Обитель теней

— Я предпочел бы направиться прямо к Уильяму.

Голос Болдуина оставался спокойным, хотя просьба епископа рассердила его. Откровенно политический жест — из желания убедить Диспенсеров, что Стэплдон сделал все возможное, чтобы помочь им. Правосудие требует от Болдуина заняться преступником, а не разыгрывать гонца к политическим союзникам.

— Уильям живет на том берегу реки, а до сэра Генри идти совсем недалеко. Разве это так трудно? Простая любезность, не более.

Болдуин взглянул на Саймона, и тот, пожав плечами, кивнул.

Нет, просьба, с точки зрения Болдуина, не противоречила закону, но уведомлять семью жертвы до ареста обвиняемого означало ставить телегу впереди лошади. Однако епископ настаивал, и Болдуин не нашел в себе силы отказать.

— Хорошо, милорд. Подготовь, пожалуйста, отряд, а я постараюсь поскорее вернуться.

В зале было тихо, и Болдуину пришло на ум затишье перед бурей. За стеной слышались шаги прислуги, но и те, как видно, ходили на цыпочках. Болдуин впервые столкнулся с такой тишиной в английском доме, и одно то, что шумная грубая толпа слуг так уважительно относилась к горю хозяина, много говорила о любви домочадцев к его дочери — или, может быть, о страхе, который внушал им хозяин.

— Вы имеете мне что-то сказать?

Генри появился в дверях и уже шагал к посетителям. Болдуин, покосившись на Саймона, заговорил:

— Сэр Генри, мы добились некоторых успехов. Как я уже говорил вчера, нам стало известно, что дочь твоя была замужем за Пилигримом. Их брак был законным и прочным. Однако о нем не знал не только ты. Мне представляется вероятным, что и отец Пилигрима оставался в неизвестности.

— Это к тому, что не я один одурачен? По-твоему, я должен радоваться, что его сын был так же непочтителен к отцу, как моя дочь — ко мне?

— Тут мне трудно судить, сэр Генри. Я ведь не знал твоей дочери. Все же я убежден, что она не желала оскорбить тебя и твоих близких. Однако молодой женщине слишком легко влюбиться в человека… вполне достойного?

— Так о чем же ты хотел мне сказать?

В зал вошла служанка с подносом, на котором стоял один кувшин и один кубок. Поставив поднос на шкаф, она щедро наполнила кубок и подала своему господину. Болдуин продолжал говорить, и Саймон заметил, что девушка осталась в дверях — из-за занавески виднелось ее бледное лицо.

— Мы полагаем, что отец Пилигрима узнал о предстоящем ему свидании с твоей дочерью. Вот как я истолковываю факты: он осыпал сына упреками. В ответ тот мог с насмешкой сообщить ему о своей женитьбе. Это известие вызвало гнев Уильяма, и он убил своего сына, а потом, увидев твою дочь, убил и ее тоже. Возможно, его свела с ума мысль о сыновнем непослушании…

Саймон с одобрением слушал сдержанный рассказ Болдуина. Ни к чему увеличивать груз несчастий, и без того обрушившихся на беднягу. Он уже потерял дочь: лучше ему не знать, что произошло это оттого, что его злейший враг имел на нее виды.

— Значит… он убил ее, Господи Иисусе!

Саймон кивнул — и тут в нем шевельнулось сомнение.

Ведь если Уильям в припадке страсти убил дочь своей первой возлюбленной, он должен был позаботиться об убитой так же, как позаботился о своем сыне? Или он должен был оставить обоих валяться неприбранными, или заботливо и любовно уложить оба тела. Оба заслужили его ревнивый гнев, оба заслуживали одинакового обхождения. К тому же человек, глубоко любивший обоих, должен был после покончить с собой от стыда и отчаяния. Однако на дознании Уильям вполне владел собой.

Болдуин продолжал:

— Он поплатится за свое преступление. Мы намерены немедленно арестовать его, и я позабочусь, чтобы он вскоре предстал перед судом.

Сэр Генри осушил кубок и подставил его подбежавшей служанке, которая вновь наполнила его из кувшина. Саймон обиженно заметил, что этот невежа пьет один, не предложив угощения им с Болдуином.

Болдуин кивнул и откланялся. Они направились к выходу из дома, и тут услышали за собой топот бегущих ног. Саймон резко обернулся (он был непривычен к такому многолюдству и постоянно держал в памяти жестокие нравы большого города) и едва не выхватил меч, но увидел всего лишь молоденькую служанку, прислуживавшую в зале.

— Господа, я не могу… то, что вы рассказали моему хозяину… все не так!

Болдуин заглянул ей в лицо:

— Отчего же? У нас немало доказательств.

— Но эта женитьба! На моей хозяйке не Пилигрим женился! Это был его отец!

Ее рассказ не занял много времени. Она вместе с Джоном и Лоуренсом была свидетельницей брачных обетов, данных Уильямом и Джульеттой в укромном местечке недалеко от монастырских стен. Они встречались уже несколько месяцев, и Джульетта согласилась осчастливить его новым браком. Но девушка настояла, что, хотя она будет принадлежать Уильяму, никто не должен знать, что дочь решилась на брак без благословения отца.

— Она надеялась, что со временем отец сможет ее понять, господа. Надеялась, что он простит ее. Только он бы не простил. Он человек твердый и решительный и не отступается от раз принятого решения.

— Но твои слова еще ничего не меняют, — сказал ей Саймон. — Если Уильям застал жену со своим сыном — его опять же мог ослепить гнев и в припадке ярости он мог убить юношу.

— Ты думаешь, моя хозяйка была неверна мужу?

— А по-твоему, была верна?

— Да! Она была самой верной и любящей женой!

— Зачем же тогда она так часто встречалась с Пилигримом? Нам сказали, что их часто видели вместе на болотах.

— Этого я не знаю, — сказала она, оглядываясь на дверь.

— А не слыхала ли ты о призраке на берегу? Кто-то нам говорил, будто тот, кто его увидит, вскоре узнает о смерти кого-то из знакомых.

Служанка побелела.

— Я его видела. Но никто не умер!

— Когда?

— В прошлое году когда моя хозяйка впервые встретилась с мужем. Мы с ней гуляли там под вечер и вдруг увидели огромную фигуру. Он был такой высокий и весь в сером, в плаще с капюшоном.

— А с чего ты взяла, что это призрак? — удивился Болдуин.

— Из-за роста и походки. Он шел так…

Вместо объяснения девушка широко расставила руки и зашагала на прямых ногах, уронив голову на грудь. Болдуин едва удержался от улыбки. Так ходит рыцарь, слишком много времени проведший в седле. Однако… у него мелькнула новая мысль.

— И никто из твоих друзей не умер? — спросил Саймон.

— Нет. Только на следующий день я услышала, что умер муж Элен. Наверно, оттого он и показался.

Болдуин хмурился, но по мере того как он говорил, лицо его светлело.

— Это ведь было в день поклонения веригам святого Петра, так? В ту ночь, когда бежал из Тауэра Мортимер?

— Да, мастер, — призналась она, и на лице ее мелькнула тревога.

Она с явным беспокойством оглядывалась на дверь из зала.

— Девушка, ты кому-нибудь об этом рассказывала?

— Нет.

— А твоя хозяйка видела призрака?

— Да, только она рассердилась, а не испугалась. Она мне говорила, что видела его у воды. Я потом слышала, как она говорила о нем с тем монахом, Лоуренсом.

Послышался звук открывающейся двери, и девушка, ничего больше не сказав, бросилась в дом, словно призрак с болот хватал ее за пятки.

— Тут что-то есть, а? — спросил Саймон.

— Думается, кто-то в ту ночь валял дурака, притворяясь призраком. В ту ночь бежал Мортимер, а чтобы избавиться от ненужных свидетелей, нет ничего лучше призрака, способного убить твоих любимых и близких. Муж Элен мог повстречаться с добрым сэром Роджером и поплатиться жизнью за эту случайность. Благодарение богу, мы не обязаны расследовать еще и то убийство.

— Ты думаешь, Уильям мог убить тех двоих? — вновь засомневался Саймон.

Болдуин задумчиво ответил:

— Я думаю, призрак был поддельный, и Джульетта каким-то образом его разоблачила. И рассказала о своих подозрениях. Ее могли убить за это — или она видела что-то еще. Ее убили, чтобы заставить молчать.