Страница 17 из 50
Он внезапно почувствовал, что должен защитить саксонскую систему рабства, хотя и был с ней не согласен, просто потому, что он — сакс. Ему не нравилось, что какая-то иноземка может отзываться о его народе так свысока и неодобрительно.
Фидельма вспыхнула.
— Ты учился в Ирландии, брат Эадульф. Ты знаешь нашу систему. У нас нет рабов. Те, кто нарушает наши законы, могут утратить свои права на разный срок, но они не исключаются из нашего общества. Их заставляют вносить свой вклад в богатство народа в течение того времени, которое определяется их преступлением. Иные из несвободных людей могут обрабатывать свою землю и платить подати. Заложники и военные пленники остаются в нашем обществе именно залогом, пока дань или выкуп не будут выплачены. Но, как тебе хорошо известно, Эадульф, даже с самыми низкими из наших несвободных людей обращаются как с разумными существами, как с людьми, имеющими права, а не просто как с движимым имуществом, — так, как вы, саксы, обращаетесь со своими рабами.
Брат Эадульф открыл было рот, чтобы возразить, защитить саксонские порядки, от возмущения забыв, что сам же только что проклинал их.
Однако назревающая ссора была прервана.
— Брат Эадульф! Сестра Фидельма!
Они обернулись. Сестра Фидельма тут же устыдилась, увидев, как пожилая сестра Ательсвит бежит, чтобы нагнать их.
— Мне кажется, или вы вправду сказали, что будете у северных ворот? — посетовала она, задыхаясь.
— Прошу простить нас, — покаянно склонила голову сестра Фидельма. — Нас соблазнили пестрота и шум рынка.
Сестра Ательсвит скривилась с отвращением.
— Лучше избегать сих гнездилищ развращенности, сестра. Однако ты — иноземка, и рынки Нортумбрии могут быть для тебя любопытны.
Она вывела их из монастырских угодий, отданных под ярмарку, под рыночные лотки и палатки, и направилась к востоку вдоль темных утесов, смотрящих на гавань Витби. Солнце уже склонилось к закату, и собственные тени далеко обгоняли их на пути.
— Итак, сестра Ательсвит… — начала Фидельма.
Но dominaпрервала ее, тяжело дыша:
— Я видела брата Эдгара, нашего врача. Он освидетельствует тело в течение часа.
— Хорошо, — с одобрением откликнулся брат Эадульф. — Вряд ли он добавит что-нибудь новое к тому, что мы знаем, но все-таки лучше, если тело будет обследовано.
— Ты ведь смотрительница странноприимного дома, — продолжала Фидельма, — как ты распределяешь кельи между гостями?
— Многие гости поставили свои шатры вокруг монастыря. Но на диспут прибыло столь много людей, что и общие спальни заполнены до предела. Отдельные же кельи предназначены для особых гостей.
— Комнату настоятельнице Этайн отвела ты?
— Конечно.
— На каком основании?
Сестра Ательсвит нахмурилась.
— Я не понимаю.
— Была ли какая-либо особая причина, чтобы Этайн из Кильдара отвели именно эту келью?
— Нет. Гостевые кельи отводятся по чину. Епископ Колман, например, потребовал, чтобы тебе отвели отдельную келью в соответствии с чином.
— Понятно. Так кто же живет по обеим сторонам от кельи настоятельницы Кильдара?
Сестра Ательсвит без труда ответила:
— Ну, с одной стороны настоятельница Аббе из Колдингема, а с другой — епископ Агильберт, франк.
— Одна — твердый приверженец церкви Колумбы, — вставил брат Эадульф, — другой — не менее твердый сторонник Рима.
Фидельма подняла бровь и посмотрела на него вопросительно. Эадульф равнодушно пожал плечами.
— Я отметил это, сестра Фидельма, на случай, если ты ищешь виновников в этом деле среди сторонников Рима.
Фидельма раздраженно прикусила губу.
— Я ищу только истины, брат. — И, повернувшись к смущенной сестре Ательсвит, продолжала: — Проверяется ли, кто посещает кельи ваших гостей? Или всякий волен войти и выйти из гостиницы?
Сестра Ательсвит выразительно пожала плечами.
— Зачем было бы проверять это, сестра? В доме Господа нашего люди могут входить и выходить, как им угодно.
— Мужчины и женщины?
— В Стренескальке община смешанная. Мужчины и женщины вольны посещать кельи друг друга, когда им захочется.
— Так что ты никак не можешь знать, кто посещал настоятельницу Этайн?
— Я знаю только о семи посетителях, если говорить о нынешнем дне, — услужливо ответила старая монахиня.
Сестра Фидельма постаралась не выказать нетерпение.
— И кто они? — поторопила она.
— Брат Торон, пикт, и сестра Гвид, которая является секретарем настоятельницы, были поутру. Потом сама настоятельница Хильда и епископ Колман пришли вместе, это ближе к полудню. Приходил нищий, один из твоих соотечественников, сестра, который требовал встречи с ней. Он наделал столько шума, что его пришлось вывести. Пожалуй, это тот самый нищий, который был выпорот вчера утром по приказу настоятельницы Хильды за нарушение покоя в нашем доме.
Она замолчала.
— Ты говорила о семерых, — осторожно поторопила ее сестра Фидельма.
— Братья Сиксвульф и Агато. Сиксвульф — секретарь Вилфрида Рипонского.
— А кто этот Агато?
Ответил ей Эадульф:
— Агато — священник, состоящий на службе у настоятеля Иканхо. Нынче утром мне сказали, что он человек со странностями.
— Значит, один из сторонников Рима? — спросила Фидельма.
Эадульф коротко кивнул.
— Ну, так что? Можешь ли ты указать время, когда эти посетители виделись с настоятельницей? Например, кто видел ее последним?
Сестра Ательсвит потерла нос, вспоминая.
— Сестра Гвид побывала ранним утром. Я это хорошо запомнила, потому что они стояли в дверях кельи и о чем-то крепко спорили. Потом сестра Гвид расплакалась и пробежала мимо меня по коридору в сторону своей спальни. Чрезмерно пылкая молодая женщина. Полагаю, у настоятельницы были основания упрекнуть ее. Потом к ней пришел брат Торон. А настоятельница Хильда и епископ Колман, как я уже сказала, пришли вместе, а потом, когда колокол прозвонил к prandium, [9]они все вместе направились в трапезную. Нищий появился после завтрака. Брат Сиксвульф побывал, вот только запамятовала, то ли после обеда, то ли до. Последний посетитель, как помню, был священник Агато, он пришел вскоре после полудня.
Фидельма следила за изложением Ательсвит с некоторым изумлением. Оказывается, эта старая женщина следит за каждым посетителем своего странноприимного дома, равно как и за их делами.
— Итак? Этот Агато, насколько тебе известно, был последним, кто видел настоятельницу Этайн живой?
— Если он действительно был ее последним посетителем за день, — поспешно вставил Эадульф.
Сестра Фидельма мягко улыбнулась.
— Вот именно.
Сестра Ательсвит жалобно переводила взгляд с одной на другого.
— Я не видела больше никаких посетителей после брата Агато, — твердо ответила она.
— А ты находишься в таком месте, что можешь видеть всех посетителей? — осведомился Эадульф.
— Только когда я сижу в своем закуте, — объяснила она, слегка покраснев. — Но у меня много дел. Быть хозяйкой странноприимного дома — большая ответственность. В обычное время мы принимаем четыре десятка паломников за раз. В помощниках у меня всего-то один брат и три сестры. А нужно убираться в спальнях и кельях, приготовить постели и смотреть, чтобы высокие гости ни в чем не нуждались. Так что я часто ухожу в гостевые покои, чтобы проверить, все ли сделано. Но если сижу у себя, то могу видеть, кто входит и выходит из гостевых келий.
Фидельма улыбнулась.
— И нам повезло, что ты занимаешься этим.
— А могла бы ты дать клятву, сестра, — напирал Эадульф, — что никто больше не посещал настоятельницу Этайн до того, как ее тело было обнаружено?
Сестра Ательсвит упрямо вздернула подбородок.
— Разумеется, нет. Как я уже сказала вначале, мы вольны входить и выходить, когда нам угодно. Я уверена только, что люди, которых я назвала, побывали в келье настоятельницы из Кильдара.
— А кто и когда обнаружил тело?
9
Завтрак, утренняя трапеза (ит.).