Проклятый меч

Все обитатели этого поместья, столпившиеся рано утром на пороге дома, видели меня над телом покойного Элиаса Хэскилла с мечом в руках. Они также видели отпечатки моих ног на свежем снегу, идущие от порога к телу мертвого старика. Поэтому и пришли к естественному и простому выводу, который только можно было сделать при данных обстоятельствах: именно я убил старика во дворе на рассвете, когда солнце только поднималось над горизонтом. Вывод был настолько убедительным, что я сам, вероятно, пришел бы к такому, окажись на их месте. Иначе говоря, они поймали меня на месте преступления, хотя и признавали, что истинные причины убийства известны только мне.

Едва я выпустил меч из рук, как эта толпа стала робко надвигаться на меня со всех сторон, словно приближалась к опасному бешеному псу. При этом наибольший гнев демонстрировала домоправительница Абигейл, за ней ковылял старик Валентайн, потом — потрясенная Марта, а дальше все остальные: торговец Роуланд, адвокат Катберт и надменная мадам Элизабет. А с другой стороны на меня наседали привратник и этот крепкий парень с соломенными волосами, вышедший из конюшни.

Конечно, я мог бы убежать от этой толпы, но какая-то сила сковала мои ноги. Что это было? Страх? Ярость? Или я просто не мог поверить в случившееся? Скорее всего и то, и другое, и третье, но в моей голове в этот момент крутилась только одна странная мысль — это абсурд! Я ничего не сделал. И в доме этом оказался совершенно случайно. Произошла чудовищная ошибка. Достаточно пары минут, чтобы все окончательно выяснить. Кроме того, мой побег стал бы в глазах этих людей еще одним доказательством моей вины. Когда меня повели в дом, я отчаянно протестовал, доказывал, что ни в чем не виноват, но меня уже никто не слушал. Какое-то время мы стояли посреди гостиной, пока остальные по нескольку раз подходили к телу Элиаса, словно не веря своим глазам. И только Марта Хэскилл вернулась в дом с окаменевшим лицом, а Катберт и мадам Элизабет тут же изобразили на своих вытянутых лицах фальшивую скорбь. Не пожелав больше смотреть на тело покойника, я все это время оставался у камина, где меня держали подальше от входной двери. Потом в гостиную вошли слуги — домоправительница Абигейл, кухарка со своей сестрой и конюх. Иногда до меня доносились обрывки их разговора о проклятии «летающего» меча, они бросали в мою сторону косые взгляды, и я чувствовал, что их подозрения быстро обретают силу непреложного факта.

Осмотрев тело покойника, кузены завели тихий разговор, пытаясь выяснить, кто из них видел Элиаса последним. Они пошли к нему пожелать спокойной ночи уже после того, как я отправился в свою комнату на втором этаже. При этом они старательно заверяли друг друга и самих себя, что в то время Элиас был жив. Конечно, он выглядел усталым, сонливым, но был жив и дышал. Насколько я понял, они входили к нему в следующем порядке: первой была Элизабет Хэскилл, которую позвал сам хозяин дома, еще не видевший ее с момента приезда к нему в гости. За ней последовал старик Валентайн, потом Катберт, а последним к Элиасу вошел Роуланд. Послушать со стороны, так между любящими кузенами царили прекрасные отношения, не омраченные никакими подозрениями. Правда, поначалу легкие сомнения возникли в отношении Роуланда — ведь он последним входил к Элиасу, но тут вмешалась Абигейл и заявила, что вслед за ним заходила к старику, чтобы проверить, выпил ли он свою порцию снотворного. Она божилась, что в то время он был жив и здоров.

Все эти разговоры так или иначе наводили на мысль, что единственным виновником смерти старика был я. У меня даже возникло ощущение, будто все жители этого дома и родственники покойного, вне зависимости от существовавших между ними противоречий, интуитивно объединились против чужака. Я понуро повесил голову под их пристальными взглядами и посмотрел на кончики сапог. Я уже сказал, что все это время стоял у камина, в котором оставались головешки от вчерашнего огня. Казалось, от них еще исходит тепло. Из-за вчерашней суматохи никто не потрудился почистить камин и принести свежих дров, поэтому небольшое пространство перед топкой, выложенное толстыми дубовыми досками, покрывал тонкий слой сероватой золы и пепла. И вдруг мое внимание привлекли оставшиеся на нем странные отпечатки, заметно отличавшиеся от всех других. Я наклонился и внимательно рассмотрел следы чьих-то маленьких ног, похожих на детские, но по форме довольно странных. Это были отпечатки ступней с широко расставленными пальцами! Но в доме не было таких маленьких детей. Стало быть, их могла оставить только обезьяна Элиаса по кличке Грант. Выходит, глубокой ночью кто-то выпустил обезьяну из клетки. Этим ранним утром в гостиной стоял холод, но это было ничто по сравнению с леденящим душу страхом, поселившимся в моей душе.

Вскоре меня препроводили в спальню Элиаса и оставили там под присмотром конюха Эндрю. Некоторое время спустя привратник, его лопоухий сын, а также Катберт и Роуланд принесли сюда окоченевшее тело старика и поместили на широкую кровать. Естественное место для хозяина дома, однако они, по всей видимости, сделали это еще и для того, чтобы я призадумался над тем, что, по их мнению, натворил. При этом все бросали на меня враждебные взгляды, за исключением мальчика Дэйви, глазевшего с откровенным любопытством. По всей вероятности, он впервые в жизни видел перед собой предполагаемого убийцу.

Когда они ушли, я наконец получил возможность более внимательно осмотреть тело покойника, однако ничего интересного не обнаружил. У него на лбу зияла огромная рана, от которой он, видимо, и умер. От такой глубокой раны должно быть обильное кровотечение, но на снегу я обнаружил лишь несколько пятен.

Разумеется, Эндрю, Элиас и я были не единственными обитателями затхлой комнаты. Я не забыл о существовании Гранта, хотя самец тихо сидел в своей клетке в дальнем углу, и только запах напоминал о его существовании. Едва тело хозяина положили на кровать, Грант вышел из клетки, подошел к покойнику и схватил его за руку. Правда, на этом все и закончилось. Животное не кричало, не скулило и даже не пыталось взобраться на кровать. Я понимал, что все побаивались этого странного существа и были рады, когда Грант вернулся в свою клетку. И только меня радовало его присутствие. Напряженное молчание Гранта казалось мне более приличествующим смерти Элиаса, чем лицемерная болтовня кузенов Хэскилл.

Конечно, я не являлся заключенным в буквальном смысле этого слова, но и гостем отныне тоже не считался. Вскоре в комнату вошла Марта в сопровождении вездесущей домоправительницы Абигейл. Они принесли мне немного еды и эля, а Марта тихо сообщила, что, как только дорога в Кембридж станет проходимой, они вызовут в Иклтон коронера или полицейского судью, которые и займутся этим делом. Она все время плакала, изредка поглядывая на тело мертвого дядюшки, а Абигейл с равным неудовольствием смотрела то на меня, то на покойника. По случаю траура она облачилась в длинное черное платье. Я пытался найти в глазах Марты подтверждение своей невиновности в этой трагической смерти, но ничего утешительного не обнаружил. Она избегала моего взгляда, что крайне огорчало меня, поскольку до прибытия судьи или коронера могут пройти еще целые сутки, и все это время мне придется общаться с этими людьми. Конечно, я знал, что ни в чем не виноват, но у остальных обитателей дома, не исключая Марту, имелись на этот счет весьма серьезные сомнения. Более того, я прекрасно понимал, что даже невиновного человека могут обвинить во всех смертных грехах, осудить и…

Да, мне с самого начала требовалось помнить, что иногда осуждают совершенно невинных, и быть осторожным в своих поступках. Более того, меня уже заперли в этой комнате на основании ложных обвинений, и, зная, какие трагедии происходят в этом мире, я не мог избавиться от ощущения, что для меня все может закончиться весьма печально. Если коронер или судья отнесутся ко мне враждебно или проявят нередкую для людей их круга некомпетентность, то меня ничего хорошего не ожидает. Тем более в этом странном доме ко мне с самого начала относились с нескрываемым подозрением, за исключением, может быть, Марты и самого Элиаса Хэскилла. И вот теперь один мертв, а другая считает, что именно я приложил руку к смерти ее любимого дяди. Что же до остальных, то они либо местные жители, либо родственники покойного и не считают нужным прислушиваться к мнению какого-то заезжего актера. Естественно, они отнесутся ко мне с подозрением даже в том случае, если обстоятельства будут на моей стороне.