Страница 28 из 50
Фидельма хотела возразить — но что толку? Эадульф был прав. Обычаи в Нортумбрии и в ее стране — разные.
— Давай найдем Сиксвульфа, — сказала она, отворачиваясь от окна.
Крики под окном стихли. Толпа вернулась к прерванному ярмарочному веселью. А куль тряпья, рухнувший наземь от первого брошенного камня, лежал неподвижно.
Едва Сиксвульф вошел в келью, как Фидельма узнала его — этот был тот самый молодой монах с соломенными волосами, что стоял рядом с Вилфридом в храме.
Сиксвульф был стройный, с гладким лицом и голубыми глазами, высоким голосом и шепелявым выговором. А еще он имел привычку хихикать и хлопать глазами всякий раз, когда ему задавали прямой вопрос. Фидельме приходилось напоминать себе, что она говорит с мужчиной, а не с кокетливой девушкой — столь двойственной казалась природа этого юноши. Его возраст тоже плохо поддавался определению — должно быть, двадцать с небольшим, хотя бритва, похоже, еще не касалась мягкого пушка на щеках.
Брат Эадульф расспрашивал молодого человека на саксонском, а Фидельма изо всех сил старалась следить за беседой, пользуясь своими покуда скудными, но пополняющимися знаниями этого языка.
— Ты посетил настоятельницу Этайн в тот день, когда она умерла, — ровным голосом проговорил Эадульф.
Сиксвульф слегка хихикнул и приложил гибкую руку к тонким губам.
Его светлые глаза смотрели на них поверх ладони почти кокетливо.
— Разве?
В его голосе был странный чувственный оттенок.
Эадульф неприязненно фыркнул.
— С какой целью ты посетил настоятельницу Этайн в ее келье?
Веки снова затрепетали, и послышался очередной нервный смешок.
— Это только моя тайна.
— Отнюдь, — возразил Эадульф. — Мы наделены властью — по повелению твоего короля, епископа и настоятельницы этого монастыря — доискаться до правды. Ты обязан сообщить нам все.
Голос Эадульфа прозвучал резко и язвительно.
Сиксвульф заморгал и надул губы в насмешливом раздражении.
— Ну и прекрасно! — ответил он обиженно, как ребенок. — Я пошел по просьбе Вилфрида Рипонского. Я, знаете ли, его секретарь и доверенное лицо.
— С какой целью ты ходил туда? — снова спросил Эадульф.
Молодой человек молчал и хмурился, глядя исподлобья.
— Спроси об этом у настоятеля Вилфрида.
— Я спрашиваю тебя, — рявкнул Эадульф. — И я жду ответа. Говори!
Сиксвульф выпятил нижнюю губу. Сестра Фидельма быстро опустила глаза, чтобы не показать, как изумляет ее поведение странного молодого монашка.
— Чтобы вести переговоры с настоятельницей от имени Вилфрида.
— Переговоры? — Фидельма решила, что неправильно расслышала слово.
— Да. Как главные защитники Рима и Колумбы, Вилфрид и настоятельница Этайн собирались согласовать пункты перед тем, как начнется общий диспут.
Фидельма широко раскрыла глаза.
— Настоятельница Этайн договаривалась с Вилфридом Рипонским? — переспросила она по-ирландски, повернувшись к Эадульфу.
Сиксвульф пожал своими узкими плечами.
— Согласование пунктов перед диспутом сберегает много времени, сестра.
— Я не поняла, что ты имеешь в виду. Хочешь ли ты сказать, что пункты разногласий должны быть согласованы перед публичным обсуждением?
И снова Эадульфу пришлось перевести этот вопрос на язык саксов для монаха, а его ответ — на ирландский.
Сиксвульф поднял брови, словно вопрос был неуместен.
— Конечно.
— И настоятельница Этайн готова была пойти на такие договоренности?
Фидельма была удивлена, узнав, что переговоры велись за спиной синода. Казалось нечестным, что противники могут договариваться по каким-то вопросам, не вынеся их на открытое обсуждение.
Сиксвульф вяло пожал плечами.
— Я бывал в Риме. Так всегда делается. Зачем тратить время, пререкаясь публично, когда частное соглашение приносит тебе то, чего ты хочешь?
— Как далеко зашли эти переговоры? — спросила Фидельма с помощью Эадульфа.
— Недалеко, — ответил Сиксвульф доверительно. — Мы достигли кое-каких договоренностей по тонзуре. Как тебе известно, Рим рассматривает тонзуру твоей церкви Колумбы как варварскую. Мы приверженцы тонзуры святого Петра, которую он выстриг в память о терновом венце Христа. Настоятельница Этайн подумывала о том, что церковь Колумба могла бы согласиться с этим.
Фидельма через силу сглотнула.
— Но это невозможно, — прошептала она.
Сиксвульф улыбнулся с некоторым удовлетворением.
— О да. О да, настоятельница могла уступить в этом пункте в обмен на уступку в вопросе о крестном знамении, в соответствии с которым мы, римляне, складываем большой, указательный и средний палец, чтобы представить Троицу, в то время как вы, колумбианцы, большой, средний и безымянный. Вилфрид был готов согласиться, что и то и другое обоснованно.
Фидельма поджала губы, чтобы не выказать удивление.
— Когда же началась эта торговля?
— О, с того самого дня, как настоятельница Этайн прибыла сюда. Два или три дня назад. Я забыл, сколько в точности. — Молодой человек с отвращением устремил взгляд на свои пальцы, словно вдруг увидев, что его ногти недостаточно ухоженны.
Фидельма глянула на Эадульфа.
— Я думаю, что в этом деле появился новый мотив, — спокойно сказала она по-ирландски, зная, что Сиксвульф не поймет.
Лицо у Эадульфа вытянулось.
— Как это?
— Что подумало бы большинство братии, узнай они о переговорах, что ведутся у них за спиной без их ведома и одобрения? Об уступке в ответ на другую уступку? Не подлило бы это масла в огонь вражды между братьями? А если так, то не может ли кто-нибудь прийти в такую ярость, что решится остановить такие переговоры?
— Верно. Хотя то, что мы знаем об этом, нам не поможет.
— Почему же?
— Да потому, что это значит, что у нас по-прежнему остаются сотни подозреваемых и с той, и с этой стороны.
— Стало быть, нужно найти способ уменьшить их количество.
Эадульф кивнул и вновь обратился к белокурому монаху:
— Кто знал о ваших переговорах с настоятельницей?
Сиксвульф снова надул губы, точно маленький ребенок, сохраняющий тайну.
— Они были секретными.
— Значит, только ты и Вилфрид Рипонский знали о них?
— И настоятельница Этайн.
— А как же ее секретарь Гвид? — осведомилась Фидельма.
Сиксвульф фыркнул презрительно.
— Гвид? Настоятельница не считала ее своим доверенным лицом. Она даже велела мне не посвящать ее в это дело и уж конечно не упоминать о ее сношениях с Вилфридом Рипонским.
Фидельма виду не подала, что удивлена.
— Что заставляет тебя говорить, что Этайн не считала сестру Гвид своим доверенным лицом?
— Если бы она так считала, Гвид была бы участником переговоров. Единственный раз, когда я видел ее с Гвид, — это когда они кричали друг на друга. Но я ничего не понял, потому что они говорили на этом вашем ирландском языке.
— Вот как? — промолвил Эадульф. — Стало быть, больше никто не знал о переговорах?
Сиксвульф скривился, как бы в затруднении.
— Я так не думаю. К примеру, настоятельница Аббе столкнулась со мной, когда я выходил из кельи настоятельницы Этайн. Их кельи расположены рядом. Она с подозрением уставилась на меня. Я не сказал ничего и пошел своей дорогой. Но я видел, что она вошла в келью настоятельницы Этайн. И я слышал, как они громко спорили. Я не могу знать, заподозрила ли Аббе что-нибудь или не заподозрила. Но, думаю, она поняла, что Этайн и Вилфрид договариваются.
Фидельма решила не оставлять эту тему.
— Ты говоришь, что Аббе спорила с Этайн, когда ты уходил?
— Так я понял. Я слышал, как они возвысили голоса, вот и все.
— И больше ты не видел настоятельницу Этайн?
Сиксвульф покачал головой.
— Я отправился доложить Вилфриду о согласии настоятельницы уступить авторитету апостола Петра в деле с тонзурой. Потом всех призвали собраться в храме, и я пошел туда с Вилфридом. Вскоре после этого мы услышали, что настоятельница убита.