языку и говорю все, что думаю. Пожалуйста, прости меня, Эадульф!

Сакс изобразил на лице осуждение, но, увидев знакомую озорную улыбку Фидельмы, не смог дуться.

— Хорошо. Давай найдем что-нибудь, о чем наши мнения совпадут, — сказал он. — Например… вот, здесь неподалеку — церковь Девы Марии Снежной.

— Снежной?

— Да. Говорят, однажды августовской ночью Пресвятая Дева явилась Папе Либерию и патрицию Иоанну и повелела им построить церковь на Эсквилинском холме в том месте, где наутро будет лежать снег. Наутро они действительно нашли островок снега, точно совпадающий с очертаниями церковного фундамента.

— Такие истории рассказывают о многих церквах, Эадульф, чем же интересна именно эта?

— В ней сегодня вечером будет месса за упокой души блаженного Айдана из Линдисфарна, который умер в этот день тринадцать лет назад. Многие паломники из Ирландии и саксонских земель будут там.

— Тогда я тоже пойду, — сказала Фидельма, — но сперва мне бы хотелось взглянуть на Колизей, я хочу увидеть место, где мученики веры приняли смерть.

— Отлично. А о расхождениях между Римом, архиепископом Кентерберийским и Армаком говорить больше не будем.

— Договорились.

На некотором расстоянии от них, хорошо спрятавшись в кипарисах и прищурив глаза, луноликий монах смотрел, как они уходят все дальше и дальше по Виа Мерулана.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Фидельме казалось, что она только что заснула, когда ее внезапно разбудил настойчивый звон колокольчика. С тихим недовольным стоном она перевернулась на другой бок и попыталась вновь поймать ускользающий теплый сон. Однако сон ушел, потому что колокольчик продолжал звенеть посреди ночной тишины, а затем к нему присоединился резкий голос. Уже слышался тревожный шорох — братия просыпалась, и сонные голоса спрашивали, что случилось. Фидельма окончательно проснулась и заметила, что в комнате совершенно темно. Она спрыгнула с кровати, торопливо накинула облачение и стала нащупывать свечу, когда в дверь ее комнатки робко постучали. Не успела она открыть рот, чтобы ответить, дверь распахнулась. На пороге стояла взволнованная диакониса Эпифания, озаренная пламенем лампы в коридоре, которая горела даже ночью.

— Сестра Фидельма! — простонала Эпифания, стиснув руки и заламывая пальцы.

Фидельма стояла спокойно, разглядывая ее испуганное лицо.

— Успокойтесь, Эпифания, — ласково ответила она. — Что случилось?

— Там офицер латеранской стражи, custodes. Он требует, чтобы вы пошли с ним.

В одно мгновение в голове Фидельмы пронесся целый рой мыслей. Она успела впасть в панику, пожалеть, что вообще согласилась выполнить просьбу Ультана и приехала сюда; ощутить вину за то, что критиковала Его Святейшество и упрекала римских клириков в том, что они берут с пилигримов деньги. Неужели кто-то услышал это и донес на нее? Усилием воли она заставила себя успокоиться. Ни лицом, ни единым движением не выдала себя.

— А куда он хочет отвести меня? — спокойно спросила она. — И для чего?

Внезапно диаконису оттолкнули в сторону, и на пороге кельи возник смазливый молодой солдат в одежде стражника. Он высокомерно глядел поверх головы Фидельмы, стараясь не встречаться с ней глазами. Она достаточно пробыла в Риме, чтобы по знакам отличия понять — это тессерарий, младший командир дворцовой стражи.

— Нам дан приказ отвести вас в Латеранский дворец, сестра. Причем немедленно, — резким отрывистым голосом произнес молодой солдат.

Фидельма попробовала улыбнуться.

— Для каких целей?

На лице стражника было все то же каменное выражение.

— Этого мне не сообщили, сестра. Я лишь исполняю приказ.

— А этот приказ дозволяет мне умыть лицо и переодеться? — невинно спросила она.

Стражник встретился с ней взглядом, и его неподвижное лицо вдруг ожило. Казалось, он был смущен, однако замешкался только на мгновение.

— Мы подождем вас снаружи, сестра, — согласился он и исчез так же внезапно, как и появился.

С тихим стоном вбежала Эпифания.

— Что это значит, сестра? Скажите мне, что это значит?

— Я узнаю это не раньше, чем оденусь и пойду вместе с этим стражником во дворец, — ответила Фидельма как можно более спокойным голосом, стараясь не показать, что ей тоже страшно.

Диакониса заметно смутилась, помедлила на пороге и вскоре вышла.

Фидельма какое-то время стояла неподвижно. Ей было холодно и одиноко. Потом она повернулась и заставила себя налить воды в таз. И стала умываться, делая каждое движение нарочито медленно, чтобы собраться с мыслями.

Десять минут спустя с абсолютно невозмутимым видом Фидельма вышла во двор. У ворот стояла диакониса, а из окон выглядывали обеспокоенные собратья. Кроме молодого человека, что заходил в келью, ее ожидали два офицера дворцовой стражи.